Брачный контракт, часть вторая, глава 3

Сказки Про Жизнь
Глава 3.

***
Неизвестность – это самое страшное, что может приключиться, когда ты находишься в плену. Снова предоставленный самому себе, Верин не находил себе места, воображение рысенка рисовало картины его возможного будущего – одну ужаснее другой, он вздрагивал и обмирал на каждый шорох или стук, постоянно ожидая, что к нему снова придут его новые «хозяева» и тогда… «Что они сделают со мной?! Что? Продадут как диковинную зверушку? Или… оставят себе, как зверушку для удовольствий?» Верин обхватывал голову руками и с тихим стоном зарывался лицом в подушку. От одной только мысли, что его будут касаться чужие руки, рысенка начинало тошнить. Но в тоже время он понимал, что сопротивлением только сделает себе хуже.
 
Два дня после тех унизительных «анализов» Верином больше никто не интересовался. Молчаливые слуги, с которыми он пытался заговорить, только кланялись еще ниже и старались поскорее ретироваться из темницы, вновь оставляя юношу наедине со своими страхами. Рысенка так измучила неизвестность, что он испытал почти радость, когда на третий день перед ужином ему принесли более плотную одежду и жестами велели следовать куда-то в сопровождении двух огромных существ, больше напоминающих демонов. От волнения у Верина подгибались ноги. Неужели вот сейчас ему объявят о его дальнейшей судьбе? Или, может быть, что-то изменилось в планах похитителей? «А если Маршан…» – от одной только мысли о любимом старшем муже в сердце Верина отдалось болью. Нет, лучше не надеяться на это.
К удивлению рысенка идти им пришлось недолго. Спустившись по широкой винтовой лестнице на три пролета, идущий впереди демон вдруг толкнул какую-то дверцу, и вся процессия оказалась в небольшом прекрасном саду. Здесь были цветы и фруктовые деревца, какие-то диковинные кустарники и лужайки с мягкой травой, повсюду стояли удобные деревянные диванчики с пухлыми подушками, а в центре сада на каменном возвышении находился достаточно просторный бассейн, наполненный прозрачной голубой водой. Верин застыл в глубочайшем изумлении: как же так?! Но ведь он точно знал, видел из окна, что его комнатушка находится под самыми облаками – в очень высокой башне! Неужели здесь кроется какое-то колдовство?

– Господин должен снять с себя одежду, – прошелестел странный свистящий голос за спиной у юноши.

Рысенок не сразу понял, что к нему обращается один из слуг, которых он уже начал считать немыми. Когда до него дошел смысл сказанных слов, щеки Верина залила краска.

– Господин должен искупаться здесь, – пояснил слуга, по-прежнему глядя в пол, согнувшись в подобострастном поклоне.

«Ну, если только для купания…» – смирился Верин. Его совсем сбило с толку обращение «Господин», это при том, что он – пленник, и сейчас за ним следят два демона и двое странных слуг?! Непослушными пальцами юноша принялся распутывать завязки на тунике.

– Может… вы отвернетесь? – без особой надежды спросил Верин у своих сторожей. Демоны не удостоили его даже словом, только бросили уничижительный взгляд и остались стоять с безразличными лицами, слуги потупили взгляды, но не сделали ни одного движения. «Вот тебе и господин», – уныло подумал рысенок. Стараясь не обращать внимания на то, что кто-то видит его наготу, Верин быстро избавился от одежды и бегом бросился в бассейн, желая поскорее спрятаться в воде. Увы, четверо его надзирателей, как по команде, сдвинулись с места и подошли почти к самой кромке каменной чаши с явным намерением не выпускать пленника из виду. Верину ничего не оставалось делать, кроме как постараться не обращать на них внимания. Вода в бассейне была теплая и ароматная. Она обняла тело рысенка ласковыми волнами и подарила расслабление измученной душе и телу. Верин с удовольствием плавал на поверхности, подставляя кожу прохладному ветерку и теплому солнышку, на какое-то время ему удалось забыть обо всех свалившихся на него бедах, и на губах юноши появилась мягкая улыбка.

– Ах, какой прелестный котенок! – раздался совсем близко знакомый улыбающийся голос.
Милорд Талас стоял на самом краю бассейна и рассматривал Верина, не скрывая своего восхищения. Рысенок заметался, ища, где спрятаться, но его одежда осталась довольно далеко, а прозрачная вода, увы, совсем не служила каким-либо укрытием. Отчаявшись, юноша забился в дальний край бассейна, прикрыв руками пах и держа на поверхности воды только голову. Хозяин искренне рассмеялся, глядя на жалкие попытки Верина спрятаться от его взгляда. Не прекращая посмеиваться, он сделал рукой какой-то жест, и тот час двое слуг принялись избавлять его от одежды. «Нет! Нет, пожалуйста, не надо!» – взмолился рысенок мысленно, уже понимая, что у него нет никакого шанса избежать того, что взбредет на ум милорду.

Талас неторопливо разделся, ничуть не стесняясь своего немолодого, но вполне подтянутого тела, скользнул в воду и сразу же поплыл по направлению к дрожащему от страха юноше. Верин не успел сделать больше ни одного движения, как оказался в сильных объятьях своего хозяина. Милорд с удовольствием гладил рысенка по плечам, спине и бедрам, прижимая его к себе, легко преодолевая отчаянное сопротивление.

– Ну-ну, не нужно быть таким недотрогой. Я не сделаю тебе плохо, обещаю, я умею быть очень-очень нежным с теми, кто мне нравится. А ты такой милый… и сладенький… – Талас лизнул Верина в шею и тихо засмеялся.

Он попробовал поймать губы упрямого маленького пленника, но тот извивался и брыкался, словно его жгли раскаленным железом. Милорд нахмурился и сжал рысенка сильнее, вызвав у него тихий стон боли.

– Ну что ты трепыхаешься, как девственник?! Думаешь, я поверю, что за год супружества твои мужья и пальцем к тебе не притронулись? Ну же, маленький, давай все решим полюбовно. Сколько уже тебя не ласкал сильный опытный мужчина? Представь только, как много наслаждения я могу тебе доставить, если ты разрешишь приласкать тебя здесь… и здесь…

– Талас! – резкий злой окрик заставил их обоих вздрогнуть.

Милорд наконец разжал руки, и Верин, всхлипывая, быстро поплыл к противоположному краю бассейну, намереваясь одеться и спрятаться где-нибудь в кустах. Второй хозяин, которого прежде юноша боялся гораздо больше, вызвал у него сейчас почти что благодарность. Не глядя на голого дрожащего пленника, Вадар принялся распекать своего брата на незнакомом рысенку языке. Когда Верин полностью оделся и отступил к двери из райского сада, надеясь, что ему позволят вернуться в свою комнату, хозяин повернулся к нему и посмотрел испытывающим взглядом.

– Мой брат не будет докучать тебе. Во всяком случае, пока ты нужен нам для другого. Мы довольны результатами исследований, Верин, теперь все зависит от тебя. Если ты будешь послушным и смирным, поможешь осуществить наши планы, тебе будет позволено каждый день гулять в этом и других прекрасных садах, читать книги, жить в более просторной и уютной комнате. Если же ты станешь упрямиться и препятствовать нам… В лучшем случае Талас возьмет тебя своей постельной игрушкой… пока ты ему не надоешь… Так что хорошенько подумай о том, как себя вести.

Верин снова чувствовал себя невероятно несчастным. Лучше бы его никогда не приводили в этот сад! Но вряд ли это что-то бы изменило. Он опустил голову, стараясь скрыть слезы, и спросил как можно более покорным голосом.

– Что от меня требуется, господин? Что я должен делать?

– Ты узнаешь это уже совсем скоро, – ответил милорд Вадар, его голос не потеплел даже на самую малость. – Надеюсь, ты будешь таким же послушным. Отправляйся в свою комнату, тебя ждет ужин… и сюрприз.

«ЕЩЕ сюрприз?!» – в отчаянии подумал Верин, он уже не ждал ничего хорошего от своих новых хозяев, и даже обещанные книги и прогулки казались ему всего лишь новыми изощренными ловушками. В сопровождении тех же демонов и слуг рысенок вернулся в свою комнату и замер на пороге, открыв рот. Пока он плескался в бассейне и отбивался от назойливого Таласа, его темницу преобразили почти до неузнаваемости: теперь пол был устлан мягким ковром, повсюду лежали большие подушки, у стен стояли длинные корзины с бледно-фиолетовыми и ярко-розовыми цветами, а скромное ложе заменили на просторную низкую кровать с вышитыми подушечками и покрывалом. Верин был так поражен новой обстановкой, что стоял столбом, не решаясь пройти внутрь, но внезапно вздрогнул, заметив в глубине комнаты какое-то движение.

– Кто здесь? – спросил он громко, не сумев сдержать дрожи в голосе.
Инстинктивно отступив на шаг, юноша понял, что дверь за ним уже снова заперта, и желает он этого или нет – его оставили наедине с… кем? Неужели ему снова нужно опасаться за свою честь?!

Сердце Верина колотилось как сумасшедшее, но долго ждать ему не пришлось: полог у кровати слабо колыхнулся, и из-за него вышла совсем юная девушка с белоснежными волосами до плеч. Она была тоненькая и хрупкая, и, несмотря на довольно соблазнительные округлости, едва прикрытые полупрозрачной расшитой тканью, было видно, что она еще почти ребенок. Верин с минуту стоял, не в силах вымолвить хоть слово от изумления, и просто таращился на странную гостью, пытаясь понять, откуда она взялась, и зачем она здесь. Когда девушка, явно нервничая, обняла себя за плечи, стараясь прикрыть почти обнаженную грудь, рысенок вспыхнул от смущения и мысленно обозвал себя болваном.

– Кто ты? – спросил Верин.

Он сделал несколько шагов по направлению к нежданной гостье, но остановился, заметив, как она побледнела и вздрогнула. У нее была очень светлая кожа, волосы цвета свежевыпавшего снега, небольшие острые ушки… как у самого Верина…

– Я Джазиен… – ответила девушка приятным мелодичным голоском, прозвучавшим совсем по-детски; она быстро взглянула на рысенка, почему-то вспыхнула и снова потупила глаза. – Я… мне сказали, что теперь я должна жить здесь… чтобы тебе не было одиноко.

«Вот так сюрприз…» – оторопел Верин. С одной стороны, он испытывал самую настоящую радость – он больше не будет здесь один, у него будет собеседник, и, возможно, друг! Но с другой стороны… он не был настолько наивен, чтобы не понимать, для чего именно ему привели девушку… «Это что – такой странный подарок от хозяев, чтобы я не противился их планам? Как же мне ей объяснить…что я…»

– Ты… Я не нравлюсь тебе? – спросила вдруг Джазиен, и рысенок отчетливо услышал в ее голосе неподдельное отчаяние и слезы. Ох, кажется, его жизнь только еще больше усложняется.

– Ты мне очень нравишься, правда! – искренне сказал юноша, постаравшись как можно приветливее улыбнуться; он даже сделал еще шаг к гостье, и на этот раз она не вздрогнула, а только подняла голову, вопросительно глядя на Верина. – Ты очень красивая… Я надеюсь, что мы подружимся и сможем… разговаривать обо всем. Я просто не ожидал увидеть тебя здесь. Ведь я только пленник… я не думал, что кто-то будет заботиться о том, чтобы мне не было одиноко.

– И я пленница, – подхватила Джазиен неожиданно ласковым и сочувствующим тоном, от которого в груди рысенка разлилось тепло благодарности. – Я здесь уже больше года… Но ты – особый пленник, и теперь… я принадлежу тебе…

Девушка закончила фразу почти шепотом и тут же опустилась перед Верином на колени, заставив его отпрыгнуть. Даа, с ней будет нелегко…

– Встань, пожалуйста! Что за глупости?! Как мы можем принадлежать кому-то еще, кроме наших хозяев? Мы оба пленники, и я надеюсь, что мы сможем стать хорошими друзьями. Это же здорово, что теперь нам будет с кем поговорить, кому пожаловаться на свою судьбу?
Верин несмело подошел к замершей девушке и, обняв за плечи, помог ей подняться. От его прикосновения Джазиен снова вздрогнула, но не отстранилась, а когда она снова подняла на него глаза, рысенок изумленно ахнул, увидев… такие же вертикальные зрачки, как и у него самого, только не янтарного, а небесно-голубого цвета.

– Ты… ты тоже… Ты – зооморф?! – заметив, как смутилась гостья, Верин отпустил ее плечи, продолжая испытывающе вглядываться в такие… родные глаза.
Уже больше года он не имел возможности смотреть в глаза себе подобных – с тех пор, как родители продали его в рабство…

– Да… я… из клана северных рысей, – девушка очень волновалась, она понизила голос до шепота, как будто боялась, что кто-то еще узнает ее секрет. – Но я – единственный альбинос, снежная рысь… Это очень редкий вид, рождающийся раз в триста лет, как и…

– …я. Золотая и снежная рысь… Многие считают нас легендой… – медленно проговорил Верин.
У него возникло странное ощущение, что он не может вспомнить или сообразить что-то очень важное, что позволит ему разгадать невероятную тайну…

Звук открывающейся двери заставил их обоих вздрогнуть. Верин увидел, как глаза Джазиен наполнились страхом, и инстинктивно встал перед ней, хотя понимал, что вряд ли сможет защитить. Но в комнату вошли не хозяева, а несколько слуг, они внесли низкий круглый стол и множество блюд с разнообразной едой. Не прошло и нескольких минут, как в преобразившейся темнице оказалось все готово к изысканному ужину. Кланяясь и пятясь, слуги выскользнули в коридор и снова заперли двери, оставив молодых людей вдвоем. Верин вздохнул про себя, пытаясь вспомнить хорошие манеры, которые когда-то ему вдалбливала мать, и повернулся к девушке.

– Джазиен, позволь пригласить тебя… к ужину? – несмело проговорил рысенок, отчаянно стараясь не краснеть, протягивая девушке руку.

Она очень мило улыбнулась, вложив свои миниатюрные пальчики в ладонь Верина, позволив ему проводить себя к столу. Сидеть на пушистом ковре, облокотившись на мягкие подушки, было очень удобно и приятно, не сравнить с жесткой голой скамьей, которая служила Верину и столом, и стулом, а подчас и ложем до сегодняшнего дня. Джазиен, на которой кроме открытого топика были надеты широкие шаровары, грациозно опустилась на колени совсем близко от юноши, и принялась накладывать в небольшую тарелку самые лакомые куски мяса, овощей и фруктов.

– Ты можешь называть меня Джази, – смущенно опустив глаза, проговорила гостья, поворачиваясь к Верину с тарелкой в руках. – Так называют меня мои друзья и…близкие. Вернее, называли, когда я была свободна… Разреши мне покормить тебя?

Рысенок, который только собирался сказать что-нибудь утешительное, открыл рот от удивления, услышав просьбу Джазиен. И тут же ловкие пальчики положили между его губ сочный кусок мяса, затем быстрым движением стерли с подбородка капельку сладкого соуса. Верин густо покраснел и решил, что пора брать инициативу в свои руки. Эта девушка одновременно притягивала его, вызывала жалость и дружеские чувства, напоминая одну из его родных сестер, но в то же время пугала, когда оказывалась слишком близко. Решительно, но мягко забрав тарелку из рук Джази, Верин улыбнулся и кивнул на стол, ломившийся от яств.

– Давай-ка тоже поешь. Спорю, что до сегодняшнего дня тебя не баловали такой едой. А я вполне справлюсь сам.

Ему показалось, или Джази расстроено вздохнула? Но все же она покорно взяла вторую тарелку и, наложив в нее в два раза меньше еды, принялась без особого интереса есть. Ощутив повисшую в комнате неловкость, Верин принялся расспрашивать девушку о том, как она оказалась здесь.

– Меня похитили… вернее, не только меня… На нашу деревню ночью налетели крылатые демоны – стариков убили, а всех, кто мог представлять ценность на невольничьих рынках, увели с собой. Наш клан совсем обеднел, милорды Талас и Вадар прознали об этом и решили, что нашему старейшине не на что будет взывать к справедливости королевы. Думаю, они оказались правы, раз я живу в рабстве уже больше года…

Верин приуныл. Больше года в рабстве – он даже представить не мог такого! Думать о подобной возможности было слишком больно, но все же рысенок не удержался и спросил:

– Неужели нет никакой надежды? И никто не захочет отомстить за смерть и пленение родных? И тебя совсем никто не может выкупить?!

– Меня – нет… – очень тихо ответила Джазиен, не глядя на Верина, и юноше почему-то расхотелось говорить на эту тему.

Чтобы как-то сгладить впечатление от неприятного разговора, рысенок принялся рассказывать про себя – про свое детство и жизнь в родном клане до продажи в рабство.

– Я так боялся, что попаду в руки к злым хозяевам, которые заставят меня работать от зари до зари и будут бить… Но судьба распорядилась иначе и подарила мне… любимых…

Рассказывать о Маршане и Грэле оказалось трудно лишь поначалу. Затем Верин и сам не заметил, как увлекся – он так соскучился по своим любимым мужьям, что был рад любой возможности поговорить о них. Только закончив свой рассказ, рысенок увидел, как побледнела Джази, сжав губы в тонкую полоску. Ее глаза были наполнены болью, но когда Верин замолчал, она вздохнула и вдруг притянула его голову к своей груди.

– Бедняжка… Как же тяжело тебе здесь… Потерять любимых, которых обрел так недавно, которые окружали тебя лаской и заботой! Я разделю с тобой твою тоску, постараюсь, как смогу, скрасить твое одиночество.

Поначалу опешив от столь неожиданных объятий, Верин благодарно прижался к девушке. Ему действительно стало легче от того, что он выговорился кому-то и нашел сочувствие. Они еще долго разговаривали, рассказывали друг другу о своей жизни, даже не заметив, как наступил поздний вечер, и слуги забрали стол с едой, оставив только разбавленное вино и фрукты. В комнате стемнело, Джази стала сонно жмуриться, Верин с трудом подавлял зевоту.
 
Задумавшись о сне, он вдруг сообразил, что в комнате по-прежнему только одна кровать – правда, довольно просторная, но одна.

– Джази… давай, ты ляжешь на кровати, а я рядом, на полу. Ковер такой мягкий, мне будет на нем очень удобно!

И снова рысенку показалось, что девушка расстроилась. Она погрустнела, опустила голову и покорно улеглась с самого края большой кровати, завернувшись в половину покрывала. Верин устроился неподалеку, прихватив пару подушек и свернувшись клубком на пушистом ковре. Сегодняшний день принес много событий и волнений, юноша думал, что провалится в сон, как только закроет глаза. Но не успел он толком расслабиться, как услышал тихие всхлипы. Сердце Верина забилось от волнения. Он не представлял, от чего именно плачет его новая подруга, но разве он мог оставить ее безутешной?

Осторожно присев на край кровати, Верин тронул девушку за плечо. В ответ, она обхватила его ладонь дрожащими пальцами и прижала к своей мокрой щеке.

– Прошу… ложись со мной рядом. Мне очень одиноко и страшно, – взмолилась Джазиен, давясь рыданиями.

Рысенок на мгновенье замер в нерешительности, но отказать бедняжке в ее просьбе было выше его сил. Он осторожно прилег рядом, погладил Джази по плечу, потом придвинулся ближе, невесомо поцеловал в серебристую макушку, как это делала его мать, когда он был совсем маленьким. Они заснули, обнявшись, а ночью Верину снились ласковые руки Грэля, они гладили юношу по плечам и спине, перебирали его волосы, дарили покой и тихое счастье…


***
Неизвестность сводила Грэля с ума. Каждый день приносил новые разочарования и неудачи, надежда становилась все призрачнее, а тоска по Верину все сильнее. Да, конечно, полуэльф помнил благоприятное пророчество Оракула и знал, что рысенок жив, даже видел его иногда своим новым внутренним зрением – но ожидание и бездействие приводили в отчаяние. Маршану было легче – он продолжал поиски, с мрачным упрямством облетая свои и соседние владения, организовывая поисковые отряды, выслушивая многочисленных посланцев. Нередко он ночевал в поместьях своих соседей, пытаясь выяснить, кто чем может помочь в поисках. Грэль ни в чем не обвинял своего супруга, он понимал, что не должен мотаться с ним по границам, что замок не может надолго оставаться без хозяев, что князю легче в одиночку переживать свои неудачи… Но оставшись почти не у дел, полуэльф чувствовал себя еще более несчастным.

Хорошо налаженное хозяйство не требовало слишком много внимания, гости в замке появлялись редко, книги и вышивка валились у Грэля из рук. В первые дни после возвращения от Оракула он прочитал все рукописи, касающихся королевства Личей, и даже просмотрел сведения о соседних государствах. Теперь у него было слишком много свободного времени, которое он занимал мыслями о Верине, пытаясь найти ответы на сотни тревожащих его вопросов.

«Кто украл мальчика? Кому и зачем он понадобился? Как он может выполнить свое предназначение, находясь у кого-то в плену? Как именно мы можем спасти его, если даже не знаем, где искать? Каково предназначение рысенка?»

Грэль попытался разгадать хотя бы последнее, но потерпел очередную неудачу: о зооморфах было известно удручающе мало. Все рукописи давали лишь приблизительное описание их особенностей, краткие сведения о жизненном укладе и очень скудные и противоречивые исторические данные. Народ зооморфов считался одной из низших рас, уступающих в развитии господствующим народам, у них не было развитой государственности, они жили небольшими кланами и вели кочевой образ жизни. За последние столетия зооморфы так часто служили добычей более сильным соседям, что стали редкостью, вымирающим видом, грозя вскоре превратиться в легенду. Грэль нашел пару красивых баллад, повествующих о прародителях рода зооморфов, но, как и всегда в песенном ремесле, понять где там правда, а где вымысел было крайне сложно. И ни слова ни о каких пророчествах, предназначениях, вообще о будущем этого загадочного народа… Полуэльф хотел было попросить мужа разослать гонцов в соседние королевства – к тамошним мудрецам, хранителям библиотек – но у Маршана каждый воин был на счету, все, кто только мог, занимались поисками Верина или хотя бы сведений о нем.
От постоянных размышлений об одном и том же у Грэля начинала болеть голова. Когда отчаяние подступало совсем уж близко, сжимая сердце ледяными когтями, полуэльф уединялся в их с князем спальне и использовал полученный от Оракула дар, чтобы увидеть Верина. Это приносило так мало облегчения! Видеть, как измучен дорогой сердцу мальчик, как его глаза наполняются слезами, как он сжимается в комок на сером каменном полу – и не иметь возможности прикоснуться, утешить… У Грэля разрывалось сердце, он шептал ласковые слова, стискивал пальцами голову, тратил все силы, чтобы передать рысенку хотя бы сотую часть своего тепла и участия… Иногда ему казалось, что Верин чувствует… или слышит. Или это воображение выдавало желаемое за действительное…

В одну из душных тревожных ночей, когда Грэль снова остался один в широкой княжеской постели и долго не мог уснуть, пытаясь дотянуться своим внутренним зрением до неизвестной темницы рысенка, его внутреннему взору предстала неожиданная картина. Верин безмятежно спал на дорогом, расшитом шелковыми нитками покрывале, прижимая к себе хрупкое создание – прелестную юную девочку с белыми как снег  волосами. В их позе не было ничего интимного, к тому же они оба были одеты, но сердце Грэля вдруг пронзила острая игла…

Полуэльф резко поднялся с постели и, подойдя к окну, распахнул обе створки. Голова кружилась, дышалось с трудом, а пальцы судорожно сжали тонкую ткань домашней рубахи.
Кто он такой, чтобы осуждать мальчика? И разве было лучше, когда Грэль видел, как тот страдает от одиночества? К тому же эти дети выглядели так невинно… Ведь он мог увидеть картину в сто раз страшнее – удивительно, что обладая такой привлекательной внешностью, рысенок до сих пор избежал насилия со стороны похитителей…

Грэль тихо застонал, не в силах справиться с разрывающими его противоречивыми эмоциями. «Все что угодно стерплю, лишь бы ему было не так одиноко и плохо в чужом краю. Все что угодно… даже то, что может забрать его у нас? Захочет ли он вернуться, если найдет себе там кого-то по сердцу?» Отчаяние нахлынуло на полуэльфа с новой силой. Он бросился обратно на кровать, зарываясь лицом в подушку, до слез желая никогда не обладать проклятым магическим даром. Знать, что Верин не просто далеко, но возможно смирился со своим похищением и готов начать новую жизнь, в которой не будет места двум стареющим супругам?

«Все, что увидят твои глаза, не забывай проверять сердцем. Иначе много бед принесет такое умение…» Грэль замер и повернул голову, словно хотел увидеть того, кто «произнес» эти слова в его голове. Так сказал Оракул, наделив его магическим даром. Тогда полуэльф не придал значения этой загадочной фразе, но сейчас она настойчиво всплыла в памяти, неожиданно успокаивая, вселяя в душу уверенность. Снова подойдя к окну и всматриваясь в едва различимую в сумерках громаду южных гор, Грэль попытался отрешиться от всех мыслей и опасений и прислушаться к собственному сердцу. Прошло не так много времени, и вот уже на губах серебряноволосого полуэльфа заиграла нежная улыбка.

– Ты никогда не забудешь нас, мой мальчик… И никогда не перестанешь любить. Ты отдал нам свое сердце, и, что бы не пришлось тебе пережить, с чем бы не пришлось смириться, ты будешь принадлежать нам – телом и душой. Спи, маленький, пусть моя любовь согреет тебя, я никогда больше не стану сомневаться в тебе…