Познакомился я с Николаем Павловичем Смирновым в начале 90-х годов. Мой литературный учитель Андрей Тарханов отрекомендовал его мне как известного публициста, человека инициативного и ответственного, обладающего неутомимой энергией. Поскольку речь шла о литературной деятельности, о замысле создания писательской организации, все эти качества были как нельзя кстати.
При личной встрече Николай Павлович произвёл впечателение личности пытливой, но деликатной. Он не походил на шустрого и въедливого журналиста, хотя и окончил в свое время факультет журналистики Уральского государственного университета. Внешность у него была простая и свойская, помнится его худощавая фигура в мягком пиджаке, подчёркивающим изрядную сутулость, вечная «Беломорина» и привычка слегка задумываться после получения ответа на какой-то вопрос.
Лицо у него было обычное, правильное, с крупным носом и небольшими внимательными глазами, аккуратно подстриженные усики вовсе не придавали ему вида сердцееда. Вообще, к женскому полу он, казалось, был равнодушен. Не беспокоила его и литературная слава, затаённая жажда которой порой видится в каждом втором авторе.
Николай Павлович покорял преданностью профессиональной литературной деятельности. В то время как большинство писателей вынуждены были проститься с надеждой жить на доходы от литературного заработка, начали писать «в стол», и горевали, ожидая помощи от Союза писателей, он продолжал писать и публиковаться.
Не очень счастливый в семейной жизни, он в то время разъехался с женой: она с детьми обосновалась в Тюмени, а он в Нижневартовске. Правда, «зелёного змия» в этом винить нельзя, так как Николай Павлович был трезвенником. Курил он много, предпочитая «Беломорканал» любому другому табаку.
Писатель охотно пользовался преимуществами в выбранном им стиле публицистики. Его публицистика легко находила сторонников среди управленцев высшего звена. Руководители понимали, что история так или иначе пишется людьми, и именно такой человек, кропотливо и спокойно творящий современную летопись, оказался перед ними.
Смирнов легко знакомился с директорами, начальниками, управляющими многочисленных производственных подразделений нефтяного Приобья, легко договаривался с ними о материальной помощи и даже выражал удивление, что мало кто из сибирских писателей следует его примеру.
Николай Павлович не однажды приезжал в Сургут и, позвонив, находил ночлег в моём доме. Как-то раз из Нижневартовска он приехал на своей автомашине. Машина была светлого цвета, отечественная, кажется, «Жигули».
Боже мой, что это был за водитель, такие чудаки, наверное, встречаются только среди поэтов! Во-первых ехал он предельно осторожно, такое ощущение, что сел за руль впервые и не знает ещё, что, собственно, делать, со всеми этими рычагами управления, рулевым колесом и как приводить их во взаимодейстиве. Во-вторых, удивление вызвал и занимающий половину салона предмет садового инвентаря, с которым он проехал весь многокилометровый путь. Это были огромные грабли с очень длинным черенком и металлической частью, заботливо укутанной в белую мешковину. Они лежали по диагонали, протянувшись от места рядом с водителем до места за ним.
Но все недостающие элементы надёжного водителя искупало невозмутимейшее спокойствие, которое, казалось, пронизывало Смирнова с головы до пят. Конечно, я не стал выспрашивать Николая Павловича о предназначении граблей в этой поездке. Мы доехали до городского рынка, поставили машину на стоянку и пешком отправились домой.
Наши отношения складывались не только как дружеские. Было время, когда мне пришлось писать внутреннюю рецензию на его книжку стихотворений для детей «Записки из Лукоморья». Тогда я работал редактором издательства «Северный дом». К сожалению, на мой взгляд, не все стихи, представленные в рукописи, были высокого уровня. В ответ на предложения по её изменению в издательство пришла возмущённая телеграмма. Рукопись он потребовал вернуть и напечатал её впоследствии в другом месте.
Потом гнев оскорблённого автора утих, и событие это никак не сказалось на нашем взимном расположении друг к другу. Мы обменивались новыми книгами, переписывались и перезванивались. Только СМС-ки отправлять он так и не научился. Нечастые встречи (а встречались мы в основном на ежегодных писательских совещаниях в Ханты-Мансийске) искупались теплотой общения, взаимным интересом к публикациям и делам друг друга.
Николай Павлович, по моему разумению, был типичным советским интеллигентом, честным, порядочным, не чуждым романтики, и в то же время слегка анархичным. Непрятие вызывали у него снобизм и высокомерие, от кого бы они ни исходили. В литературных кругах он занимал позицию независимую, выступал открыто и прямо.
Он живо интересовался деятельностью сургутского городского литературного объединения «Северный огонек», которым я тогда руководил, через которое прошла целая плеяда известных югорских писателей, таких как Дмитрий Сергеев, Михаил Антохин, Георгий Ешимов, Олег Никулин, Олег Рихтер, покойный Петр Суханов.
Сургут всегда подавал пример Нижневартовску и в количестве писателей и в буйной пестроте литературной жизни, хотя в Нижневартовске существует и успешно работает литературное объединение «Замысел», руководимое классиком югорской прозы Маргаритой Анисимковой, жили известные югорские писатели Еремей Айпин и Владимир Мазин.
Последние годы Николай Павлович тоже решил заняться подготовкой писательской смены. Он организовал Содружество нижневартовских писателей, стал выпускать газету «Литературный Нижневартовск», с его подачи Содружество основало городской литературный музей, учредило премию им. К. Гарновского, стало организовывать выступления начинающих писателей перед читателями, в том числе с выездом в Излучинск, Мегион, Сургут, другие поселки и города.
Николай Павлович задумал многотомный труд, в котором отражалась бы история последнего времени. В одном из последних томов он собирался написать о жизни самих писателей, не знаю, удалось ли ему приступить к этой задаче.
Умер Смирнов в творческой поездке. Сердце неравнодушного человека остановилось. Так уходят многие. Флегонт Показаньев, сургутский краевед, взявшись за сердце, прервал выступление перед слушателями в библиотеке. На взлёте, едва начав литературную деятельность, почил Амирсеит Даутбеков, ученик Николая Павловича. И вот он сам ушёл, как говорится, «Не докурив последней папиросы...».
Николай Павлович Смирнов был членом Союза журналистов России, лауреатом многих окружных, областных и российских литературных конкурсов. Он был награждён медалью имени Шолохова «За заслуги в области литературы и воспитания молодежи», получил премию имени Мамина-Сибиряка, множество других наград.
Осиротели начинающие писатели Нижневартовска, бывшие у него под защитой, скорбят знавшие его собратья по перу. Настала пора пересмотреть свои позиции и тем, кто неоднозначно воспринимал его энергию, перенося эти отношения и на его литературное творчество. Сделано же Смирновым достаточно, чтобы гордиться им как современником и гражданином.