1.05.2000. 13-20 (московское время)
Это записки из блокнота, который был со мной на протяжении всего нашего путеществия по трём штатам США в мае 2000, жизни внутри американской семьи. Ничего не придумано, не добавлено... Возможно, будет нудновато.
Итак, мы (я, муж и дочь) в Шереметьево – стараниями многих добрых людей находимся в начале нашего пути в США. А в основном, конечно, милостью Господней. Будем надеяться, что его защита не оставит нас в трансатлантическом пути. Довольно прилично и спокойно прошли все этапы досмотров и контролей и попали в стеклянный приемник, глазея по сторонам, так как уже появляются экзотические для нашего взгляда субъекты, например, в шортах и одновременно зимней меховой шапке.
Настроение благодушное, но без эйфории и особого волнения: всё обычно, как будто летишь в какой-нибудь Нижний Тагил, где сюрпризы если и ждут, то скорее малоприятные. Видимо, суть происходящего еще не доходит – инертность восприятия. Достали – на всякий случай - лекарства из багажа, а он, родимый, поехал уже отдельно от нас. Испытываем некоторое привычное для совков опасение – увидим ли мы его еще…
Чинно сели. Сфотографировались. Перед глазами аэропорт, вернее, часть его площадки, но самолетов не видно, слышен лишь их чуть тревожный гул. За стеклом – холодная первомайская Москва. «Утро красит нежным светом…». Речь вокруг уже разноязыкая, в компании с нами летят турки и прочие неаборигены.
Перед отъездом из столицы родственник Володя произнес загадочную фразу: «лучше бы не летели, потом жалеть будете». «О чем?» – наивно спрашиваю я. «О том, что вы там не живете» – ответил сей знающий не понаслышке заграничную жизнь человек, бывший дипломат, а ныне «газовщик».
И всё же посмотреть следует, что это за Штаты такие? Еще 30 минут – и посадка. Ну, с Богом!
14-15. Разместились еле-еле в конце салона, посередине. Жаль – не у окна. Просмотрели добросовестно по ТВ передачу о том, как себя вести, если начнем падать – это, видимо, для поднятия настроения.
Исторический момент – на взлет! Читаю молитву, написанную маминой рукой – «Живый в помощи Вышнего...» Члены моей семьи смотрят на меня с нескрываемой надеждой. Разбег боинга и незаметный отрыв от земли. Незаметный, однако же сопровождаемый неизбежным страхом – куда ж мы от нее, родимой, твердой и надежной? Подумала о том, что мой сын каждый раз испытывает то же при взлете и так же рискует каждый раз… Чтобы было понятней, поясню: сын учится в колледже Канзас-Сити, уже четвертый год, а нынче его посвящают в бакалавры, мы приглашены на эту грэдьюэйшн, к его хостам (и за их счет, что немаловажно!) - то есть, кураторам-родителям, которые в прошлом году были у нас, в России, и это отдельная смешная и трагическая история..
При посадке на борт было шумно и оживленно. Возвращается домой группа юных туристов из США: в основном темнокожие, в одинаковых ярко-синих куртках , очень веселые – до неестественности (может, радуются, что домой едут?). Много фотографируются – то и дело вспышки вокруг- и хохочут, скаля белые многочисленные зубы.
Постепенно всё успокаивается. Пассажиры обустраивают свое временное - на 10-11 часов – жилье: кто пристраивает подушки под голову, кто наушники надевает, кто-то уже читает. Сзади кто-то с легким перегарчиком – не иначе как наши люди. Так и есть – трое крепких мужиков средних лет басят и дышут нам прямо в затылки. Они в приподнятом настроении и наливают еще. Святое дело – обмыть удачный взлет. Нас они не раздражают: понимаем, и сами такие.
За окном ничего не видно, кроме облаков. Параметры полета регулярно передают по ТВ, равно как и отображают маршрут – стрелочкой – на карте Европы. Будем лететь через Скандинавию, а сейчас пока – курс на Тверь. Есть ощущение первопроходцев, хоть и не ярко выраженное.
Лелик (дочка, ей 15) пристраивается вздремнуть (нервы у девочки крепкие), укрывается пледом – соня. Папик изучает какие-то инструкции, кажется, на случай разгерметизации. Я полистала каталог из кармана сидения, но это не интересно. На экране в это время появляется какой-то очень бодрый (опять-таки неестественно) тип с бешеными глазами. Ясно - диктор «ихнего» телевидения. Теперь надо, судя по всему, привыкать к таким бодрячкам-живчикам.
Что-то захотелось перекусить. Одно из двух – либо от безделья, либо от волнения. Пережитого. Или от того и другого сразу. По-моему, стюарды начали уже некоторые, внушающие надежду телодвижения. Но нет, увы. Это гораздо скучнее - выдали декларацию, которую нужно заполнить и предъявить в Нью-Йорке. Испортили три штуки, пока написали – тяжкое дело.
Надо сказать, что со словом Нью-Йорк связано ощущение большого априорного беспокойства. Суть в том, что там нам в кратчайший срок предстоит проделать ряд операций, что с учетом знания нами английского и системы гигантского аэропорта представляется весьма и весьма проблематичным и супернервным моментом нашего пути. А именно: получить багаж (сначала еще найти, где его получать), потом пройти досмотр (найти, где его проходить), оформить билеты до следующего промежуточного пункта - Цинциннати, снова сдать багаж (объяснив, куда именно его посылать, но не туда, куда билет, а до конечного пункта назначения, то есть, Канзас-Сити) и найти, куда пройти на посадку. И все эти ужасы Нъю-Йоркского городка за какой-то час. У нас, правда, есть инструкция, заблаговременно посланная нам сыном и на пальцах, то есть самым примитивнейшим образом поясняющая, куда и с какой скоростью бежать, что и где хватать и что говорить, типа «Вич гейт?». Но хорошо бы еще понять, что нам ответят... Ну, не будем о грустном пока, надо еще дожить, как говорят у нас в России. Мы еше над ней-матушкой или уже нет?
Ничего в спешке не взяли почитать. Но в общем-то сей факт не сильно расстраивает – не хочется отвлекаться от осмысления и прочувствования происходящего, от движения, от разных маленьких открытий.
Всё-таки постепенно приходит ощущение перемещения в другой, малознакомый мир. Может быть потому, что на экране много ухоженных людей - глянцево-ярких и успешных до мозга костей. Похожие есть и кое-где вокруг, хотя и с чуть приглушенным колором.
Пожилая белесая американка слева сидит неподвижно, но удобно, разувшись, обложившись подушками и есть твердое ощущение, что это пассажир бывалый, в смысле «леталый» и сидеть так она будет до конца полета. Говоря словами поэта Маяковского (тоже, кстати, бывавшего в Новом Свете), «не повернув головы кочан».
Нас вежливо спрашивают, что мы будем есть? Отвечаем: «Всё!» И пить тоже.
16-10. Полет проходит нормально. Но сидящие сзади сородичи, принявшие на грудь еще бутылек виски, уже начинают раздражать своими раскатистыми баритонами, сфокусированными на наших бедных ушах. Не выдержав, поворачиваюсь и невинно вопрошаю:
- Господа, вы случайно не оперные певцы? У вас такие хорошо поставленные голоса!
- Нет, отвечают, мы – менеджеры.
Но намек понимают и сбавляют тон и свой радостный жеребячий гогот. А вскоре замолкают, но это едва ли лучше, так как через минуту раздается их дружный и не менее жизнерадостный, чем смех, русский храп.
За нами отсеки с туалетами (еле-еле разобралась с принципом их открывания) и буфетом. Два молодых стюарда и три возрастные стюардессы резво снуют (всю дорогу, как позже выяснилось) туда-сюда. Рядом с нами ширма, за которой кто-то из них по очереди отдыхает.
Один из стюардов – довольно стройный и симпатичный - вдруг ни с того, ни с сего приносит нашей Леле («Вуд ю лайк?») роскошный десерт из мороженого, крема и сливок (можно лопнуть! Остальные ждали-ждали, но не получили), а позже – еще и презент от авиакомпании «Дельта», рейсом которой мы имеем честь лететь. Это набор дорожной косметики плюс игральные карты. Леля одновременно смущена и польщена вниманием (А может, потом надо вернуть? А что, я такая грязная, что он решил мне дать косметику? А что это он одной мне?), но вскоре снова засыпает, оголив плечико в маечке на тонких бретельках.
Иногда замечаю быстрый взгляд ловеласа-стюарда... Да нет, не на себе – в основном на дочери. Знаем мы эти взгляды, проходили…
23-40 (по Москве) или 16-40 (по Нъю-Йорку).
Ну вот, и долетели до земли обетованной. Да, комфорта, признаться, ожидала я большего, памятуя о полете 1991 года в Париж. Поспать удалось совсем немного, особенно с моим холерическим темпераментом. Но спасибо хоть живы.
При посадке видели не много: мелкие многочисленные домики, всё аккуратненько, но без разительных отличий от нашего ландшафта, если смотреть на него с такой же высоты. Извернувшись до невозможности, можно было разглядеть вдали, мельком, очень невнятно – небоскребы и статую Свободы. Да и то не всем.
Американцы уже слегка начали надоедать, так как весь полет (почти 10 часов) по ТВ демонстрировали их гутаперчевую жизнь – новости, фильмы, артистов и артисток- почти сплошь блондинок и т.п.. Видимо, чтобы мы привыкали.
Когда самолет мягко коснулся земли, в салоне раздались громкие аплодисменты, чувствовалась неподдельная радость и облегчение. Всё задвигалось, зашевелилось, медленно поползло к выходу. Бросилось в глаза - в салоне после пассажиров свинство: мусор, сваленные на пол постельные принадлежности, пластиковая упаковка. Вот что только и остается после нас, людей. Но мы это всё бросаем, это уже всем все равно. Только вперед!
Выгрузившись, толпясь и толкаясь, как дома, в здании Н.-Й. Аэропорта помчались бегом, как советовал сын. Однако очередей практически не встретили – ни на таможне, ни в окнах регистрации и сдачи багажа. Папик сильно нервничал, что было видно по блеску его несколько остекленелых глаз. Плохо, что не можем нормально объясняться по-английски. Но это уже не впервой – подобное ощущение собственной неполноценности и невежества. Сами виноваты. Кроме того, знаешь, что это ощущение не навсегда и дома ты опять будешь совсем не хуже других. Чем и утешаешься.
Негр на таможне (движения четкие, автоматические) улыбается слегка иронично, спрашивает, сколько пробудем в США и будем ли учить инглиш. Обещаем. Желает счастливого пути.
Ну что? Люди кругом, как люди. Специфика лишь в том, что много крашеных блондинок и чаще улыбаются и извиняются. Много пожилых туристов, прилично одетых старушенций с блестящей сединой и бижутерией, а также с бросающимся в глаза педикюром. Преобладающие цвета – серо-голубой и черный. Красиво вокруг: ковровые покрытия, никель, цветы. Шикарные сортиры. Вот пока и всё.
Успешно преодолев препятствия и уложившись в нужное время (бег по пересеченной местности и минуты как вечность в ожидании багажа) нашли желанный «гейт» № 15 на Цинциннати. Стоим, довольные собой. Папик решил расслабиться – покурить, но не тут-то было. Попытка найти соответствующее место не удалась. И мы двинулись к другому самолету – уже поменьше, чтобы лететь дальше – в глубь Америки. Здесь уже салон поуже (и похуже), русских практически нет. Только наши басистые, уже протрезвевшие, соседи-менеджеры. Рады им, как родным, по причине их национальной принадлежности. Всё же не одни мы среди янки.
Небо над Нью-Йорком серое, неприветливое. Запахи чуждые. Аэропорт, судя по всему, огромный, но мы не можем его увидеть целиком. Ну и не надо.
18-00 в Нью-Йорке.
Всё еще не кончается первое мая. Какой же необычно длинный будет для нас этот день!
У нас дома сейчас глубокая ночь, но спать пока не хочется, долго сидим – ждем взлета. Мысли наполовину о том, что оставлено, наполовину, о том, что и кто нас ждет. А ждет сыночек (ура!), которого не видели 9 месяцев, но в это еще не верится реально.
Постояв в очереди минут сорок (штук 6-7 лайнеров сразу взлетает – такая интенсивность!) самолет наш не спеша выруливает, наконец, на взлетную полосу. Опять отрыв и мы над берегом Атлантики – бескрайнего, сливающегося с небом океана. Здорово! К самолету испытываю прямо-таки нежность – держись, птичка наша, не падай. Видно его серебристое крыло, а под ним – пригороды Нью-Йорка, полоса пляжей прибрежных, очень узенькая с высоты. Плывут два каких-то судна. Странно, но всё это не кажется чужим. Земля-то одна и в главном – везде одинаковая.
Почему-то представила себе, что бы сейчас думал мой недавно ушедший папуля, если бы он был на моем месте. Как будто смотрю его глазами… Мне кажется, что его мысли были бы очень похожи на мои: “земля как земля”. Или еще: “хорошо люди живут, по-хозяйски”. Что-то в этом духе. Одобрительно-спокойное.
Всё, больше ничего не видно, высота набрана, можно вздремнуть, иначе не выдержать остальную – большую - половину пути.
2 мая.
Уорренсбург, Миссури.
Поселились у Керров – наших хозяев или “хостов” (от “hostfamily”). Дом большой, просторный, двухэтажный, или даже трех, если учесть цивильный подвал с гаражом. Сразу не разберешь, где что. Очень чисто кругом, ухоженно, травка подстрижена и причесана травинка к травинке и хоть бы где мусоринку найти для спортивного интереса.
Дома стоят вдоль трассы, далеко друг от друга, примерно одинаковы по уровню, но отличаются по стилям, цвету, оформлению – цветами – в земле и в больших горшках, фигурками ангелов, балюстрадами, формой живой изгороди. В общем, одноэтажная Америка. Район состоятельных фермеров, пенсионеров – бывших военных, бизнесменов и т.п.. Рядом - дом профессора экономики из местного университета, неподалеку дом соседей-друзей наших хостов: муж – миссионер, жена - работник социальной службы защиты прав детей (защиты детей от родителей в том числе).
Но всё это мы узнали и рассмотрели позже.
Вечером же вчерашнего нескончаемого 1 мая произошла историческая встреча в аэропорту Канзас-Сити (далее КС), когда мы, измочаленные и одуревшие после суточного полета, вывалились в зал ожидания из «трубы» перехода, последними, чем заставили поволноваться встречающих нас супругов Керр (Боба и Ди) и сына Семёна. Я его не узнала сразу – такой стал «шкаф», ну и ну! Откормила Америка мальчика. Стал совсем взрослым.
Ди на инвалидной коляске (церебральный паралич с рождения), улыбающаяся и выглядящая гораздо лучше, чем была у нас, в России. Светловолосая, миниатюрная.
Разъезжает себе на этой автоколяске куда хочет, без проблем. Она тут – полная хозяйка, уверенная в себе и своей стране. А также семье. Здесь матриархат... Боб – радушный, интеллигентный и симпатичный мужчина 56 лет, бывший ракетчик, с большим чувством юмора и еще большим запасом терпения. Да, чувствую, оно ему понадобится с нашей оравой. Завтра ведь еще прилетят Работяговы – еще одна семейка нахальных, как и мы, русских, сын которых СЕргей так же заканчивает колледж (с нашим сыном сидели за одной партой и дома и в США) и так же почти не соображающих по-английски.
После объятий, обмена любезностями (Хау а ю? Файн! Энд ю? О кей!), непременных фото и съемки на видеокамеру, посещения некоторых мест, а также, что важно – благополучного возвращения нам драгоценного багажа, вышли на улицу – где впервые наша русская нога вступила на американский континент. Но этот достойный пера современного летописца факт как-то не потряс нас в тот момент – мы уже были неадекватны от усталости. Во всяком случае, Колумбами мы себя явно не чувствовали. В лицо пахнуло теплым и неплохо озонированным ночным канзасско-миссурийским воздухом. Посмотрели на огни вокруг - довольно красивые, но не ослепительные, в меру. Бросилась в глаза сплошная масса блестящих, как видно, почти новых, машин перед входом в здание аэропорта.
Потом ехали часа полтора по трассе (качество которой не могло остаться незамеченным) от КС вчетвером, вел машину (иномарку! Да еще ярко-красную!) Семен, вел довольно уверенно, хоть и в темноте, и подшучивал над нами всю дорогу. Но видно было материнскому, хоть и напрочь сонному, взгляду, что он волнуется: как мы- «турки»- будем обживаться и вписываться в эту жизнь, с чужими правилами, общими законами и повседневными мелочами, которые тоже бывают иногда столь важны… И, как показало недалекое будущее, а точнее, дальнейшее наше путешествие, ребенок наш, зная с одной стороны нас, а с другой - эту страну, волновался не напрасно.
Итак, вспоминаю поздний вечер нашего прибытия в КС. Машина шла очень мягко, комфортно, мы то и дело проваливались в сон, но спать было жалко. Не покидало ощущение нереальности происходящего – как на Марсе примерно. Вокруг было мало что видно, но заметна была опрятность, четкость во всем, в строениях, например, разметке и т.д., в основном одноэтажность зданий. Показал нам сын свой любимый универмаг – сети “Волмарт”, кафе, небольшой по размеру банк. Ну и всё - для начала.
Уже не ощущая почти ничего, совершенно потерявшись во времени и растворившись от множества переживаний, подъехали в ночной тишине к темному, строгому, как показалось тогда, дому, Автоматически открылись двери гаража (к автоматике надо уже начинать привыкать), и мы на подкашивающихся ногах вошли в наше временное пристанище, где так часто бывало и живало – волею судеб - наше дорогое чадо.
Побродили, как сомнамбулы, по комнатам с розовым ковровым покрытием, гасящем звуки шагов. Нам показали нашу спальню на первом этаже, дверь которой выходит во внутренний двор – прямо на площадку, посыпанную мелким гравием и рощицей лиственных деревьев рядом. Это специально для курящих - Ди безапелляционно объявила, что у них в доме не курят. Разместились кое-как, вручили подарки, коряво объясняясь на инглише, но зато искренне улыбаясь.
Ужина нам не предложили – в 12 вечера в США уже не едят. Хотя, если честно, мы бы не отказались, даже несмотря на смертельную усталость. (Это навело меня на мысль, что, очевидно, все органы человека иногда действуют совершенно автономно, без всякой согласованности). Предложили обычной воды в графине. Мы ее добросовестно выпили за большим овальным столом в кухне, «побеседовав» о том, о сем – с помощью сына, а также приложившись к большой коробке конфет – российского подарка. Пожелали друг другу «гуд бай» и разошлись по своим апартаментам.
Но заснуть нам еще долго не пришлось. Спустившись с сыном и дочерью на первый, цокольный этаж, мы сделали первые попытки обжиться в чужом доме, его воздухе, ауре, особой жизни. Было очень тихо. Почему-то казалось, что мы находимся на какой-нибудь межпланетной станции, прекрасно оборудованной, удобной, красивой внутри, но за ее бортом – пугающая огромная Неизвестность. И потому всё притаилось, замерло, вслушиваясь в дыхание этой Неизвестности. Нервишки, видимо, были почти на пределе.
Сын устроился на диванчике в нижней гостиной перед огромным телевизором и тоже еще долго не мог заснуть – встреча с родителями на чужой (им – абсолютно) земле, чужом доме с его укладом и традициями, довольно строгими правилами и т.п. ограничениями тревожила его. Суть этой тревоги описать сложно, но главная причина состояла скорей всего в том, что его некогда могущественные родители, сами создававшие правила для своих детей, оказались теперь в совершенно иной роли – беспомощных и робких детей. А учить и опекать теперь – в течение долгих трех недель - этих больших детей должен он сам. Чувство радости от встречи, постепенно сменявшееся чувствами ответственности, жалости к нам, новизны ситуации – всё это смешалось для ребенка в одну беспокойную и бесформенную кучу мыслей и ощущений. А естественный эгоизм молодого, здорового и привыкшего уже к свободе (от родителей во всяком случае) существа протестовал против этих возникших проблем. Мы с мужем чувствовали всё это и по отдельным вздохам и репликам сына (Ну вот, приехали на мою голову!») и невербально, фибрами, так сказать, наших измученных душ.
Вообще, надо сказать сразу, что в течение всего пребывания в США нас не покидала почти болезненная обостренность восприятия происходящего; мы были как чуткие приборы, чувствительнейшие приемники окружавших нас волн, флюидов, сигналов и прочих энергетических посылок. И это было очень нелегко выдержать, ибо разнородность и количество этих посылок было необозримо большим.
Неслучайно, видимо, уделяю я так много места в своих записях этому первому дню - первые ощущения иногда бывают самыми точными и возможно, самыми значимыми для последующих событий, накладывая отпечаток и каким-то фантастическим образом моделируя и программируя их.
Cегодня, 2 мая, полдень (теперь всё по местному времени).
Осмотрели большую часть (весь сразу невозможно) дома и его ближайшие окрестности. В доме около 10 комнат, две из них – очень большие – холлы или гостиные. Особенно пользуется популярностью холл цокольного этажа, где собирается всё семейство и гости по вечерам. Здесь красивый камин, биллиард, пианино, большой телевизор, выходы в комнату мальчиков, ванную и бассейн, а также кабинет с библиотекой хозяина, в детскую - с компьютером и большим холодильником (где мы ночуем), кладовую комнату – большую, с несметным количеством всякого добра. Сюда свозятся вещи (стафф) как минимум четверых детей- студентов на лето, которые нельзя оставлять на кампусе, раритеты прежней жизни, спортивные принадлежности, новогодние причиндалы и прочие очень полезные и ценные вещи. Когда нашим мальчикам разрешили покопаться в этих сокровищах, они нашли массу весьма приличных предметов для интерьера своих комнат в общежитии. Тут же какие-то съестные припасы, не требующие холода, а так же автономная теплоустановка, которая сильно шумит. Механизмы и системы какие-то работают всё время, кондиционеры – само собой. Автономное сообщение газом, светом, водой. Это требует особых забот Боба, но ему это не сильно в тягость, а даже нравится – собственность.
Всё в доме добротное, выше среднего качества, с любовью продуманное. Проект составлял сам хозяин по индивидуальному образцу, с учетом потребностей жены-инвалида. Например, она может спускаться на первый этаж и к бассейну на лифте. На внутренней площадке у дома – качели, песочница, другие детские сооружения. Просторные открытые балконы-террасы и на втором, и на первом этажах, но роскошными не выглядят, так как сделаны из некрашеного, темного и скрипучего дерева. Его, как мы увидели позже, американцы очень любят. Они вообще ценят всё натурально, включая землю-собсвенность, но руками прикасаться к ней не очень хотят, как мы на дачках своих... Всё машинно.
Правда, сегодня Боб около часа ходил с молотком и старательно забивал какие-то невидимые миру гвозди на террасе второго этажа.
В доме две большие, немолодые собаки – черная и рыжая, с платочками в виде американского флага на шее, ленивые и балованные, но дружелюбные. А также две черно-белых кошки – не менее балованные и не менее вальяжно-равнодушные. Мы с ними подружились, особенно Лелик.
Ощущение небывалого комфорта: мебель очень удобная, невероятно мягкая, ложась или садясь на которую не чувствуешь своего веса. На нашей кровати лежишь, как на облаке. Очень чисто, хотя ходят в обуви. Столы преимущественно овальные. В доме большое количество красивых, даже порой экзотических мелочей, особенно мексиканских – картинки, кошельки, вазы, панно. В кухне – коллекция настенных тарелок – около 50, в том числе три – русских. Эту коллекцию начала собирать еще мать Ди, ныне покойная. Много фотографий на стенах – почти во всех комнатах, благодаря которым можно ознакомиться со всеми родственниками семьи. Молодые лица Боба и Ди – красивые, ясноглазые, радостные. Такими они были почти тридцать лет назад. Многочисленные племянники – все блондины, с белозубыми улыбками и уверенным видом. Хозяева охотно про них рассказывают, особенно про какого-то юного фермера «Скатта» (видимо, гордость семьи), у которого кто-то родился две недели назад. Потом мы поняли, что так они произносят имя Скотт. А вместо Боб – Баб, Дод – Дад и т.д.
В спальне Ди особый уголок памяти: она сама в раннем детстве на фото, рядом ее кружевная распашонка- кофточка. Вижу такое впервые. Здесь же отлитые из металла под бронзу маленькие – первые - башмачки детей, их отпечатавшиеся ладошки, вещи, поздравления маме. Вообще, много всякой символики, памятных вещей, несущих большой смысл. Например, напутствие мамы своим детям в 16 лет, стихи в рамках на стене.
Много в доме бытовой техники, но мы пока ничего не трогаем, и так хватает впечатлений. И мы еще не рискуем предлагать свою помощь. Правда, бутерброды – сэндвичи я на завтрак делала – из ветчины, сыра и остатков сырых овощей от салата.
Семен уехал рано утром на экзамены в колледж, и мы остались без переводчика. После позднего – в 11 - завтрака сидели на террасе, чинно пили чай, говорили (как могли) о детях, о предстоящей свадьбе Сергея, чему-то много смеялись. Хозяева веселы, безмятежны (на первый взгляд), внимательны и предупредительны. Мы тоже стараемся соответствовать. Всё спокойно вроде бы.
После полудня ходили гулять вокруг дома. Погода субтропическая. Зелень непонятная, но чем-то схожа с нашей. Правда, кроме дуба и яблони (в усадьбе Керров) ничего не признала. Бегают чуть не толпами белки, снуют по террасам, а с утра видели зайца прямо около дома – метрах в трех-четырех сидел как столбик. Муж думал, что это статуэтка во дворе. Тишина, только поют соловьи, как у нас. Народу – никого, то есть, совсем.
Напротив, через шоссе, роскошный дом – светло-серый, с белой отделкой и скульптурными фигурками ангелочков перед фасадом. Овальные стекла в дверях, геометрические кусты, белая мебель на террасе. Очаровательно, как на картинке. И никого. Всё кругом как вымерло. Изредка прошуршат машины. Пешеходных троп нет, только напротив домов на обочине шоссе черные почтовые боксы с номерами домов. Вот наконец пожилая седая женщина подъехала с корзинкой-тележкой и выгружает почту. Разлитое вокруг спокойствие и размеренность. И скука...
Возле дома плакат: «Частная собственность, охраняется и днем, и ночью, и с земли, и с воздуха. Тому, кто заметит нарушителя этой собственности – вознаграждение 1000 долларов». Ага, поощряется стукачество. Ну-ну. Аналогичный плакат на дороге, ответвляющейся от шоссе – тоже частного.
Минут сорок погуляли, грызя печенье, с собаками – Найки и Клио, им жарко, да и нам тоже. Воздух влажный, как в Сочи. Но солнца нет. Ничего особенно примечательного не заметили. Идем «домой». План дня, поминутно расписанный (это любимое дело!), Ди доложила нам еще с утра, как делала потом и далее во все последующие дни. В этот день он был для нас щадящим, в отличие от последующих, которые мы еле пережили.
15-00. Время перед обедом, а он в 17-00. В гостиной на втором этаже звучит красивая музыка – Ди нас развлекает. Горничная или скорее компаньонка Ди, Мелисса – полная, неопределенного возраста (30-55) женщина, очень смешливая и несколько странноватая, в шортах и кроссовках, помогает по хозяйству. За что и получает 500 долларов в неделю. Работает в этом доме уже 19 лет. После трех, справившись с делами, она уходит, вернее уезжает на ярко-красной машине. Неторопливо передвигаемся по дому, обмениваемся короткими (а какими же еще?) фразами. Хозяева частенько юморят и непременно при этом восклицают «О!». Боб и Алекс (имя моего мужа на местном диалекте) занимаются бассейном – меряют температуру, что-то сыплют туда – химикаты из пробирок, что-то отливают и доливают. Словом, целое дело. Бассейн большой – 6х12 м, автоматически закрывается и открывается специальным покрытием синего цвета, дабы избежать испарения. В углу джакузи. В бассейн спускается белая пластиковая горка. Рядом легкие столики и кресла, свисают цветы в кашпо. Можно открыть стеклянные двери на террасу, что я и делаю и выхожу посидеть на неярком солнышке. Здесь электрическая жаровня (типа мангала) для барбекю. Нависают на перила кусты и деревья, зашла за угол, сижу одна и радуюсь, что не надо напрягаться с английским. И вообще - что это я здесь делаю? На другом континенте, в сердце Америки - непонятно…
Вот и обед – в кухне, за большим, аккуратно и педантично накрытым столом. «Типикал американ фуд» – салат из сырых овощей и грибов (!) и мясо большими кусками в бульоне с картофелем и морковью. Еда «правильная» - никаких поджариваний на жире, всё в собственном соку. Выпиваем по бокалу красного вина. У всех прекрасное настроение, такое умиротворенное, никаких тревожных разговоров. Вспомнили приезд Керров в Россию, обсудили дальнейшие действия. Сообщили, что мы очень волновались, собираясь сюда, хозяева сказали, что они тоже.
После обеда Боб и Ди едут в КС встречать Работяговых. Но перед этим заезжают на специальный ипподром для инвалидов, где у Ди каждый вторник прогулка верхом. Это необходимо для нее и ее ненагружаемых мышц. Для этого там имеется спецоборудование, например, подъемный кран, всякие крепежные детали и пр. Это заведение для состоятельных людей, но их там было много. С Ди – одетой как полагается амазонке и в специальной защитной каске, «работают» два провожатых, поддерживая ее с обеих сторон при езде. Сеанс этот составлял минут сорок.
Мы же с дочерью остаемся одни, дом – в нашем распоряжении. И это здорово. Во-первых, можно немного прийти в себя, во-вторых, продолжать исследования «чужой планеты». Для начала повалялись на пушистом ковре в верхнем холле, побаловались и побеседовали с Клио и Найки. Потом посмотрели альбомы, с удовлетворением найдя там и себя, и виды незабвенной России (прошлогодний приезд Керров к нам). Это было несколько странно – видеть вдруг что-то родное, как из прошлой жизни или сна. Далее решили занырнуть в бассейн, который заботливо отрегулировал для нас перед отъездом Боб. Скатились с горки, Лелик – с визгом, поплавали в голубой воде. За окном – дождь, но это нас не расстраивает.
В это время приезжает Энди (сын Керров – странноватый, с "железкой" в голове, т.к. Ди нльзя было рожать, но... )Он добрый парень, ему 22, похож на медвежонка, много читает, особенно по истории, политологии, изучает испанский, но учится с трудом и как выяснили мы позже – уже и совсем не учится), за ним Кейла – приемная дочь из Кореи (19 лет) – маленькая, смешная, немногословная и трудолюбивая. Обнялись с Кейлой, хотя и мокрые – прямо из бассейна («Хай!»). Она говорит, что заехала на минуту, чтобы с нами поздороваться и сразу же уезжает – назад, в дорм (по-нашенски -общежитие при колледже). Это недалеко, можно было бы ей не переселяться в общежитие, но дома ей жить почему-то не хочется. У нее горячая пора – экзамены, а она – человек ответственный. У Энди же горячей поры не бывает, но его тоже почти все дни нет дома: где-то гоняет на своей машине – битой неоднократно и раздолбанной по причине безалаберности хозяина. Он почти сразу же садится за комп, чтобы играть в игры (комп стоит в нижней столовой, то бишь нашей временной спальне) и может так играть часов шесть подряд.
После бассейна – душ, а Леля мокла еще часа два – до посинения. Ощущение курорта, полной расслабленности.
Однако не обошлось без довольно серьезных переживаний (ну как же без этого?): мы с Лелей предприняли попытку закрыть бассейн крышкой с помощью автоматики, но она, то есть попытка не удалась. Оказалось, что это не так просто, как выглядело со стороны. Мотор заглох, а край крышки засосало внутрь слишком далеко. Позванный на помощь Энди наших надежд не оправдал, и мы пребывали в расстройстве до самого приезда Боба (или до 11 вечера). Сразу же сознавшись ему во всем, мы испытывали страшную неловкость, когда он бросился к злосчастному бассейну и еще долго бегал вокруг него, а наш папик – тоже расстроенный - пытался ему помогать. В общем, не успели приехать, а урон хозяйству уже нанесли.
Сердечно встретились с Работяговыми (наши!), они такие же полусонные и полунормальные, какими мы были еще только вчера - а кажется, что вечность назад.
Да, еще всласть наговорилась по телефону с сестрой (она живет в Толидо, под Чикаго), чувствовалось, что она где-то совсем рядом. Обсудили подробности ее приезда сюда, в Уорренсбург по случаю нашего прибытия и «грэдьюэйшн» Семена и Сергея (праздник получения диплома – один из самых больших в Америке, с ним может сравниться разве только свадьба).
Перед сном вышла на площадку перед домом, сразу зажегся фонарь, летает много мошкары и ночных бабочек, воздух ароматный, слышен хор лягушек. Папик покурил (для него специально поставили пепельницу – вазочку с песком), я немного покачалась на качелях. И - спать. День показался длинным-длинным. А Ди еще долго сидела в столовой перед своим компьютером – записывала что-то типа дневника или гроссбуха, писала письма, в конце - раскладывала пасьянс.
3 мая.
Третий день в США. Всю ночь сквозило от кондиционера. А с раннего утра над головой топчется кто-то, аки слон. Видно Энди куда-то собирается, якобы искать работу. Пол, он же потолок над нами нещадно скрипит. Дома тут хиловатые в том смысле, что толщина стен и перекрытий намного меньше, чем у нас – зима-то теплая.
В 10 завтрак, делаю сэндвичи. Солнце неяркое. Нас теперь много – очередь в ванные, хоть их и три. Мужчины во главе с Бобом занимаются хозяйством: моют кусты перед домом, таскают какие-то механизмы туда-сюда, опять же бассейн – вечная забота. Газон стрижен недавно – видимо перед нашим приездом. Жаль, так как это было мечтой моего мужа – поуправлять газонокосилкой.
У Ди был массажист – брюнет средних лет интеллигентного вида.
После завтрака едем в магазин – знаменитый «Волмарт». Это близко – минут семь езды. Едем бесшумно на новеньком джипе (Керры взяли в аренду с выкупом для нашего приезда), но обязательно надо пристегиваться – даже на заднем сиденьи. Иначе – не получить страховку при аварии (не дай Бог!).
Изобилие в маркете потрясающее: с правой стороны бесчисленное количество видов всякой еды – от одного доллара до 25-30. Спросили у Боба, что дороже всего, он ответил, что хлеб. Огромные фрукты и овощи (луковицы, например, в диаметре 20 см). Система самообслуживания. Внутри прохладно, расстояния большие. С левой стороны – промтовары, много чего для дома, кухни, ванных, парфюмерия, цветы, игрушки, обувь и одежда по довольно низким для Америки ценам.
Магазин этот построен в городе на средства всяких фондов и обществ как дар городу. Большой список учредителей висит на стене у входа в торговый зал. Мы его изучили, Ди подробно и с гордостью рассказала о каждом.
Людей не много, некоторые – пожилые или толстые едут на тележках, а не пешком.
Походили, посмотрели кое-что (всё невозможно), приценились, пересчитали, как положено, на рубли, сделали аналитические выводы. Решили купить подносы и тарелки с американским знаменем – в подарки. Нашли спиртное всего за 6 баксов, потом – за 3, потом – за полтора, но это уже компот. Боб делает обычные закупки – салат, фрукты, хлеб, соки.
12-30. Едем на озеро Трумэна (видимо, начинается светская жизнь). В пути часа полтора. Вертим головами, жадно глядя вокруг. Уже знакомые нам пейзажи с симпатичными домиками – с фантазией и без, с цветами перед ними и веночками на дверях, но почти без признаков жизни. Кое-где стригут газоны или поливают цветы. И ничего выдающегося пока. Государственные здания очень отличаются друг от друга по своему обличью – близнецов нет, но все невысокие. Небольшие фермы с толстенькими коровами. И мирная майская скука.
Приехали к лодочной станции. Озеро искусственное, создано в 1964 году. Трумэн родился где-то в этих местах. Около озера маленькие домики курортного типа, похоже на Гурзуф. Само озеро большое, глубина до 20 м. Пахнет рыбой и свежестью. Но чисто. На станции комнаты отдыха («рест рум»), но мы туда не идем. Народу опять же немного, негров практически нет - не тот регион. Вот к берегу подъехал большой джип (любимая машина у янки), из него выходят три типичных, очень живописных, как в кино, хантера – в тяжелых желтых ботинках, защитных кепи, с ружьями и прочим снаряжением. На уток что-ли собрались.
Загружаемся – все девять человек - в собственную моторку Керров – красавицу с хорошим дизайном, мягкими диванными сиденьями. Каждому в обязательном порядке спасательный жилет. Ди пристегивают к борту – у нее спецместо. Подошел механик, послушал двигатель, все о кей. Отчаливаем. Боб не перестает шутить, мы иногда понимаем, иногда нет, но само собой улыбаемся
Не жарко, купальники сегодня явно не пригодятся. Ветерок приличный в лицо, брызги воды. По очереди управляем рулем (вспоминается наша знаменитая «Сама же я сяду к рулю»), мне достается суметь миновать опоры моста. Фотографируемся, жуем шоколадное печенье (снова трогательные заботы Боба).
Плывем в хорошем настроении, все еще как в продолжающемся сне, но вот песен никому в голову спеть не приходит, и на соседних лодках тоже. Никакой еды и пьянки и как следствие – отсутствие горланящих и не в меру веселых людей. У нас бы это всё протекало в ином ключе. А тут – чинно, благородно, буднично. Однако нам хорошо – ни одной мысли в голове, не тянет ни на философию (голова-то трезвая), ни, тем паче, на политику, ни на лирику. Больше просто похохатываем, ощущая себя интернациональной семьей на отдыхе. Дружба народов, гутен морген, одним словом.
Часам к шести (как раз к обеду) возвращаемся «домой», проехав по центру Уорренсбурга. В нем, оказывается, учился Д.Карнеги, в местном педагогическом колледже, тогда еще никому не известный сын мелкого фермера. Отец его не мог платить за пансион и парню приходилось ездить каждый день в колледж на лошади. Это, а также малый рост развили в нем комплекс неполноценности, но зато породили мощный импульс к его преодолению и созданию своей теории для этого. Недавно сюда приезжал с лекцией Михаил Горбачев. Так что не такое уж Богом забытое место, хотя всего 20 тысяч жителей. Городок ухоженный, но крошечный и, опять же, гуляющих нет, несмотря на то, что время уже вроде бы нерабочее. Все на колесах.
Вечером «имеем» длинный ужин (или обед) – не в кухне, а в гостиной, за парадным столом. Это всегда главное событие дня в американских семьях. Всё долго и тщательно сервируется под жестким руководством Ди, все дружно помогаем. Обязательная вода со льдом, много соусов, кетчупов, майонезов, всяких приправ. Спагетти с овощами, любимым «корном», потом торт со свечами – в честь дня рождения нашего папика. Он их задувает под традиционное «Хэппи бёздей». Съемка на видеокамеру – для истории. Выпиваем по глотку вина. Беседуем на лингвистические темы: пытаемся переводить пословицы и идиомы, что получается забавно (например, про хохла, негра и сало), а также гастрономические. Идеологический центр компании – Ди. Она всё замечает, всё слышит. Справляться с едой ей нелегко, фактически одна рука, да и та не такая, как у всех, но уже выработались нужные привычки, к тому же Боб заботливо ей иногда помогает. Ни разу не слышала, чтобы они раговаривали на повышенных тонах или раздраженно. Энди просит у меня добавки – как у ближайшей соседки по столу.
Народу в доме с каждым днем прибавляется, а еще нет Кейлы и Семена, невесты Сергея – Стэйси, а также гостей к «грэдьюэйшн».
После ужина оккупировали нижнюю гостиную – ТВ (мальчики на ковре перед «ящиком», но передачи особенно не привлекают), бильярд, я пишу эти записи (остальные смотрят на это с долей иронии, еще не привыкли), мать Сергея – Эльвира Геннадьевна – пытается музицировать на пианино «Где-то на белом свете…». Ди, составив отчет за день и уточнив программу на завтра (она висит на кухонной стене в виде календаря, плановый период – почти всё лето, до начала учебного года в середине августа), спускается на лифте, привозит старинные альбомы с пожелтевшими снимками и рассказывает нам о своих предках. История семьи тут в почете.
Всё спокойно, тихо, только иногда звонит телефон, он пристроен на ручке кресла Ди, и она звонко отвечает – с многочисленными «О!» и несколько преувеличенной, ненатуральной, на наш взгляд, а точнее, слух, радостью, к ней мы позже начнем привыкать.
И опять не покидает мысль о нереальности всего этого – и каким ветром нас всех сюда занесло?..
Итак, «бай-бай» – говорим мы друг другу. До завтра!
П.С. Уже погасив почти везде свет, отправим по местам свои семейства, сидим в полутемной гостиной с Э.Г. (две мамашки) и говорим – в основном о впечатлениях от встречи со своими выросшими за год мальчиками. А тут опять появляется неугомонный Боб, который оказывается тоже еще не спит – всё ходит по дому и собирает мусор из всех корзин – аккуратный наш.
Продолжение следует.