Каждый новый день мы начинаем с молитвы. Мы восхваляем Господа, отца всего сущего за то, что он подарил нам этот новый день. И сегодня мы, церковнослужители, как и завтра и послезавтра, и каждый следующий день божий будем нести крест господень, будем нести славу его и просвещать ближних о деяниях его. Мы будем обращать распространившуюся по миру ересь в истинное русло веры. Но в час, когда отступник не пожелает принять истину, мы будем действовать, как велит нам вера!
Сегодня я встречаю этот день счастливым и несчастным. Я благодарен Небесам, что я еще жив, но огорчен, ибо сегодня мне предстоит предать огню юную деву. Недавно соседский мужик обвинил девушку в ереси и колдовстве. Она совратила его, затащила в тот самый сарай, где сегодня мне разрешили спать, переспала с ним и хотела женить на себе, чтобы отобрать все, что он нажил честным трудом для своей семьи. Девушка в свою очередь отпиралась, говорила, что мужик насильственно затащил ее на сено и изнасиловал, грозясь убить ее. А когда она решила рассказать все своим и его родным, то мужик сразу же обвинил ее в колдовстве. Деревенские мамаши были рады расправе над юной девушкой, потому как она, якобы, привораживала всех их детей и заставляла спать с собой. А потом те отказывались от своих невест. Тогда-то и нашлось несколько молодцов, они вырезали ей язык, чтобы та не наколдовала напоследок чего недоброго. Однако убивать не стали, потому как без раскаяния отправлять на тот свет нельзя было. Священника в деревне не было, а самый близкий был не так уж и близко. Ну и решили всем селом, что пусть девка гниет в яме, а время придет, сама во всем раскается. Вчера я пришел в эту деревню со словом божием, тогда-то мне и рассказали, что случилось. Конечно, каждый по-своему рассказал историю, а рассказали ее мне как раз сам мужик, под чарами изменивший жене, мать девицы, отрезавший язык охотник, и, пока я шел по улице, наслушался сплетен от баб разномастных. Мне жаль эту юную особу, но не стань она колдовать, была бы прелестная жена. Мне жаль.
Вот помню раньше, как все было, я воспитывал юношей в монастыре. Наставлял их, был им вместо отца кровного. Вселял в них слово божие. Учил быть преданными делу. Я помню как сейчас своего лучшего и любимого ученика. Я вообще часто о нем вспоминаю, особенно сейчас, когда продолжается очередной поход в Святые земли. Как он, верен ли словам своим? Я помню, как он говорил, что жизнь — ничто, что предназначение его — война. Его жажда не убивать, а карать неверных. Это восхищало и устрашало. Он чтил слово божие. Знал, чего хочет. Но и я знал, что ему это будет слишком сложно. Его руки были предназначены не для меча, а для плуга. Его сила была предназначена не для замкнутости, а для свободы. Его сердце не смело грубеть, ибо ему предназначалось любить и переживать. Но выбранный путь юноши стал и моим путем. Я позволил ему заняться военным делом и однажды он ушел. Я шел за ним сколько мог. На расстоянии, но все же потерял. Теперь он был в руках судьбы, но не моих.
Я давно не считаю, сколько рассветов мне довелось встретить. Я знаю, что раз я проснулся, значит, этот день мне суждено прожить. Я благодарен Господу за это. Сегодня мне уже тяжело идти. Проповедовать и после отдыхать мне предстоит в этом новом для меня городе. Не мало времени прошло после того, как мне волей судьбы пришлось явиться в небольшую деревню, где молодая ведьма совращала женатых и обвенчанных мужчин. Я все еще помню, что я так и не узнал, раскаялась ли та девушка в своих грехах. Отрезанный язык сильно усложнил разговор с ней. Мне неприятно было гадать, что она хотела сказать, и, в итоге, в полдень после молитвы я предал ее огню. Почему мне вспомнилась та особа? Да по тому, что сегодня я пришел в город Безьер. Огромное количество людей вокруг и вдруг мимо меня проскакивает девчонка, отчего-то сильно напоминавшая мне ту, что я сжег в деревне. Город кипит, варится в своем соку. Торговцы, попрошайки, крестьяне и многие другие, все они — это город Безьер. Мое место, вне зависимости от того насколько я устал среди этой толпы, время обеденное, самое время для дневной молитвы. Я встаю посредь небольшой площади и начинаю проповедь.
Я перевожу дух, облокачиваюсь на столб и смотрю на проходящих мимо людей. Казалось бы, они меня не замечают, но я знаю, что они слышали, они внимали словам Господа. Сквозь толпу ко мне подходит какой-то мужчина и благодарит меня за несение службы. За веру в Господа и идею, что мы, служители Всевышнего, несем на устах своих.
Мы расходимся.
Ближе к вечеру я снова встречаю этого мужчину, и он говорит, что мне не стоит задерживаться в Безьере. Он направляет меня в ближайший город, настоятельно просит уходить уже сегодня, потому как я могу опоздать. К чему — не понимаю. Мужчина был так настойчив, что я поддался на его уговоры, тем более что он договорился о том, чтобы мне помогли добраться до города и даже предложили место, где я смогу остановиться. Я не скрывал, мне было это странно. Но на вопросы был ответ один, чтобы я подождал прибытия на место, а все остальное потом. Странные люди.
Темнело. Я ехал в телеге, на сене. Извозчик был крестьянином. Не старым, но и молодым не назовешь, однако мнение путалось благодаря шикарной бороде и быстро заходящему солнцу. В пути мы большей частью молчали. Разве что, как выяснилось, конюх, кем был этот человек, спросил меня, какого быть священником без крова на старости лет, без семьи и только с библией в руках. На что я ответил о том, что чем меньше я имею, тем чище и крепче слово, что я несу в люди.