Черное море

Татьяна Шмидт
Это путешествие я  задумала  давно, но смогла осуществить свою мечту только этой осенью. « Сейчас или никогда», - сказала я себе,  купила билеты и поехала к Черному морю. А люди в вагоне живут своей жизнью. У меня замечательные попутчики – старики  Василий и Катя. 61 год они вместе, в прошлом году бриллиантовую свадьбу отметили, впервые кольца надели – до этого не было. Он  - высокий, статный старик с  крупными чертами лица, яркими синими глазами и выразительной мимикой. Она – невысокого роста, ее русые, длинные волосы чуть тронутые сединой, заплетены в косу и аккуратно уложены на затылке. У  нее приятные черты лица,  приветливая улыбка и мягкий голос.
            
 Прожили они столько лет вместе, как святые Петр и Феврония,  душа в душу,  а все никак не могут наговориться и наглядеться друг на друга. Она растирает ему на ночь ноги и спину, подает ему чай с пирожком, а он послушно все ест из  ее рук.
Они ровесники. Познакомились на целине и больше не расставались. Она ростовская казачка, он  родом из Саратова. А детство их выпало на трудные военные годы,   и  кончилось в  41-м году.  У него удивительная судьба:  мать в голодном 31-м году подкинула его на порог к бездетным супругам - немцам,  когда мальчику было всего шесть месяцев, и те приютили  сироту.  Новая мать  полюбила его без памяти,  всем сердцем,  назвала Васей.  А  когда он   подрос,  честная женщина  рассказала  сыну,  как  ночью,  выйдя  во  двор,  услышала слабый  крик  и  увидела  сверточек  и  его,  похожего  на  куклу…

  А в сорок первом  их семью  переселили на Алтай.  К тому времени Вася  закончил три класса.  Отца взяли  в трудовую армию, а  паренек  стал работать в колхозе.  И вырос он  несмотря  на  лишения  красивым  да  рослым парнем,  закончил  курсы  механизаторов и больше  сорока лет землю пахал, хлеб убирал, а Катя его на ферме работала.
 
В девяностые годы они уехали в Германию и с тех пор живут в Гамбурге, хотя тоскуют по России. Вот и сейчас они едут с Алтая, где гостили у Катиной сестры два месяца. Внучка  у них в  Таганроге,  сын  в Челябинске и уезжать в Германию не собираются.  Василий гулял со мной по перрону во время остановки   и    тихонько « по секрету» рассказал мне эту историю,  только  попросил: « Таня, не рассказывайте  все это  жене – она до сих пор привыкнуть  не может, тоскует по Родине».  Я  выполнила его просьбу. В  Ростове они вышли, их встретили родственники. Дальше они поедут в Таганрог  на машине.

  А я любуюсь большой рекой – Доном,  рекой  воспетой  великим  Шолоховым. По Дону плывут баржи с углем, хлебом в Азовское море. В окрестностях  Таганрога, как рассказал мне Василий, пахотные земли приватизировал богатый русский,  вместо платы за землю он ежегодно дает бывшим колхозникам по 200 килограммов зерна, десять литров подсолнечного масла, а работать  на полях приезжают турки,  хозяин рассчитывается с  ними  зерном,  которое они увозят на баржах в Турцию.  Вот  такая удивительная история.

 Богатые места, плодородная земля,  теплый климат, а  люди даже здесь на юге живут в основном бедно. Небольшие дома, садики, пирамидальные тополя. Торговать, носить еду пассажирам  на перрон, к  поездам  нельзя. Но  ухитряется наш народ, идет с опасностью для жизни через рельсы и пробирается к поездам.  Вот темная худая женщина- крестьянка, бедно одетая принесла к тамбуру  два спелых арбуза  в мешке и ведро слив. Черный от солнца, бородатый мужик привез на стареньком велосипеде спелые помидоры и красные яблоки,  горячую картошку с мясом. А пассажирам кормиться надо – надоело питаться  бич – пакетами, как в народе метко назвали лапшу  «роллтон» и типа ее продукты. Поэтому все берут нарасхват. Едят, а потом балагурят. Особенно выделяется  Виктор – колоритный  типаж, высокий  мужик с чудинкой.  Каждый год, когда цветет амброзия,   на  которую у него аллергия,  он едет на Алтай, где у него зазноба. Сам Виктор признается: «С женой  у нас не совсем хорошо – она Козерог,  а  я  Водолей -  вот у нас и несовпадение по звездам». Он без конца балагурит, рассказывает анекдоты и всем советует ехать отдыхать в   село Лазаревское, что на берегу  Черного моря.

Поздно, а я не сплю – с волнением жду  встречи с морем.  Оно началось от  Туапсе. Я вышла на перрон,  теплый  ветер раскачивал пальмы. Ночью на море  был шторм,  небо озаряли  желтые молнии,  их огненные столбы  опускались прямо в море.
 Мы  долго ехали по побережью, а море шумело,  грохотало, ревело,  словно  рассвирепевший от ярости  раненый зверь, и жадно волны лизали берег, высоко поднимаясь…

Я  смотрела,  как   зачарованная на эту чудную картину, будто списанную с полотен Айвазовского. Свидание с морем состоялось.

Остановилась я в  уютной частной гостинице   в  Адлере, и наскоро позавтракав, пошла  посмотреть море вблизи, но шторм продолжался, и все проходы к морю были закрыты, и никто не мог пройти туда. Вдобавок шел сильный дождь, приезжие в разноцветных непромокаемых  плащах растерянно ходили по улицам.

Я походила по магазинам, купила несколько сувениров и большую морскую раковину,  которую, если приложить к уху, можно услышать шум моря, и расстроенная пошла в гостиницу.

 На другой день я через рельсы все-таки пробралась к морю на смотровую площадку, вернее,  аэрарий.  Море штормило, чайки летали над морем в поиске добычи, садясь прямо на воду, а море волновалось, меняя свой цвет.  Если на него падали  лучи солнца, то оно становилось бирюзовым, а если тучи закрывали солнце – море казалось черным и катило одну за другой огромные валы волн.

А на побережье  кипела курортная жизнь, несмотря на шторм: отдыхающих   зазывали яркие афиши ночного клуба, баров,  ресторанов, бесчисленные торговые точки, магазины. Здесь можно было купить все: шашлык из форели, покурить кальян, сделать тайский массаж спа, сходить в дельфинарий, аквапарк и так далее.

А волны захлестывали пирс  фонтанами брызг, у рыбаков, которые сидели  здесь, на веревке, в узкой корзине, сплетенной из прутьев, опущенной в воду, плескалась  живая рыба. Я заворожено глядела на блеск антрацитовых волн, и хотя замерзла в своем легком платье,  продуваемая всеми ветрами, уходить не хотелось.

А  море сливалось с горизонтом, и не было видно  ему ни конца,  ни края…