Некоторым людям свойственно петь,
Отдельным из них - в ущерб себе.
Я думал, что нужно быть привычным к любви,
Но пришлось привыкнуть к прицельной стрельбе.
Я стану красивой мишенью ради тебя;
Закрой глаза - ты будешь видеть меня, как сны;
Что с того, что я пел то, что я мог?
Я начинаю движение в сторону весны
Б. Г.
Стихия становится неумолима. Необъятная пасть кровожадной бури беспощадно тиранит обнаженное, поруганное тело развратной и безымянной ночи. В водовороте этой немыслимой оргии ты чувствуешь себя бешено рвущимся сердцем в груди творящегося вокруг совокупления и порока. Ты отдаешься этому чувству самозабвенно и до самых краев, как только уличная девка может отдаваться сразу двум или трем оголодавшим, жестким, неустанным самцам. Ты царишь, царишь в каждом новом изгибе пользованного тела, в каждом издаваемом рыке похоти и жажды вторжения. Ветер, ураганный ветер насилия и животной злобы вгрызается в каждое тело, в каждое движение, в обезумивший от черной страсти взгляд разгоряченной, течной сучки. Он вползает под кожу, скребется по ребрам, разъедает нервы, ломает суставы, сокращает мышцы, отравляет легкие, опускаясь все ниже и ниже к самому лакомому месту, к самой сути, к жерлу извергающегося вулкана человеческого озверения. Ночь берет свое и берет нагло и самодовольно. Стихия являет свою величественную власть. Все мироздание падает ниц пред этим ужасным и непобедимым фатумом.
Но к рассвету меняется ветер и похотливый взгляд одинокой сучки угасает, и уходит в море вместе с клочьями утреннего тумана... Все осталось по ту сторону света и полночной мглы - распутный привкус яда ночной гадюки, сводящие с ума стоны ненасытной шлюхи, немыслимые позы разврата и все проявления животной, липко-сладкой, бесконечно-прожорливой страсти.....
Лучи восходящего солнца утопают в твоем новорожденном, боготворимом небесами взгляде... Он еще пуст и необитаем, но это вопрос времени. Скоро, совсем скоро все изменится и изменится к лучшему. Ты еще нежишься в своей уютной ангельской колыбели, смущенно припоминая неясные видения минувшей ночи. Она прошла, она низвергнута, она невозвратима. Ты расправляешь свои большие белые крылья и отрываешься от всего пораженного смрадом и язвами порока. Ты летишь навстречу чему-то неизведанно светлому и непреодолимо манящему. Ты летишь к самому чистому во всей вселенной сердцу, источающему пьянящий и легкий аромат едва-едва распустившихся ландышей добродетели и бессмертия. Ты летишь навстречу с собой. Ты возвращаешься домой.
Курс зюйд-ост, один румб к зюйду. Нос "Новой надежды" рассекает податливую морскую гладь, бесконечно ныряет и поднимается, теряет скорость, кажется, судно вот-вот повернет вспять... Однако мало помалу бушприт начинает двигаться влево, все круче и круче к ветру, грот-марсель полощется... Мой корабль идет верным курсом и очень скоро его долгое странствие подойдет к концу, и он достигнет долгожданных берегов. Берегов твоей весны…