… Он медленно жил… и все его устраивало, как никого никогда еще при жизни. Медленно просыпался, еще медленнее поднимался, и шел полюбоваться ожившей вновь сутра природой, что мирно покоилась за его окном в мир, мир, который он никогда не забудет, даже если умрет…
Он жил, жил, жил… и все его устраивало, как никого никогда. Он тянул свою жизнь за собой, как хромой кот тянет больную ногу в след за измученный телом, до смерти запуганный дворовыми собаками.
Он не останавливался ни пред чем, все его устраивало; устраивало даже то, что в доме уже неделю не было воды, что из его почтового ящика почему-то никогда не воровали почту, хотя из соседских ящиков ее утягивали каждый божий день.
Почему он так медленно жил - никто не знает, и честно говоря, боятся люди даже об этом задуматься. Вы и сами достаточно хорошо понимаете почему.
А он жил и жил всем назло… медленно-медленно…
А тем временем мирская жизнь протекала за его окном, как ему казалось, еще медленнее: и думал он так потому, что у него было уже все, чего он желал, а за окном, почему-то, до сих пор бродили люди, недовольные своей нынешней судьбой. Почему так… - он не знал. И отсюда он делал простой вывод - жизнь за окном медленная и скучная…
И так было до тех пор, пока в один из замученных судьбами и желаниями людскими дней, он вдруг не взглянул на часы… которые почему-то вместо времени показывали сто семь лет со дня его смерти…