Дорога принесла меньше радости, чем ожидалось. Какие-то мелочи, ее глупость и заносчивость, его раздражение…
День был практически испорчен, хотя при отъезде ничто этого не предвещало.
Она шла рядом с ним по этому порту, который оказался не таким, каким она себе его представляла, и все думала, как это бывает обычно, задним умом, что ей теперь со всем этим делать.
А потом они сидели в кафе на площади, и низкое, несмотря на разгар лета, северное солнце слепило ей глаза. Он высказывал свои обиды, она слушала и все хотела снять очки, чтобы он лучше видел ее глаза. Ссора была исчерпана, но еще свежа, и ей хотелось проявить свою нежность, чтобы все поскорее забылось. Подумалось про подводную лодку, или космический корабль: двое в ограниченном пространстве, и с этим нужно как-то жить. Эмоционально похоже на горечь утраты, только наоборот.
Обнявшись, они шли по старым улочкам, рассматривали дома, которым были столетия, и впереди у этих домов явно было больше перспектив, чем у гулявших между ними людей.
Солнце зашло, стало свежо, дорожный день был невыносимо длинным. Они сходили в турбюро, чтобы понять, насколько короткой будет предстоящая ночь перед прогулкой по фьордам, и повернули в гостиницу.
Над портом собирались тучи, поднялся ветер, и им пришлось даже прибавить шагу, чтобы успеть оказаться под крышей до дождя. Ей показалось забавным, что больше всего она думает, перенесут ли попадание в лужи ее новенькие красные балетки, купленные для поездки.
Они едва вошли в номер, как за окном полило, а потом и загремело.
Это была лучшая гроза в ее жизни. К радости любви, прощения, очищения, к восторгам соединения и трогательной мысли, что ему давно хотелось женщины, которая не побоялась бы любить его у открытого окна, примешивалось острое чувство опасности. Подоконник был мокрый, и ей казалось, что если молния ударит в дом, то от них обоих останутся только головешки. Голые головешки.
Дождь шел почти до утра, она слышала его сквозь сон, как и дыхание спящего рядом мужчины.
Утром было солнце.