Гительзоны и их счастье

Майя Басова
Дом купца Гительзона был одним из самых заметных  в нашем районе. Никакого купца, конечно, в нем уже не было – в здании была районная поликлиника, до этого там располагался райком комсомола, а еще раньше  до революции сам купец Гительзон со своей многочисленной, как и полагалось примерному еврею семьей не  жил  в этом доме, а просто был его владельцем и сдавал его внаем.

На первом этаже здания был текстильный магазин – самый большой в городе -  любимое место местных модниц – там было все- от пуговиц до модных  нарядов, и все привезено не менее, чем из Петербурга, хотя  приказчики клялись, что из самого Парижа. Может и из Парижа. На качество товара  никто не жаловался.

У Гительзонов было трое  любимых  детей -  два сына и дочка. Двое старших  умерли в младенчестве, о чем Гительзон всегда сокрушался, но добавлял при этом, что Господь был все же милостив и оставил ему и наследников и утешение в старости.

Одно печалило Гительзона – сыновья выросли, хотели получить хорошее образование, но образование не традиционно еврейское, которое им мог предложить их дядя – раввин  в Вильнюсской Йешиве, а не меньше чем  Московский Университет.
 
Старший  спал и видел себя  знаменитым адвокатом, а младший просто тянулся за ним – ему  хотелось пожить в столице, посмотреть на другую, не такую провинциальную жизнь.
Дочка подросла –  надо  бы определить ее в гимназию, но как?

Гительзон прекрасно понимал, что  еврейке туда не поступить. Мирочка не блистала  особыми способностями, а процентная норма в местной гимназии была перевыполнена.

Но проблемы Гительзона как-то вдруг разрешились  сами собой.

Однажды,  накануне субботы, старший сын Арон  заявил,  в синагогу он  с отцом больше  не пойдет,что отныне его  звать Аркадий  и к еврейству он никакого отношения  не имеет.
Старый Гительзон оченьлюбил своего сына и ни разу не повышал на него голос,  но тут он не выдержал и кричал  так, что слышали даже приказчики в лавке  внизу.
 Аркадий старался быть сдержанным, но твердо заявил, что ничего уже не изменить,  на прошлой неделе он покрестился в местной церкви у отца Алексея и то же самое сделал его младший брат ( теперь уже не Абрам, а Александр).
Что касается Мирочки – пусть родители  сами решают, но принятие православия  дало бы ей шанс выучиться в гимназии.

Гительзон в тот вечер в синагоге не появился, сил дойти не было, но молился  он в тот вечер как никогда искренне – умоляя простить его  самого и   непутевых детей, пытаясь объяснить Ему , что они  не виноваты – во всем виновата проклятая система.
С того дня   сыновей его  никто  на праздничных и субботних службах не видал и по городу поползли слухи, что  молодые Гительзоны отныне выкресты и путь им в приличные еврейские дома закрыт. Оставался открытым вопрос – как насчет  приличных  русских  домов…

В следующем году ученица Мария Гительзон уже была в числе первых  учениц местной гимназии для девочек и все было бы не так уж и плохо, если бы не началась первая мировая война.

В армию забирали всех без разбора и Гительзоны жили как на иголках – сколько уже раз приходилось давать  взятки чиновникам, чтобы получить сыновьям  отсрочку.
 Мадам Гительзон написала  письмо своему  двоюродному брату в Америку, тот вскоре ответил с просьбой   отправить Арончика и Абрама к нему в Нью-Йорк,– переждать пока обстановка в Европе успокоится и   помочь ему в бизнесе. Так и они сами научатся чему-то новому. Когда  Гительзоны провожали своих мальчиков в Америку, они и не предположить не могли,, что   больше они не увидятся никогда...

Новой власти, пришедшей в 17 году  не  было совершенно  никакого дела до вероисповедания Гительзона и его семьи.

Комиссара Наума Ривкина  больше интересовали его неправильные  классовые взгляды и буржуазное происхождение.  И напрасно Гительзон пытался напомнить ему  о 10 заповедях, которые были получены их  общими праотцами на горе Синай.
Наум, сын бедного сапожника и атеист до мозга костей,  был  непреклонен в борьбе против мировой буржуазии и такая мелочь, как  ветхозаветные идеи, его волновали меньше всего.

Дом был передан в ведение  новой власти, ценности и деньги  реквизированы. Гительзонам еще повезло – некоторые ценные  вещички  удалось сохранить – несколько картин, старинные портреты, пару –тройку колец и часов, китайские  фарфоровые  статуэтки и пасхальный сервиз – вот пожалуй и все. Но даже эта малость  продолжала радовать глаз в маленькой квартирке, куда перебрались Гительзоны с Мирочкой-Машенькой.
Комиссару Ривкину очень приглянулась маленькая изящная Мирочка и он стал часто посещать дом Гительзонов, где вначале его принимали не слишком радушно, а потом привыкли как-то и даже стали считать женихом.
Время шло. От сыновей не было никаких вестей. Машенька вышла замуж.  Поскольку выбора женихов большого не было – рука и сердце были  отданы  товарищу Ривкину, который со временем стал  неплохо продвигаться по службе и даже получил казенную квартиру неподалеку от реквизированного дома  Гительзонов.

Брак был, как всем казалось, удачным. Мария Владимировна (так ее теперь звали) была местной звездой – муж ее радовал нарядами и украшениями (кожаные куртки и красные косынки вышли тогда уже из моды). Машенька была от природы грациозна и энергична. Она летала по городу перебирая крошечными  ножками в ботиночках 34 размера на каблучках, оставляя после  себя запах  самых модных тогда духов “Красная Москва”.
Их дом был самым уютным  и  друзья и сослуживцы Наума обожали бывать  в нем – Машенька, кроме всего умела  вкусно готовить и удивлять всех неслыханными в ту пору блюдами - фаршированной рыбой и яблочными штруделями.

Как то Науму удалось узнать, что  братья Машеньки живы и здоровы, оба женаты,  живут богато, но детей пока у них нет.  Радости Машеньки не было предела, но письма  из Америки могли бы сильно навредить семье Ривкиных и связь  с американскими братьями поддерживалась через случайные  слухи от общих знакомых.

У Машеньки было все хорошо. Прекрасный муж, уютный дом, полно друзей – только одно омрачало ее жизнь  - детей в этом браке так и  не было.

Впрочем,  жизнь Машеньки круто изменилась  в конце 30-х годов. Друзья Ривкиных  были  в полном недоумении – дом Машеньки  вдруг огласился детским визгом, комнаты заполнились игрушками, а сама Машенька, вне себя от счастья, показывала  всем  маленькую  кудрявую Сонечку, свою приемную дочку   – по одной версии дочь ее  гимназической подруги, попавшей в сталинские лагеря и  погибшую там, а по другой ( совсем странной )  версии – родную дочку  Наумчика, которую родила ему вахтерша из  их учреждения  и умершая недавно в больнице от туберкулеза.

Как бы то ни было – наконец-то у Маши Гительзон появилась настоящая семья – муж и ребенок, без детей счастья быть не может – это она твердо усвоила в доме отца и матери.
Старик Гительзон и его жена так и не увидели свою Мирочку такой счастливой – они умерли еще  в период НЭПа и до того времени  не дожили.

Сонечка выросла просто красавицей – переросла Марию Владимировну на  голову и вообще была мало  похожа на обоих родителей (что и неудивительно)
В институте Сонечка познакомилась со студентом – своим ровесником, как ни странно, евреем из Молдавии (он приехал  в их город учиться) и вышла за него замуж.

 Мария Владимировна не полюбила зятя с первого взгляда – ей он казался слишком местечковым, необеспеченным и не слишком перспективным (какие перспективы могли быть у человека с такой выраженной внешностью, пятой графой в паспорте  и картавостью).
Ее Сонечка могда бы составить куда лучшую партию, но,видимо, Сонечка считала по-другому, а она привыкла поступать как хочется.

Наум , напротив,  к зятю  Мише относился хорошо, но застал он его недолго – вскоре после Сонечкиной свадьбы, заведующий отделом Наум  Ривкин  скончался. Молодые остались жить с тещей в  родительской квартире.

Соня прекрасно продвигалась по работе и по профсоюзной линии и была счастливой мамой двух  дочек – Анечки и  Ирочки.

Тем временем, железный занавес рухнул и братья Гительзоны стали писать сестре регулярно письма и слать посылки. Анечка и Ирочка были самыми нарядными девочками в городе – на них любовались  все в округе, когда они в своих ярких  американских платьицах гуляли с гордым  папой в парке.

Какие-то невиданные материалы, пышные юбочки, гольфы с помпонами и лакированные туфельки, но что самое удивительное – шляпки! На  все сезоны – летние с цветами и бантиками и капоры на весну – как у маленьких аристократок 19 века! В посылках попадались иногда и джинсы, но это была редкая вещь- старые тетушки не приветствовали новую моду и считали своих дорогих племянниц достойными лучших нарядов, чем какие-то ковбойские штаны.

У братьев Гительзонов были хорошие заботливые жены,  успешный бизнес,  большие  дома с лужайками, но своих детей у них так и  не было  никогда.
Люди, те кто помнил еще их отца и мать, говорили что дело тут  в том, что они выкресты – выкрестам Б-г детей не дает, Может и так, а может дело и в каком-то еще проклятии, нависшем над семьей в то время, когда братья пришли к отцу и сообщили о своем решении – кто помнит какие слова выкрикнул  тогда в отчаянии отец или произнесла в рыданиях мать!

Занавес железный рухнул, но не настолько, чтобы дать состарившимся  братьям повидать свою младшую, но  тоже очень  немолодую сестру! Поездка в капстрану все еще приравнивалась к измене Родине!
Когда, наконец, началась перестройка и можно было уже поехать в гости, не осталось на свете никого, кроме жены младшего брата, старенькой тети Ханы, которая и позвала к себе в гости  единственную племянницу Сонечку для решения вопроса о наследстве.

К этому времени Аня и Ира уже были взрослыми девушками  и американское наследство  вдруг сделало их  очень привлекательными в глазах многих парней, особенно тех, кто приехал из глубинки в поисках своей удачи.
Ане уже было лет 25-27, а жениха все так и не было!
 Красавица Аня, хотя и была красавицей, не была очень популярной среди местных парней – сугубо еврейская внешность выглядела чересчур ярко в нашем сибирском городе. Бриллианты  и дорогие вещи делали ее еще более недоступной  и отбивали желание просто так к ней приставать,чтобы весело провести время а вступать в серьезные   отношения с такой шикарной еврейской барышней   никто не отваживался.

Но это не смутило  Виталика – сына кондуктора трамвая из Кемерово – он только-только приехал в фирму, где Аня проходила практику и уже ему успели рассказать про  наследство, которое  досталось  этой девушке из Америки. Виталик был уже женат, несмотря на свой юный возраст, он был моложе Ани  лет на пять и у него был грудной ребенок.
Жена  с младенцем осталась в Кемерово, а он подался  на заработки и ему повезло – даже  и работать сильно не пришлось, а финансовое благополучие так и падало к нему в руки!
Аня влюбилась в него по уши, а может просто ухватилась за него, как за последний шанс – не раз ей уже приходилось  слышать, что мол старая дева  и все такое...

Напрасно покинутая  жена Виталика обивала пороги, устраивала скандалы Ане и ее маме Соне, подкарауливала  их на улице и грозилась убить,  проклинала и рыдала, развод осушествили без ее присутствия ( помогли деньги и связи Анечки) и свадьба в белом шикарном  платье  в самом большом  ресторане  города состоялась!
Так Анечка впервые  в полную силу осознала могущество денег и их преимущество над всеми  условностями!

Свадьба была многолюдной и шумной – в лучших псевдорусских традициях – с похищением невесты и выкупом, речами тамады и умеренным мордобоем ( как без него! )  в конце.
Со стороны невесты были папина еврейская родня и многочисленные Анечкины и Сонечкины подружки и сослуживцы, а со стороны жениха – только мама, кондуктор из Кемерово, с неодобрением  и удивлением посматривающая на внушительные носы и больщие выразительные глаза невесты и  ее родственников.

 К концу вечера мама  жениха изрядно поддала, вполне освоилась и даже пошла в пляс. Мелкая химка на голове растрепалась, а подол яркого трикотинового платья развевался над  серыми сибирскими пимами ( дело было зимой и о том, что можно захватить в ресторан туфли дама, видимо,не догадывалась…) После свадьбы мама вернудась в Кемерово и молодым  не надоедала.

Жизнь Анечки и Виталика походила на  венесуэльский сериал – он ей изменял, выносил вещи из дома, крал  фамильные бриллианты, уходил совсем и возвращался как побитая собака,  потом Анечка  сама его выгоняла, но вскоре слезно просила вернуться обратно.
Мама Соня не могла этого вынести и Аня купила  себе квартиру , после чего их проблемы с Виталиком уже были не так заметны для окружающих, но вовсе не прекратились.

А Виталику стало совсем привольно – он пил и гулял, часто поднимал на Анечку руку и даже дошел до того, что приводил в ее дом других женщин.
Однажды с бодуна ушел в какую-то секту и жил там  как бомж несколько месяцев,  говорил, что обогащается духовно. Аня его вытащила и оттуда,  такое обогащение было не по ней.
Сама она стала успешной  бизнес-леди и  у нее  даже была сеть своих магазинов, что не мешало ей терпеть   унизительное  отношение примитивного мужика.  Виталя  числился  в магазине охранником и иногда помогал разгружать товар. Вел  же себя как полноправный хозяин бизнеса – давал всем  указания и лапал продавщиц.

 У Анечки была одна мечта – ребенок! Но детей у них с Виталиком  почему-то не было.
Аня много раз пыталась забеременеть, но у нее все заканчивалось  неудачно. В конце –концов, врачи сказали, что все бесполезно и после очередной внематочной, которая ей чуть не стоила жизни, она решила прекратить мучить себя.

Умер папа Ани – совсем не старый, он долго болел и,конечно, ужасно переживал за дочку – это видимо, и ускорило его конец.
Вскоре после  похорон Виталик избил Аню прямо на глазах у  ее же подчиненных и коллег, которые  и вызвали милицию, несмотря на ее протесты.
Отсидев положенные 15 суток за дебош, Виталик отправился  прямым ходом к своей  очередной подружке  и  исчез из жизни Ани.На сей раз окончательно. И Анечка впервые не стала его возвращать.

Говорят, он ушел к продавщице с рынка, лет на 10 старше его,  матери 2 детей. Говорят также, что живут они хорошо, но это уже нам не интересно.

 Ирочка, младшая сестра, тоже стала совсем взрослой и  тяжело пережила папину смерть - она была его любимицей. Он  когда-то хотел сына,  но родилась  Ирочка, крепенькая  девочка, не такая красивая как Аня, но очень похожая на нее.
Аня взяла ее к себе  в бизнес и там Ирочка встретила  охранника Петра, который был на  20 лет ее старше, разведенный мужик, отягощенный алиментами на 2 –х детей от разных жен.
 Ирочку это не смущало – она хорошо зарабатывала и  американское наследство еще давало возможность существовать безбедно. Петр понял, что,  наконец, на шестом десятке, ему повезло всерьез – молодая, богатая и с квартирой... Он даже почти любил ее.

Они поженились и  вскоре у Иры  родилась девочка!  Кроме  Иры,радость рождения ребенка переполняла  ее бабушку и сестру, но недолго...
 У ребенка оказалось неизлечимое  генетическое заболевание и нужны были огромные средства на ее лечение.

Средства в этой семье были всегда, нашлись и на этот раз.  Анечка перевезла маму, дочку и сестру с семейством в Германию – там девочку поставили на учет  к лучшим врачам.
Петр  теперь лежит целыми днями  на диване  перед телевизором  с банкой пива. Девочку лечат  и она даже лучше стала себя чувствовать.

Анечка решилась на то же, на что решилась когда-то  ее бабушка, Мария Владимировна - она удочерила брошенную девочку  прямо из роддома. Светленькая и курносая девочка совсем непохожа на свою родню, но совершенно  не выделяется из  толпы немецких детей  и выгодно заметна  своей  арийской  белокуростью на фоне многочисленных турецких и итальянских эмигрантов, которых полно в их районе.

Как-то Аню спросили, почему они не уехали в Израиль – она искренне удивилась и сказала, что они ведь и не евреи совсем... Ее бабушка Мария  Ривкина (в девичестве Гительзон) была православного исповедания и даже училась в  гимназии....
Я очень люблю их семейство, но часто думаю, что старый Гительзон  прекрасно чувствовал, что его дети потеряют  взамен  материальных  ценностей и поэтому не мог удержаться  от  проклятий на их  голову, или,может, наоборот – это его  необдуманные проклятия так драматично повернули всю  их жизнь….