Людмиле Владимировне было, лет тридцать пять, может чуть больше, когда наш пятый, попал в её руки. Преподавала она русский язык и литературу, занималась классным руководством и отличалась принципиальной строгостью и бескомпромиссностью характера. Объясняя на уроке материал, она горела желанием разбудить нас, сонных, ленивых и подчас нелюбопытных учеников.
Внешне, немного похожая, на Светлану Михайловну из фильма «Доживём до понедельника» (актриса Н. Меньшикова); такие же гладко зачёсанные назад волосы и объёмная «шишка» в чёрной нейлоновой сеточке, такая же фигура, прямая осанка, строгий взгляд уверенного в своей правоте человека, она была, казалось бы, типичным советским педагогом. Но это сходство только внешнее. Мне кажется, что её литературный кругозор был значительно выше среднего, среди преподавателей тех лет.
За глаза, мы звали её: «Людмила». Авторитет Людмилы был непререкаем, а на уроках почти всегда интересно; она прекрасно читала стихи, могла отвлечься и пошутить, могла рассказать что-то из своей жизни и даже напеть отрывок из какого-нибудь романса на стихи классиков. Голос, кстати, у Людмилы Владимировны был глубокий, настоящий, прекрасно звучавший даже без аккомпанемента.
Прошло много лет со времени её школьных уроков, но некоторые эпизоды остались в памяти до сих пор…
;Идёт, например, первый по расписанию урок русского языка. Кажется это пятый класс. Наши юные организмы еще спят; кто-то смотрел хоккей до часу ночи, кто-то читал допоздна роман А. Дюма. А на доске в классе висит большая репродукция на картонном листе: в деревенской избе - подготовка к празднику. Лавки, сундуки, и, конечно же, огромная русская печь. Женщина в платке и переднике, засучив рукава, выкатывает тесто на грубом столе. Дети на лавке внимательно наблюдают за ней.
Людмила ставит задачу: описать происходящее событие и подготовиться к изложению. Задача, казалось бы, не сложная в любое другое время, в этот день не вызывает никакого энтузиазма. Мы ещё не проснулись. Никто не тянет руки. Да и что там описывать?
«Ну, чисто в избе, ну тесто месят, подумаешь… Занавески на окнах с петухами, наверное, праздничные…» - сквозь дремоту думал я.
Учитель тщетно пытается заставить нас работать. Она поднимает с места то, одного, то другого, требуя «напрячь извилины», вскрыть наши скудные словарные запасы; взывает и к нашей фантазии.
Класс медленно втягивается в работу. Кто-то увидел чисто выскобленный деревянный пол, кто-то замечает аккуратно расставленную кухонную утварь и спящую на скамейке кошку.
Некоторые заметили неподдельную радость на лицах детей, наблюдающих за действиями матери; ожидание праздника в этих лицах.
Очередь отвечать доходит и до последних парт. Там «прячутся» самые нерадивые ученики, известные школьные лодыри. Это 3-4 человека, которые даже в 5-м классе всё ещё плохо читают, а дома почти никогда не делают уроки. Побудить их думать – дело трудное, почти безнадёжное, но Людмила Владимировна никогда не отступала без боя. Она поднимает с места заторможенного увальня, высокого, голубоглазого Володю С. и требует с него ответа.
Ну что тут скажешь!? Почти всё уже описано, все с любопытством ждут, что может «сморозить» этот гигант мысли, время от времени становившийся посмешищем класса. Особенно после зачитывания его сочинений.
- От печки веет жаром – неожиданно выдыхает он, после некоторого мучительного раздумья.
- Ого!.. Молодец!.. - Людмила с интересом поглядела на С. - Вот ведь, ребята, никто не вспомнил о печке, важнейшем элементе крестьянского быта, а Володя вспомнил! Да и «жар печки» - очень осязаемый, можно сказать «поэтичный» штрих в общей картине. В этом что-то есть!
Она намекнула нам, зубоскалам, и у Вовы есть чему поучиться, не всё нам смеяться над «перлами» его сочинений!
В Володиных глазах мелькнула тень благодарности. Слово «молодец» в устах Людмилы Владимировны дорогого стоит для любого ученика, даже отличника; что уж говорить про таких как он. Большинство учителей на них давно махнули рукой и стараются не слишком обременять вопросами.
Людмила не была педагогом от бога. Возможно, она вообще не была педагогом и литературу любила больше чем работу с детьми. Но здесь она была на высоте; подбодрить слабого, «затюканного» ученика, протянуть ему руку – это, в общем-то, не характерно для нашей советской школы. Легче учить способных, талантливых, пусть даже «хулиганистых» детей или старательных середнячков. Навешать на ученика ярлык «тупицы и лентяя», а потом отступиться от него – самый распространённый вариант судьбы слабых, неуверенных в себе школьников. Такие ученики в школе нередко становятся изгоями; дети почти всегда жестоки к тем, кто прослыл тупицей…
Надо ли говорить, о том, как преобразился Володя С. На уроках литературы и русского языка он заработал с невиданной ранее энергией. Правда, ненадолго, до первого, зачитанного в классе, его сочинения…
Мы, конечно, не могли воспринимать весь тот школьный курс литературы адекватно, даже если преподавался он талантливо. Некоторые классики казались скучны и раздражали. Переварить Герцена и Чернышевского, Чехова и Достоевского, Некрасова, Тургенева, Горького, Маяковского и Блока не просто. Читать всё подряд в том возрасте тяжело: у нас уже начинали формироваться свои литературные вкусы; Пушкин и Лермонтов могли подспудно противостоять, скажем, Маяковскому или Блоку, а Гоголь и Толстой – Фадееву и Шолохову. Людмила Владимировна пыталась отстаивать равенство всех классиков русской и советской литературы, внушая нам их важность.
Однажды, пристыженный за невыученное стихотворение Маяковского, одноклассник Боря Михайловский, возразил:
- А, что Маяковский? Не люблю я Маяковского, потому и не выучил! - оправдывался он. – Я Пушкина люблю!
- Э-э-э, нет, дружок! Это всё отговорки. Если бы ты любил Пушкина, ты бы таким не был… - задумчиво возразила ему Людмила Владимировна.
Странно, да? Пусть даже Боря преувеличил свою любовь к Пушкину; почему же это он не мог его любить в принципе? «А каким же тогда должен быть человек любящий Пушкина?..» – задумался я. «Или, любящий: Гоголя, Достоевского, да и вообще литературу?» Неужели Людмила и в самом деле считала, что великая литература способна в одночасье изменить наш духовный мир и отразиться на нашем внешнем облике? Вряд ли… Вряд ли она сама понимала, каким должен быть Боря Михайловский любящий Пушкина. Хотела ли она сказать нам что-то вроде: «Не лезьте к Пушкину своими грязными лапами, со своей любовью, в которой ни черта не понимаете!..»? Ревновала нас к литературе? Может быть, немного и ревновала.
Для меня несомненно, то, что от нас она всегда ждала чего-то большего; в любви к Пушкину, к литературе она была идеалисткой, и свои идеалы иногда примеряла на нас. Но мы почти никогда не оправдывали её надежд.
На уроках Людмилы Владимировны происходили иногда странные вещи. Она, нередко, призывала всех откровенно высказывать собственные мысли, без оглядки на учебник, пыталась приучить к самостоятельности в рассуждениях, но если чьё-то мнение не совпадало с её, собственным, или не вписывалось, не дай бог, в советскую идеологию, это могло вызвать приступ учительского гнева, отбивавший всякую охоту к откровенности. Да и при читке наших сочинений в классе она безжалостно высмеивала нашу косноязычность, нашу словесную убогость. Такие зачитывания напоминали публичную порку, хотя у нас, учеников, чужие огрехи сочинений нередко вызывали приступы гомерического смеха. Самые смешные из них становились предметом обсуждения на переменах.
Высмеивание, как метод воспитания, очень часто применялся в советской школе. Иногда, правда, и это давало результат.
Кстати сказать, сочинительские ляпы многих средних учеников (как я, например) время от времени тоже попадали под острое и беспощадное словцо Людмилы Владимировны. Словом, обстановка на уроках литературы и русского далеко не всегда располагала к сотрудничеству с учителем, к творческой работе на уроке. Боязнь ошибиться, «сморозить» что-нибудь не то, довлела над нами. Но и похвалить, подбодрить Людмила тоже могла любого, даже нерадивого ученика. Было бы за что.
И всё-таки в её работе было слишком много эмоций…
К 30-летию Великой Победы было задано сочинение о неизвестных героях войны: о тех, кто не попал в наградные списки или попал совсем недавно, через много лет после войны. В тот год (1975) к 9 мая страна готовилась очень основательно; во многих газетах печатались многочисленные воспоминания очевидцев о боевых действиях на фронте, в тылу врага, о трудовых подвигах тыла. По таким вот материалам и было предложено написать домашнее сочинение. Чего уж проще? В газетах полно материала. И мы написали. Написали, как смогли, но одно сочинение вызвало у нашей Людмилы очень сильное раздражение. Вполне успешная «твёрдая хорошистка» Марина Б. описала бой с танками, где безвестному герою удалось поджечь и остановить головную фашистскую машину с помощью одной только бутылки с зажигательной смесью. Герой погиб, но танковая атака остановлена.
- Этого не может быть! Танк так просто не подбить! Одной бутылкой этого сделать невозможно! – категорично заявила Людмила. Помню, что Марина пыталась оспорить эмоциональное заявление Людмилы Владимировны.
- Всё это ваши неудачные выдумки, или вы перевираете материал, - заявила наша «классная», несмотря на возражения одноклассницы, сославшейся на вырезку из газеты «Правда». Уверенная в своей правоте Людмила, предложила ученице принести первоисточник, а когда та нашла и принесла вырезку – инцидент попросту был замят. Правоту ученицы Людмила Владимировна подтверждать не захотела, чтобы не уронить свой авторитет.
… Иногда, всё же, на уроке возникали, совсем неожиданные, нестандартные ситуации, в которых, мы, ученики получали моральную поддержку. Людмила, как-то в очередной раз, упрекая нас в духовной лености, упомянула, что один из советских поэтов (кажется Маяковский) обладал великолепной памятью и знал наизусть всего «Евгения Онегина», а другой поэт, ещё в детстве, в школьные годы написал сочинение в стихах. Эти факты произвели на нас впечатление, но на всех по-разному. Большинство об этом вскоре забыло. А при изучении «Слово о полку Игореве…» на дом было задано небольшое письменное задание по теме, сейчас уже и не помню какой. Не важно. Интересно другое: тему нужно было раскрыть на одной страничке и рассказать, защитить свои мысли при устном ответе. Домашние задания Людмила проверяла не каждый день и не у всех сразу, поэтому многие не подготовились. Стояло «бабье лето», учиться не хотелось. Да ещё по телевизору в те дни показывали интересный фильм про разведку с Олегом Далем в главной роли. И вот идёт опрос на уроке литературы. Многие, как и я, в страшном напряжении ждут, кого же спросит Людмила…
- Столыпов Володя. Готов ответить? В тот раз он тоже вызвал её интерес. «Гигант» поднимается с места бледный, с затуманенным взором голубых глаз и нервно покусывает пересохшие губы.
- Да…Готов.
- Сочинение приготовил?.. Что молчишь? Зачитай, а мы все вместе послушаем, обсудим.
- Я приготовил…сочинение…в стихах…
Все в шоке! В классе повисла напряжённая тишина, и сразу же стало слышно, как бьются об оконное стекло последние осенние мухи. «Неужели этот увалень, это посмешище класса пишет стихи? Фантастика! » - думал я.
- Ну что ж, читай, – говорит Людмила после некоторого раздумья.
И Вова читает:
И пошёл князь Игорь, собрав дружину,
С братьями своими объединяясь,
На половцев - гадов, на вражину -
Русь - Святую землю, защищая...
Дальше в том же «древнерусском» духе…
- Достаточно, – Людмила была в явном замешательстве. Стихи ей вряд ли понравились, но она предпочла на этот раз промолчать. Молчал и класс. И с удивлением взирал на Столыпова. Смеяться над корявыми строчками лично мне не хотелось; я и сам уже графоманил потихоньку, но представить себя на его месте не мог и готов был залезть под парту, как будто он прочитал мои «стихи».
- Стихи это хорошо, это здорово. Похвально уже то, что ты пробуешь…Вова, но тему надо бы раскрыть для начала в прозе, а уж потом браться за более сложные формы. Хотя, я заберу твою тетрадь и оценю позже.
Людмила Владимировна говорила спокойно и осторожно. Глаза её блестели. Такое происходит не каждый день. Потом я понял причину её необычайной деликатности: она не хотела насмешек над Столыповым, не хотела спугнуть его творческий порыв. Куда же делось её принципиальное отношение к косноязычию? Она не стала проводить разбор полётов; Людмила была не готова к такому повороту событий. С одной стороны задание Володя не выполнил, стихи были не в тему. С другой – он проявил редкий творческий порыв и наказывать его ей явно не хотелось. А ведь в своей эмоциональной горячности она могла быть жесткой и даже жестокой. Такое бывало нередко, но эти случаи я описывать не хочу. Она никогда не признавала своих ошибок перед классом, чтобы не уронить свой авторитет, хотя, таким признанием авторитет можно и поднять.
Обладая сильным характером и незаурядными ораторскими способностями, эта яркая личность, возможно, могла бы руководить подпольем в военное время, партизанским отрядом или просто большим производственным коллективом. А, родившись, скажем в эпоху матриархата - быть вождём племени. Но судьба распорядилась иначе: любовь к литературе и русскому языку привела её в школу…
И всё же, низкий Вам поклон, Людмила Владимировна! Сейчас, когда литература выдавливается из школьных программ утилитарным отношением к жизни, Ваши уроки вспоминаются по-особому тепло. Несмотря ни на что. Спасибо за ту любовь к литературе, которую вы изо всех сил пытались передать нам, вашим ученикам! Вам, это удалось.
25.10.2009