Часы своего отдыха Брум проводил в наблюдениях либо писал посты на ЖЖ для многочисленных далёких людей, которых сайт благосклонно и с явным перехватом называл друзьями Брума. Момент, когда он нажимал кнопку "отправить" всегда давал ему спокойное счастье, точно он чувствовал чью-то нужду по себе, влекущую его оставаться в жизни и тщательно действовать для общей пользы.
Друзья ему ничего не писали, они были измордованы своими заботами и измождены и жили как в беспамятстве. Фотографы рыскали в поисках девиц, утратив вкус к живым окружающим их мелочами часто более достойных нагой натуры. Дети подбирали статистику и раскраски о сексе, снабжая их не лишёнными остроумия невинности комментариями. Барышни законно искали внимания и уважения словами и фотографиями, милыми контрастной красотой неоценённой близкими талантливости.
Лишь раз в году, обычно в канун праздников, когда люди полны доброй и неосознанной радости, он получал уведомление об ещё одном далёком человеке, забредшем в его журнал случайно на удачную фотку, и ставшим его другом.
Брум подолгу перечитывал это сообщение и тихо радовался, похвастать было некому, а если и было кому, то особо нечем. Когда наступала поздняя ночь, он открывал балконную дверь в тёмное пространство, и в комнату прилетали комары и бабочки, прячась от дождливых ночей южного по российским меркам города. Брум слышал биение сердца своих близких соседей, это биение происходило настолько ровно и упруго, что казалось нисколько невозможным вмешаться в мерное покачивание маятника жизни американских люмпенов.
Брум жил на третьем последнем этаже куриного домика, обычного своей картонностью в этом сейсмически агрессивном районе земного шара. Закуток с двумя спальнями и совмещённой с кухней серой центральной комнатой. Лестница из квартиры вниз ничуть не походила на бетонный подъезд хрущевки его детства. Ступеньки, усланные ковровым покрытием дешёвой синтетики, суетно текли короткими пролётами низких этажей. Люди попадались лишь изредка, нелепые и с огромными псами. Только однажды ему повстречалась некто без собаки и суетной поспешности в обреченном на вечный дождь местной погоды лице.
Он спросил её шепотом в ухо:
- Отчего у вас бьётся так сердце?.. Я его слышу!
- Оно на третий к тебе поднимается и бьётся, - с улыбкой прошептала она. – Я ведь к тебе спешу, почти лечу!
Сутулая спина и широкая грудная клетка представляют собой свёрнутые крылья уставшего суетой человека. Он попробовал свою нагретую голову – там тоже что-то билось, желая улететь из клетки.
- Я нашел достойное тебя жильё. Мы сможем съехаться, - не веря своему вечному счастью, сообщил Брум, теребя драгоценный адрес рукой, свободной от её волос.