Цветы на перекрестке

Татьяна Гоутро
Стоит каждую пятницу с охапкой цветов, подбегает к машинам с риском остаться на дороге при загоревшемся зеленом. Упитанный тако мексиканец напоминает проезжающим, постыло нервничающим в пробке водителям, что можно украсить этот день покупкой цветов, просто так, без повода. Покупают немногие... Припарковав машину, я решила купить букет, у нас
так повелось – я покупаю и говорю Стиву, милый, ты купил такие красивые цветы, всегда радуюсь твоему утонченному эстетическому вкусу. Он счастливо улыбается. Это и ему подарок тоже.

Мексиканец был по-детски рад, спокойно ждал пока я выбирала букет.

- А что, такая работа приносит деньги, может и мне к вам присоседиться – вон там, на том углу, напротив. Что? Возьмешь меня в помощники?
Я могу на трех языках цветы предлагать, то ли еще карманы набьем! – смеясь предлагаю моему продавцу.

- О нет, - с сильным акцентом отвечает он,- нет, нет, много не заработаешь, даже если на всех языках мира говорить будешь... Это так, детям на бутерброды в школу...

Смеется, показывая белые зубы контрастом на прожаренном солнцем лице. Глаза  полны любопытства. Не только вышла из машины и покупает цветы, а разговаривает!

- Это моя третья работа, продолжает он. Жена на двух, я на трех, трое детей, родители, все кушать хотят...

- Ого! Нелегко, наверное.

- Да кому сейчас легко? Я таких не знаю.

- Это да... А дети где учатся?

- Двое еще в школе, вон там за углом, хорошо учатся. А старший ....

Замолчал. Отвернулся. Вижу заводнились глаза. Махнул рукой, провел по лицу рукавом.

- Месяц уже сидит в тюрьме на границе между Мексикой и Аризоной. Навещал родственников в Аризоне, как раз когда там начали хватать мексиканцев на улице и высылать из страны.

У меня защемило где-то внутри от стыда. Еще вчера смотрела новости по телевизору, заполненные истерией по типу ату-его-ату!, и была на стороне праведного гнева законопослушных американцев, выкрикивающих «Нелегалы – вон отсюда!»

Мой собеседник, положив цветы на лавочку, вытащил из нагрудного кармана заношенной куртки аккуратно сложенный пакет, достал из него фото и маленький лист бумаги, свернутый не по-американски вчетверо. Протянул фото мне:

- Это мой Хозе, вот пишет из иммигрантской тюрьмы.

Протягивает мне листок, я автоматически его беру и читаю, также автоматически, по-учительски ,отмечая ошибки в правописании: «...Зачем вы привезли меня сюда?! Зачем я нелегал?! Что такое нелегал? Где моя вина? Я тут вырос, тут учился, с младенчества говорю на двух языках, но я американец, у меня американские друзья, я читаю американские газеты, я смотрю американское телевидение, я - тут!!! Но вот узнаю, что я - нелегал, что   «незадокументирован», что должен покинуть эту страну и вернуться «на родину». Но я ее не знаю, ту родину!!! Я там никогда не жил!!! Меня не хотят тут, меня никто не ждет там! Что мне делать? И что будет с Элиз и маленьким Жозе??? Когда я их снова увижу?»

У цветочника текут по щекам слезы, я усилием воли подавляю свои, достала бумажный платок, протянула ему. Наплевать мне, как мы выглядим со стороны. Его слезы так искренни и так беспомощны. А мои, что просятся наружу, смывают стыд, расизм, мое пренебрежение и взгляд свысока на «грязных мексов».

Вот этот стоящий передо мной мужик, мекс, вот он и есть – незаконный иммигрант, один из тех, который пересек границу, когда ее пересекали если не миллионы, то сотни тысяч его соотечественников. Тогда их никто не остановил. Они знали, что нелегально, но так делали все. Дома работы нет, и детей ждет пожизненная нищета. Наркокланы в перманентной войне, повсюду, их пули уже уложили десятки тысяч. А рядом под боком процветающая экономика и куча соседей и знакомых уже там, живут,радуются, работают, растят детей, в мире и покое. Дети ходят в школу и получают бесплатное медицинское обслуживание. Ну нелегалы, ну так что?! Зато есть работа, а значит хлеб на столе... Кто бы отказался от этого?! Их радостно нанимали на работу, неприхотливы, работают сколько надо, без выходных, праздников, с коротким перерывом на сон. Ничего не просят, ничего не требуют – находка для работодателя, и налоги можно за них не платить... И жизнь текла своим чередом.
Рождались дети один за другим, рьяные католики мексиканцы редко «планируют» детей.  Покупались дома, пусть плохонькие и на подставных, «задокументированных» соплеменников, но это очаг, это родной дом, это друзья в доме, семейные торжества, дом, работа, как у всех....А пойди законным путем и подай прошение об иммиграции или о рабочей визе - кто знает, сколько это займет времени, сколько иммиграционные службы будут «рассматривать» это прошение да и примут ли они положительное решение?? Одни вопросы и никакой жизни...

Когда делаешь ошибку и сам расхлебываешь последствия – это одно, на ошибках мы учимся. Разруливать чужие - вдвойне тяжело, иногда невозможно. Как разрешить ошибку целой страны в попустительстве пересечения границы гражданами соседнего государста? Или ошибку всего фермерского и бизнес сообщества в найме этих граждан на работу, с энтузиазмом (так ведь нужны-то как!) и без ограничений? Или ошибку иммиграционных служб, их нежелание работать, смотреть реальности в глаза, нежелание изменить то, что не работает. А теперь обида со всех сторон – белым американцам внушили, что мексы – это корень всех зол в обществе, и рецессия даже из-за них, и дома проваливаются в тар-тарары – из-за мексов, и все преступления в стране – это они, и вэлфер они весь исчерпали, лентяи проклятые. Обида и у мексиканцев, они ведь уже себя гражданами чувствуют, после 10-15 лет в старне, как бы вы себя чувствовали?! А им вдруг говорят – вон, и детей ваших – вон! И никакие они не граждане, они просто «якоря» для вас, а мы вас всех выдворим, и сразу все в нашей стране будет хорошо... И вот уже показывают мексиканца, бросающего на асфальт святыню американского общества – флаг.

Расизм сидит в нашем мозгу. Его трудно изгнать. Его надо в себе давить, но это трудно! Трудно стать в одночасье «колор блайндед», то есть человеком, не различающим цвета кожи (очень меткое выражение!) по Мартину Лютеру Кингу.

Это ежеминутные усилия над собой. Это работа над собой, когда видишь афро-американца со спущенными штанами, которые он держит рукой, чтобы не упали, и поет свои рэповские мелодии. Это подавление чувства гадливости, когда видишь как родители не делают детям замечания, когда они сорят под ноги себе и другим. Это неприятие другой культуры, которая тебе кажется вопиющим бескультурьем.

Я пытаюсь разобраться, откуда этот расизм во мне, откуда он вообще берется, если мы все рождаемся равными. Является ли он генетикой? Воспитывается ли? Или это чувство шока, которое замешано на недоверии, незнании, необычности людей другой рассы, других цветов кожи, с которыми ты никогда не жил и не общался большую часть своей жизни. Я родилась и прожила большинство своих лет в абсолютно белом обществе. Тотально белом. Обществе развитого социализма, провозглашавшего полное равенство народов и отсутствие расовых границ – такое легко вещать, когда рядом все словяне, с легчайшей примесью ословяненных татар, грузин, узбеков, прочих разных строго говорящих по-русски, разделяющих практически единую культуру – славянскую, культуру белой нации. При таком лозунговом воспитании, при огромном количестве правильных книг и статей, мы все выросли перфектными расистами, и уровень преступлений совершенных на расовой пооветском пространстве самый высокий в мире. Причина очевидна, для нас, для советских, - мы наслышаны о равенстве, но не могли прочувствовать его на своей белой шкуре, ибо были объективно лишены жизни в расово смешанном обществе. А когда это общество стало наполняться людьми из других стран (глобальная экономика требует), других цветов кожи, когда нам пришлось перебираться в поисках работы и лучшей доли в до отказа наполненные расовыми вариациями западные страны, - вот тут наш доморощенный расизм стал неуклюже выпирать наружу.

Я помню шок, когда я смотрела из окна на 10 этаже гостиницы, на утреннюю суету улиц Найроби внизу, - я вижу движущуюся одежду, но не вижу людей... ох бог ты мой, да они же сливаются с асфальтом!!!

Я помню, как пришла в школу к сыну и увидела на фронтоне главного здания написано: «Нет места расизму!». Было как-то неловко. Так открыто у нас, в Союзе, никто об «этом» не говорил, типа, как и о евреях, - вроде они и есть, но говорить как-то неприлично, что ли.

Я помню, когда я переехала из калифорнийской белой-белой (точнюсенько, как в Советском Союзе) провинции в Вашингтон, где я моментально почувствовала себя в расовом меньшинстве, с точностью ровно наоборот, - одно мое белое лицо в автобусе, одна в вагоне метро, одна же в магазине. Мне недели напролет снился один и тот же сон – я просыпаюсь, выхожу на улицу и вижу только белые лица... и меня переполняет счастье и облегчение...

Стою с моим мексом на перекрестке, зажав цветы в руке и мокрый платок в другой, и куда подевались мои расистские штампы, ярлыки, предрассудки? Он вот тут, рядом и мне до боли хочется ему помочь, ибо я могла быть в его шкуре, за мной, моими детьми могли охотиться, и меня могли вышвыривать из страны.

То, что никогда не случалось раньше, случается каждый день. Если каждый день убивают мекса в Америке или узбека в России, то завтра это может коснуться тебя. Если кого-то сегодня злобно вытаскивают на улицу и увозят в федеральную тюрьму, у тебя нет гарантии, что однажды там не будешь ты. Если сегодня не разрешают строить мечеть, то, возможно завтра кто-то вздумает взорвать себя в тихом православном монастыре или в столичной синагоге. Мир ходит по-кругу. Мы все где-то и как-то связаны одной нитью. Совсем, как эти цветы, что я купила у мексиканца на перекрестке моих мыслей...