Театрал! Звучит красиво и гордо. Не каждому это дано понять, а кое-кому и вообще невдомёк – о чём это. Не приобщённым к высокому искусству. Не в каждой деревне, или, там, уездном городишке, соответствующий храм искусства предусмотрен – для приобщения рядового труженика.
Таков уж удел театрала – селиться вблизи храмов таких, в мегаполисах да губернских городах. Никуда не денешься – приходится терпеть театралу, нюхать городскую копоть да пробками торчать на магистралях. Театрал – это, считай, врождённая патология, и передаётся по наследству. А отличает его, театрала, радость от своей патологии.
Вот и рыщет болезный по театральным кассам, рад контрамарочке, в случае чего – не дай Бог премьеру пропустить, отстать от братьев по патологии.
В тот день в Мариинском давали «Севильского цирюльника», парикмахера, если по-простому. А цирюльника пел известный американский тенор – знаменитость в оперном жанре. Публики собралось не очень чтоб – может перед получкой дело было, поиздержалась публика, а может в понедельник. Теперь уж не припомнишь. Собрались, по всем признакам, театралы, в основном театралки. Парфум тонкий зал напитал, будто на сеансе аромотерапии. Прикид у дам соответствующий, не в джинсах же. Причёски, бижутерия – всего в достатке, и возраст, всё больше выше среднего, а иной раз и значительно.
Первый акт – в самом разгаре, знаменитость старается, громко так цирюльника изображает, во весь голос. Чтоб, значит, лицом не ударить в грязь перед восточной Европой. Бинокли дамские в ту сторону – ничего мужик. Млеют дамы потихоньку, все – внимание. Тишина в зале.
В левой стороне зала колыхнулась портьера, впустив в полумрак зала маленького человека с портфельчиком в сопровождении билетёрши. Мужичёк гусиком-гусиком, на цыпочках, вжав в плечи голову, крался к откидному сидению, указанному ему дородной билетёршей. Оттянув сиденье, прижимаемое мощной пружиной, мужичёк прижал его телом, осторожно уселся, зажав портфельчик под мышкой, и – весь внимание, вникает в суть событий на сцене.
Он явно смущён своим опозданием, осознаёт вину перед зрителями, перед артистами. Начальство задержало? Плевать ему на заветный билетик в кармане? Всем обликом своим он явно не тянул на ВИП персону. Мелкий чиновник, устал за день, умаялся на работе, зато какая радость – он в Мариинке, он в ОПЕРЕ. Денежек слегка подэкономил, у жены, у детей отпросился. Отпустили. Папка у них театрал, знаток и ценитель.
Грохот ударившего откидного сиденья подбросил зал. Знаменитость, подпрыгнул от неожиданности – кто стрелял, и замолк, не дотянув до конца верхнее «ля». Дамы рыскали оптикой по залу, порвать на куски хулигана. Прервать арию подобной выходкой – какой позор.
От выстрелившего сиденья, прикрываясь мраком зала, отползал на четвереньках, волоча за собой портфель, маленький мужичок. Уставший, он слегка прикемарил. Не найдя опоры, во сне, он, попросту, свалился со своего не стандартного сиденья. Он не виноват, что пружина была такой мощной. Зал ещё глухо роптал. Шевельнулась бархатная портьера, тихо выпустив из зала маленького театрала, и никому не было дела до его конфуза, до его позора. Тенор-знаменитость закончил арию.