СОЛДАТ ИВАН
Взяли Ивана Еремеева в солдаты. Мать с отцом погоревали, да пустой карман от службы не укроет. Взяли и повезли от родного дома. День, везли, два везли, на третий покормили на казенный счет, чтоб жиром не заплыл да ног не протянул. Привезли, обули, одели и – в учение: строем ходить, ружье носить, честь отдавать, грудь колесом держать, глазами начальство есть.
Не сразу Ивану выучка далась. И все бы ничего, да ротный попался такой, что не приведи господи. Что ни слово – слушать противно. Воздуху наберет, набычится, надуется, как гусь, и пошло-поехало. Сам не видный, метр с фуражкой, а голос, как у полного генерала. Иван спервоначалу краснел, через год свыкся, через два обвык, через три – лучше ротного ругаться стал. Обидно ротному, он Ивану придирки строит: не так прошел, не так честь отдал. Был первостатейный солдат, а измочалили – стал хуже мокрой курицы. А ротный не унимается: что ни день, то работа, то наряд. Всем отдых – его под ружье, всем праздник – ему ротный покоя не дает.
Раз поставил Иван болото охранять. И днем-то пройти мимо страшно, а ночью одному – ужас за душу берет. Стоит Иван, ружье на плече, глаза на луну смотрят, каблуками землю месит. Пройтись бы, ноги затекли, да боязно. Ротный узнает, совсем со свету сживет. Вдруг слышит: вздыхает кто-то. Огляделся – никого. Перекрестил себя, а вздохи опять слышит.
- Кто тут есть? – спросил солдат.
Никто не отвечает, а только сильней вздыхает, вроде как стонет.
- Отвечай, а то стрельну.
И ружье навскидку.
- Ну что кричишь, и без тебя тошно.
- Ты кто?
- Черт с рогами. Не видишь разве?
Пригляделся солдат, и правда, такую рожу на картошке с салом не вырастишь. Спервоначалу испугался, перекрестился, но виду не подал. Хоть на посту говорить не положено, да жалко ему стало черта, он и спрашивает:
- Тебе-то что не спится, или тоже ротный достает?
Черт отмахнулся: не приставай, дескать. А нутро болит, он и отвечает:
- Тебе бы мою чертову бабу, по-другому бы запел. Пилит и пилит, продыху не дает, целый день рот не закрывает, хоть домой не ходи. Собакой взвоешь.
- Эка невидаль, с бабой справиться.
- А попробуй.
- А пост?
- Я за тебя постою, муха не пролетит.
- Ну, как ротный узнает?
- Не узнает, я тобой перекинусь .
- Ну, давай.
Смотрит Иван и глазам своим не верит: он, как две капли воды, он. Удивился, а спрашивает:
- А идти-то куда?
- Два раза прямо шагнешь, три влево, тут и хата моя, о порог не споткнись, да лба не крести, да не кланяйся.
Пошел солдат и прежде, чем дверь отворить, крест на груди поискал, на месте ли. Вошел и диву дался: черт не из последних. У генерала квартира не так щедро убрана. Чертова жена, не оборачиваясь, как пошла, как поехала – чисто ротный перед строем ругается. Солдат терпел-терпел да в ответ. Чертова жинка обернулась: видит – не муж, а так, солдат, голь перекатная. Против их чертова племени – все равно, что рядовой против генерала. Да в раж вошла, язык остановиться не может. Она слово – солдат два, она два – солдат четыре. Часу не прошло – у чертовой жинки язык распух, наружу вывалился, а Иван только в силу входить стал. У него этого добра – год говори, не переговоришь. А тут видит, ответа никакого. Чертовка глаза пучит, а язык, как тесто из квашни, торчит. Солдат воды выпил, крякнул, усы обтер, повернулся, каблуками щелкнул и тем же манером к черту. Тот бегом домой да обратно.
- Ой, солдат, ой, спасибо, благодарить-то не знаю как.
- Ротного утеши, мне боле и не надо.
Только помянул, а ротный тут как тут.
- Это что за разговоры на посту? Присягу нарушаешь, под суд захотел?
Сомлел солдат, а черт ротному на голову науздок, и не ротный уже, а жеребец соловый.
- Запрягай, солдат, поехали в трактир.
- А пост?
- Кто проверит? Ротный с нами.
Запряг солдат бричку, черт ему кнут подает, кожа сыромятная, свиная, на конце пуля зашита, чтоб веселее коню бежалось. Черт генералом перекинулся, еле в бричке поместился. Тут трем коням не под силу свезти, а то одному. Конь тужился-тужился, да солдат его быстро в ученье взял. Кнут аж до костей пробирает, а солдат знай кнутом нагуливает да приговаривает:
- Так бы ты вез, как ругался.
До трактира мигом долетели. Половой выскочил, генерала под ручки да за стол. А солдат сбоку жмется. А генерал командует:
- Ешь, пей, солдат.
- Нельзя мне на посту пить, а поесть поем, с утра маковой росинки во рту не было.
Посидели они, как положено. Уж дело к утру, пора на пост возвращаться. Солдат знай нахлестывает, ему боков ротного не жаль. Туда быстро, обратно еще быстрей.
Встал Иван на свой пост. Черт с ротного уздечку сдернул: ротный как ротный, только в пене весь, да шинелька на боках от кнута облохматилась. Ротный домой поплелся, солдат в казарму, черт к себе побежал.
А с утра словно чудо случилось. Ротный пришел и ну кашеваров распекать, что еда плохо сготовлена: у него-де собаки это жрать не станут, а вы, сволочи, солдат кормить. И каптенармусу досталось, и писарям усы накрутил да под ружье поставил, и всем прочим чинам, что солдатскую пайку, и без того малую, еще обкорнать пытаются.
А солдат с чертями больше не возжался. На что православной душе черт?
- Тьфу ты, нечисть поганая, прости господи.