Эдуард Мартышев
КДЖ – 2010
Здесь тихо, очень тихо… Такое место я встретил в своей жизни впервые, и, кстати сказать, совершенно случайно. Здесь сухо и нет высокой травы, тени раскидистых высоких дубов даруют этому неприметному уголку немыслимую для окружающего пекла желанную прохладу. Стоит июльский полдень – прокаленный, до сочной корочки прожаренный пылающим в полную силу солнечным диском. Все живое россыпью, кто куда: обезлюдели улицы, в парках не слышно детских голосов, у пивных ларьков - столпотворение - рекой пенной льется разливное.
А я стою здесь и не тороплюсь никуда, и не бегу ни за чем. Стою и смотрю, с легким оттенком грусти, и душою моей, уже порядком очерствевшей, начинает овладевать печаль. Давно ничего подобного не испытывал - сердце свое снова почувствовал.
А стою я, господа мои, товарищи мои ненаглядные, на краю леса обыкновенного, абсолютно не сказочного - в помойку нерадивыми людьми, живущими поблизости, превращенного - буквально в десяти минутах ходьбы от своего дома. И обозреваю, как по Кингу, маленькое кладбище домашних животных. Сколько лет здесь живу, а не знал и не ведал, что оно здесь есть – и расположилось совсем недалеко, а, попросту говоря, рядом с жилыми многоэтажками. И случилось отыскать мне его, как обычно, нежданно- негаданно …
Бежал я, спешил, торопился - по крайне неотложному делу опаздывал, и, решив дорогу сократить, дунул прямо через дубраву рысью холстомеровой. И уж было, совсем мимо этого неказистого места проскочил, а вдруг взгляд зацепил среди кряжистых дубов самодельный, чуть перекошенный, потемневший от времени и дождей маленький крестик, пронзивший земляной холмик.
Черт его знает почему, но я вдруг остановился и подошел к холмику поближе. Увидел еще один крестик, и еще, и еще… Везде стояли знаки памяти и скорби… В голове мелькнуло: «Вот это да! Куда это меня занесло???» Даже все внутри похолодело. Но, стоило прочитать имя на табличке, и сразу все встало на свои места. На картонном прямоугольнике виднелась надпись – «АНФИСА 2002-2009. Прощай, пушистик». В трех шагах, по левую руку - холмик, обложенный серой потрескавшейся плиткой, обозначен – «Лэсси – лучшей из собак». Четыре, нет, пять могилок совсем маленьких – если бы не изгородь из переплетенных веточек, то их и не различил бы. Каждая имеет свою табличку, подписанную явно детской рукой. Из прыгающих, наползающих друг на друга букв, складываются имена – Хомка, Жулька, Шустрик, Чижа, Плут. Кто тут лежит - непонятно, ясно одно - для маленьких хозяина или хозяйки смерть любимца была настоящей трагедией. Чуть дальше - врытая наполовину в землю птичья клетка, а за ней - обложенная мелким гравием игрушечная детская кроватка, в которой лежит прикрепленная проволокой маленькая резиновая собачка …
Но, когда подошел к холмикам, больше всего поразило другое - почти на всех могилках лежали маленькие букетики засохших полевых цветов – простых, незамысловатых, одинаковых. Цветов, принесенных сюда маленькими хозяевами питомцев с искренней любовью и, благодаря неугасающей в их маленьком сердце, памяти… Хозяин Анфисы положил под крестик баночку кошачьх консервов, и она уже покрылась пылью и горстью прошлогодних упавших с дуба листьев. Лэсси оставили желтый, весь в царапинах, мячик и пластиковую кость. Мурке принесли тряпочную, сшитую вручную, серенькую в полоску мышь …
Мне стало грустно, очень грустно... Я отключил сотовый телефон и на несколько минут выпал из костной материи окружающего мира. Стараюсь ходить по кладбищу животных очень осторожно, чтобы ничего не разрушить и не повредить, потому что мне дорога память каждого из этих детей. Аккуратно обхожу холмики и перешагиваю через них…
Собираясь уходить – время неумолимо гонит прочь, бросаю прощальный взгляд на последний приют домашних питомцев.
И вдруг вспоминается мое собственное детство и моя преданная умная собака Лада - верный товарищ и искренний друг, неизменный свидетель всех моих детских проказ и шалостей. Мы с ней были неразлучны - везде и всюду вместе. Я любил, я искренне любил ее, и она отвечала мне преданностью и любовью. Моя Собака просто боготворила меня, прощая все мои выходки и проказы, а уж их то, поверьте, было без счета… Я помню момент, ставший кошмаром моего детства. Когда из подворотни, прямо на меня вылетел автомобиль, моя Лада, моя добрая верная Лада, сбила с ног и оттолкнула в сторону своего маленького, окаменевшего от испуга хозяина. А сама, сама …
Чувствую морось на своей щеке – это катится вниз скупая соленая слезинка памяти …
Наши дети милосерднее нас, господа, и это прекрасно. Мы – взрослые, извратили, испохабили, переврали все, что окружает нас - все перевернули с ног на голову. Наши чувства заменены математически трезвым расчетом и выгодой. Наживой, наваром полнятся наши мысли… Никто никому давным-давно не верит - фальшь и имитация на молекулярном уровне. Люди стали куклами, манекенами, собранными по чертежам и живущими по стандартно расчерченным схемам. Как говорили древние: «Кто кого может, тот того и гложет». На том стоим и, естественно, стоять будем – закон выживания, ничего не поделаешь. Все живут по принципу курятника – все против всех, и каждый за себя.
А вот наши дети, похоже, другие. Пока что другие. Они живут чувствами, мыслят другими величинами, и любить умеют по настоящему, и верят в нас, товарищи мои разлюбезные, как никто и никогда до них …
Дети видят мир по-другому, иначе, чем мы, и представляют его лучше, чем он есть на самом деле. Хотя скоро и они, глядя на нас, изменятся и, дай Бог, чтобы я ошибался, изменятся сильно и, увы, не в лучшую сторону …
Но пока, пока …
Сегодня вечером по дороге домой куплю дочери морскую свинку. Жена, конечно, будет удивлена, но ведь дочка давно ее хотела, так пусть порадуется. Время у нее еще есть, я надеюсь …