Париж, Париж!

Андрейбора
Путешествие, это такое романтическое слово, аж так и хочется вскочить с кровати и пустится в путь. Турпоездки сейчас хоть куда! Весь земной шар доступен для посещений, гуляй радуйся, смотри на чужое, да глазей на природу!
Это всё прекрасно, и для современного человека не осуждаемо, а вот попробовал бы современный человек погулять по прошлому да по будущему, со своими взглядами на жизнь, да он бы помер от страха. Пустили бы его в Париж семнадцатого, восемнадцатого веков, как бы он чувствовал себя на засранных улицах города, с потоками испражнений. Да турист от современности и минуты бы там не прожил. Если без оружия нашего времени, его грохнули бы сразу, да и на колбасу с продажей на Монмартре. 
Это как-то в Париж попал, ну во время, когда там наши после Бородина дурковали, бани строили, да водку хлебали в будущих бистро. А попал на какую-то набережную, вонь, дерьмо прямо в реку Сену течет, баба воду в кувшинчик прямо из речки и, как потом увидел в самовары наших солдатиков…. А я тогда говор-то знакомый услышал, ну типа русско-хохляцко-белорусский словарный салат, и туда, в дверь, откуда родным веет. Захожу, а там наши вовсю гульванят, мадамы на коленях, мусье с бутылками бегают между столов, короче русская забава в полный рост. Присмотрелся от воспоминаний фильма, Война и мир, и стал выискивать более спокойную компанию. Ну куда там, кругом гульба и нет различий в званиях, бухают по-чёрному, водку вином запивают, да гусей чуть ли не живыми хавают. Но не грубят, всегда мерси, и без хамства с женщинами, не валят их как сейчас на стол при людях, короче буджур-тужур, пьяным через пяток юбок до трусов не доберёшся. Духман конечно страшный! Под потолком от самокруток мрак, да и от подсвечников света не видно, только блики от огня здоровенного камина, да свечки на столах позволяют рассмотреть происходящую кутерьму потребления и веселья.
Увидел местечко куда притулится, ну нельзя же подойти к первому же столу и сказать, «Наливай!», может в те времена такого слова то и не было. Ну притулился в уголке, гражданский был один за столом, в манишке, о которую всё руки вытирал, на этого, ну вроде на Болконского, которого Матвеев играл похож. В круглых очках всё бегал! Этот тоже был в очках! Голодный сильно видимо был, ест и ест, ест и ест, не говорю уж, что жрёт, может проголодался человек. Чавкает и на меня смотрит! Нальёт, закусит, и смотрит! Нальёт, закусит, и смотрит! Полтарашка, не менее, бутылка квадратная с водкой на глазах кончается, а он смотрит, и уже не понятно, толи глаза его блестят, толи очки. Он наверное от меня слова ждал! Я тогда это понял и брякнул, « Не подскажете, как пройти к Эйфелевой башне!», а он будто этого и ждал, в кружку остатки из бутылки буль, с поллитра, и мне кружку двигает, типа замахни. Я конечно его призыв понял и не канетелясь хлоп, за раз, и улыбаюсь будто водка для меня квас. А водка градусов шестидесяти, сразу в пищеводе всю заразу нашего времени убило и в голову, бум, в мозг, а мозг словами очкастому, «Как там Кутузов, с Багратионом? Видимо пульку пишут?» Ну идиот и идиотов! Правда очкастый промолчал, только когда со второй бутылки выпел, спросил, «Ты кто?». Понятным таким языком, я даже удивился! А мне что говорить, только как в кино, типа агент охранки 007. И давай я разгонять эту тему, и что я посланник царя, чтобы Наполеона на остров сопроводить, и что с пруссаками надо дела урегулировать. Навешал будь здоров! А очкарик молчит, только очки платочком протирает! А потом пистоль из-за спины полметровый на стол бац, очки одел и мне прямо в глаза зырит. А я уже в нагляк из бутыля себе наливаю, пью, а потом резким движением газовик с тэтэшником на стол и пальчиками по стволам, чтобы видел, не он один вооружен. Смотрим друг другу в глаза, будто ковбои у салуна, и смотрю на нас уже со всех сторон смотрят, и тишина такая, будто в гробу. А потом смотрю этот упырь очкастый солдатикам знак какой-то подал, а те к своим двухметровым ружьям потянулись. Ну думаю сейчас мне писец, рука то на своих предков не поднимется! И это всё так медленно, а потом как обухом, «Чаю посланнику!». И здесь меня понесло! Как вспомнил женщину с кувшинов у реки, так и понесло! Толпа ко мне, кто с вином, кто с водкой, в глазах жалость, а я реву блевотиной! Потом в комнату с тазом и опять кувшином с водой! Меня ещё сильнее! «Вино!», кричу! А здесь бабец с сиськами невиданными … и всё прошло! А потом когда помпадуры….
Проснулся с первым визгом поросёнка и стуком его копыт у кровати. Одежда, джинсы, майка, пиджак, кроссовки, пистолетики, спортивная сумка, всё аккуратно сложенным лежало на столе. Во рту мыши насрали, в голове мозги колоколами собора парижской богоматери об череп бьются. И здесь какое-то чудище в треуголке и эполетах, странным словом в больную голову, «Моцион!?». А я хрен его знает, что за моцион, и в ответ просто, «Водки!». Потом уж, когда увидел полотенце в его руках, да кувшин с водой, понял, что моцион, это типа побриться-помыться, но ничего не добавил к сказанному слову и стал ждать.
Типчик быстро вернулся, графинчик, стаканчики, бутер с салом и солёный огурец, короче всё что положено для тушения колосников.
Выпел пару стаканчиков, оделся, и спросил официанта новоявленного словами вчерашнего очкарика, «Ты кто?», правда добавил ещё от себя, «Отрок!». Ну этот замельтешил и в ответ, «Адъютант ваш я, сударь!». Я конечно репу почесал, « Ну не х… себе! У меня адъютант!», и ещё пару-тройку стаканчиков вдогонку к первым. И здесь за дверью и откуда-то снизу, «Наших бьют!». Я похмелёный  на зов в дверь нырк, по лестнице вниз и в залу, а там гурьба пруссаков наших спящих за столами на пол сбрасывают. Ничего себе думаю, «Ох…евшие!» и в толпу, завязался, а здесь и солдатики хлебанув со столов подоспели. Какие там Валуев да Кличко! У предков кулаки, что моя голова, не высокие, юркие…. Положили пруссаков и пить….
Как домой с Парижу приехал не помню.
Вот это турпоездка! Прыжок в историю! А то Египет! Турция! Ничего русского вокруг!