У Дениса Пономарева, служащего N-го учреждения, пропал документ. Вроде бы и не трагедия, но: а) документ находился в закрытом шкафу; б) Пономарев так наладил систему контроля, что у него не оставались неучтенными даже скрепки. Документ был не Бог весть какой важности, и, может быть, Пономарев прожил бы до самой смерти в счастливом неведении, но тут вмешались высшие силы. Ибо никак иначе не объяснить, зачем начальству понадобилась именно эта никчемная, по сути, бумажка.
Денис, румяный юноша двадцати пяти лет пришел в тот день на службу («Работают рабы, - любил повторять Денис. – Приличный человек служит») в прекрасном настроении. Да и какое настроение может быть у цветущего молодого человека, получившего недавно повышение, стоящего на хорошем счету у руководства, исполненного надежд и честолюбия?
Денис поднялся к себе в кабинет. Кабинет он делил с двумя подчиненными по фамилии Толстиков и Барабанов. Люди это были распущенные, пьющие и ничтожные. В глубине души Пономарев надеялся, что по повышении ему предоставят отдельную комнату, но пока приходилось терпеть. Толстиков с Барабановым пускали плоские остроты, ржали как кони, обсуждали женщин и предавались разгильдяйству. Кроме того, они были много старше Пономарева, что вносило некоторый дисбаланс в систему субординации. Впрочем, несмотря на эти досадные мелочи, служилось ему неплохо. С поставленными задачами Денис справлялся быстро, начальство почитал в меру, прислуживался без излишнего энтузиазма. Главным же его достижением являлась система документооборота отдела. Прежний начальник-раздолбай (кстати, близкий приятель Толстикова и Барабанова) совсем развалил работу, в результате чего неизвестно куда подшивались входящие, исходящие копились неделями, и сдавались в канцелярию всем скопом сразу, что приводило к раздорам и взаимным обвинениям.
- Процесс! – восклицал Денис, и поднимал палец. – Процесс делопроизводства! Погодите, мне бы до начальника сектора добраться, я бы показал, как управлять!
Для начала Денис велел опорожнить все шкафы в кабинете. Всю извлеченную наружу дрянь он выкинул, и освободившиеся места заняли разноцветные скоросшиватели. На нижних полках они были черного цвета, повыше – синего, еще выше зеленого, потом серого и, наконец, красного. Особая папка служила каталогом, и хранилась отдельно. Документы множились, папки пухли, Денис воевал с АХЧ по вопросу выделения дополнительной мебели – в общем, система работала.
Когда делать было нечего (иногда такое случалось), Денис обозревал свое бумажное хозяйство, устраивал ревизию и подклеивал ярлычки. Именно за таким занятием и застал его роковой звонок.
- Пономарев, принеси-ка мне письмецо от ХХХ, - раздался в трубке начальственный глас. - Вроде бы на тебя расписано… Да не тяни кота, давай живо!
- Да как два пальца, - сфамильярничал Денис, и открыл свой каталог.
Письмо такое числилось. Денис провел пальцем по строке, в конце стояло: «ск. бум. син. пр. низ» (скоросшиватель бумажный, синий, право, низ).
Чепуха началась сразу – «ск. бум. син.» на месте не оказалось. Вместо него нагло торчала желтая папка с оборванным корешком. Синяя же папка обнаружилась полкой выше у задней стенки шкафа. Денис ругнулся, и восстановил порядок. Затем раскрыл папку и углубился в гущу документации.
Как у всякого чиновника, у Пономарева со временем развилось особое чутье на неприятности. Вероятно, в мозгу образовался особый отдел, который реагировал на малейшие изменения голоса руководства, незначительный изгиб начальственной брови и тому подобные угрожающие признаки. Вот и сейчас что-то говорило Денису, что готовится какая-то поганка.
Искомого документа в папке не было.
Денис посмотрел еще раз каталог - нет, точно, ск. бум. син. Проверил – да, то самое письмо. Но на месте его не было.
Из коридора послышался топот и ржание – то возвращались с обеда Толстиков с Барабановым.
- Мужики, кто трогал папки? – налетел на них Денис.
- Мы не трогали, - хором ответили служащие. – А что такое?
- Звонил сейчас (Денис ткнул пальцем в потолок). Сказал письмо найти. А его нету.
- А оно точно должно там быть? – спросил Толстиков.
- У меня же зарегистрировано по описи. Стало быть, должно.
- А может, зарегистрировал, да забыл положить?
Денис уловил ехидную нотку и взбесился:
- Я еще не совсем идиот, - задребезжал он, - чтобы забывать класть документы на место!
- А может, кто-то взял? – встрял Барабанов.
- Ты чего, обалдел? Кто может из моего личного шкафа брать?
- Ну, тогда пропало, - с обезоруживающей прямотой констатировал Барабанов. – Что, важная писулька? Чего будет за это?
- Премию ему срежут, всего и делов. – успокоил Толстиков.
- А может, в какое-нибудь другое место сунул. Знаешь, бывает.
Денис оглядел разноцветное многопудье, оценил масштаб поисковых работ и сплюнул. Сию же секунду зазвонил телефон.
- Пономарев, ты еще у себя? – поразилась трубка. – Я же сказал – бегом! Вшивую бумажку полдня жду, работнички!
Денис еще раз проверил синюю папку, но ничего похожего на письмо не обнаружил. Взял наугад другую, и, понятное дело, ничего не нашел и там. Вырисовывалось интересное дело – у начальника отдела неизвестно как пропадают документы. Искать по соседям, конечно, бесполезно. Если кто-то и брал письмо, то давно, а потом по привычке забыл вернуть, сунул между бумаг, где оно благополучно и сгинуло. Впрочем, в канцелярии должна остаться копия, но прийти туда и заявить этим гарпиям, что потерял документ…
- Абсурд какой-то. Кафка.
Денис присел на край стола и уставился в окно. Львиные морды на фасаде дома напротив глядели сурово и отрешенно, словно говоря: «Это не наше дело». Толстиков с Барабановым копошились за своими столами, и желания помочь шефу не выражали. Равнодушием веяло даже от полок с делами. Денис почувствовал себя слабым и одиноким. Сейчас последуют оргвыводы, лишение премии (это в лучшем случае), понижение, недоверие руководства, загубленная карьера, позор. «Из-за дрянной бумажки, какой-то блошиной писульки в один момент рушится целая жизнь! Тьфу! – горевал Денис. – А может, интрига? Тогда совсем глухо».
- Да ты вспомни хорошенько, - подал голос Барабанов, - может, относил ее куда-то. Копию там снять или еще что.
Пономарев напряг мозги до последней возможности. В памяти ясно всплыло, как он заносит учетную запись в каталог, как берет это злополучное письмо, щелкает дыроколом, подшивает… Но будь он проклят, если помнит, что доставал его обратно! Память услужливо подсовывала ему разные варианты событий, и отличить, где все взаправду, а где выдумка было уже решительно невозможно.
Телефон позвонил нетерпеливо и требовательно. Денис замахал руками, чтоб не снимали трубку, сшиб со стола стакан и заметался по кабинету.
- С пустыми руками уж не ходи, - посоветовал Толстиков. – Возьми хоть папку. Или весь шкаф захвати…
«Сволочь», - подумал Денис, но папку взял, и вышел навстречу неизвестности.
Начальство выжимало чайный пакетик, примотав его веревочкой к ложке. Увидев Дениса, начальство зловеще оскалилось, дернуло за веревочку, и пакетик шлепнулся обратно в чашку. Следом Денис услышал:
- С момента моего первого звонка прошло сорок с лишним минут. Если все мои элементарные просьбы будут исполняться с такой резвостью, то страшно подумать, что же будет с неэлементарными?
- Но письмо… то, что вы сказали… понимаете, - залепетал Денис.
- О, благодарю! Мне уже из канцелярии принесли копию. Оригинал, я надеюсь, при вас?
- Да, - не помня себя, произнес Денис.
- Ну вот и прекрасно. Храните его хорошенько. Потеряете – накажу. Жестоко…
Следующие несколько недель Пономарев провел немало приятных минут, ожидая повторного зова. Постепенно дело забылось. От полученного нервного потрясения Денис на время утратил сон, и навсегда - веру в свою «систему». Когда он берет в руки папку, или даже проходит мимо стеллажей с делами, лицо его искажает легкая судорога. Ему кажется, что документы в папках потихоньку переползают из файла в файл, путаются между собой, размножаются, или наоборот, растворяются бесследно, с целью погубить его.
Кроме того, Денис перестал употреблять слово «служба». Вместо этого он устало произносит: «Чертова каторга».
И. Поприхин