Прочёты классиков

Анатолий Шуклецов
Влекомый интригою сюжета читатель извинит огрехи. Писателя коробит и типографская опечатка. Читать, не размышляя, проку мало. Лев Толстой упрекал Короленко: «В лунные ночи арестанты из острогов не бегают». Указывал на детскую оплошность Мопассана. Влезший на дерево крестьянин прежде обрубал на стволе сучья, а затем валил его наземь. За Мопассана вступились. В малых площадью французских садах засохшее на корню ветвистое дерево при падении повредит близстоящие. Толстой ли прав, сам допустивший курьёзную фразу: «Накурившись, между солдатами завязался разговор» или – Мопассан, судить вам.


Известен восхитительный отзыв Толстого на чеховскую «Душечку». По мне так, рассказ – надуманный, героиня – нетипичная. Ребёнок-гимназист у Чехова «крепко спит, подложив руку под щеку, не дышит»; чреватая котятами кошка вот-вот «ощенится». Небрежен классик в деталях, неточен. В рассказе «Шуточка» герой стоит на высокой горе, и от «ног до  самой земли тянется покатая плоскость, в которую солнце глядится, как в зеркало». «Рассекаемый воздух бьёт в лицо, ревёт, свистит в ушах, рвёт, больно щиплет от злости, хочет сорвать с плеч голову. От напора ветра нет сил дышать…» Наденька глядит «широкими, полными ужаса глазами». Впечатление, что Чехов угодил в эпицентр урагана. Ан нет, герои лишь съехали с горы на салазках, которые «летят как пуля». «Солнце глядится», «трава глядит уныло», «лес… словно всматривается куда-то». Явный избыток антропоморфических выражений. В рассказе «Егерь» через плечо охотника «перекинут ягдташ, в котором лежит скомканный петух-тетерев». Вдумчиво прочитывая прозу Чехова, не раз покривишься от ляпсусов.


И до нас творили люди не глупее теперешних. Опускаю надуманность фабульных ходов «Робинзона Крузо». Неуёмна фантазия английского сочинителя, собравшего на маленький необитаемый остров вблизи экватора и жительницу пустынь черепаху, и коз, и виноградную лозу, и сибирский кедр, и эндемиков Антарктики, крупных нелетающих птиц – пингвинов. «Дойдя до берега моря, я окончательно убедился, что выбрал для поселения самую худшую часть острова. На моей стороне я за полтора года поймал только трёх черепах; здесь же весь берег был усеян ими. Кроме того, здесь было несметное множество птиц всевозможных пород, в числе прочих  пингвины».


Непонятно, зачем введена на необитаемый остров собака? «Моё поле было таких скромных размеров, что через три недели изгородь была готова. Днём я отпугивал коз и зайцев выстрелами, а на ночь привязывал к изгороди собаку, которая лаяла  всю  ночь  напролёт… Мой пёс был моим верным и преданным другом в течение шестнадцати лет; он околел от старости». Вот и всё!!! На всю книгу – четыре строки! Любимому попугаю Попке отпущено несколько вдохновенно написанных страниц. Романист явно незнаком с четверолапыми зверями. Задействованных в сочинении волков и медведей вблизи не видел.


Отвратно жестокой, сомнительной сценой убиения медведя завершает он затянутое повествование. «Медведь – зверь тяжёлый и неуклюжий, – наставляет Дефо доверчивых читателей. – Он не способен мчаться, как проворный и лёгкий на бегу волк». Общеизвестно, человеку от медведя не убежать, тот проворен и быстр. Коль скоро Робинзона Крузо и его вооружённых мушкетами спутников наяву окружили бы волки, числом «не меньше трёхсот» (такой, невообразимой стаей стращает нас автор), последнему не писать бы продолжения «модной» книги, аж в двух томах! Не снискавших долговечного успеха, как «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове…» Пережив кораблекрушение 26-летним шалопаем, он в возрасте 55-ти лет возвратился, наконец, в родную Англию. Семь лет спустя отправился оттуда в очередное авантюрное плавание. Не верю!.. Прототип Александр Селькирк прожил на своём острове четыре года и едва не сошёл с ума от одиночества. Впервые увидев людей, не сумел произнести ни слова.


Издержки буйной фантазии ничуть не умаляют ярких достоинств по праву знаменитого романа. Мы с равным упоением зачитываемся им в детстве, юношами и перечитывая взрослыми. Антон Чехов исходил от житейского факта. Даниель Дефо по натуре есть необузданный враль и сочинитель.