Недалеко от нашей деревни, куда я приезжал каждые каникулы к дедушке и бабушке, было небольшое поле. На нем посреди ромашек и лютиков росла ель. Большая, ветвистая, корявая, со многими пустотами в коре, из которых виднелась посеревшая от дождей древесина. Ель меня чем-то пленяла и пугала одновременно. Мой детский ум видел в этом дереве что-то необычное и таинственное. Скорее всего, причиной этим эмоциям послужил тот факт, что в округе не было ни единой сосны. Все сплошь осины, дубы да березы. К тому же стоит учесть, что в то лето, когда произошла эта история, я читал очень страшные сказки.
Зеленое поле манило, притягивало. Я любил гулять по нему, играть с друзьями в кладоискателей, казаков-разбойников. Да и просто лежать в траве, наблюдать за полетами стрижей, изменяющимися на небе облаками, было замечательно! Но к одинокой ели не подходил, всегда держался от нее на почтительном расстоянии. Внутри меня часто звучал чей-то вопрос: “Почему ты не подходишь к ней, боишься?”, на который я «смело» отвечал: «А что мне около нее делать-то, захочу - и подойду!»
Сейчас я, конечно, понимаю, что это была простая боязнь неизвестного…
Однажды вечером я гулял по полю один. На синем небе светило теплое, ленивое солнце. В траве стрекотали кузнечики так громко, что, казалось, когда они замолкали, наступала гробовая тишина. Не было слышно ни одной птицы. Я с детским интересом наблюдал за двумя толстыми гусеницами, пожирающими иван-чай. Вдруг солнце и все небо заслонила серая туча, начался ливень. Хотел было бежать домой, но почему-то помчался к ели…
Под деревом было сухо, лишь иногда на опавшие желтые хвоинки падали мелкие капельки. Я сел, прислонившись спиной к стволу. Мой взгляд упал на муравья, несущего мотылька. Он деловито спешил к себе домой, но на его пути показалась какая-то преграда, таинственно блестящая в сумерках. Я подумал, что это золотая пряжка или монета, лег на живот, чтобы поднять предмет. Но он оказался больше, чем мне казалось. Встав на коленки, аккуратно раскидывая хвою и песок, я скоро понял, что откапываю икону. Очистив лицевую сторону, на которой не было ни одной царапины, я увидел проникавшие прямо в душу глаза Богородицы и стоящего рядом с Ней Младенца. Меня охватило неизвестное до сих пор чувство восторга. Надо ли говорить, что от этих глаз я долго не мог оторваться. Подсунул пальцы под верхний край иконы, нащупал, за что можно зацепиться, поднял ее. Образ оказался довольно тяжелым: он был написан на очень толстой доске.
К этому времени дождь уже закончился. Посидев немного, прислонив икону к дереву, я пошел домой, бережно прижав к себе находку. Километр, который отделял поле от деревни, прошел быстро и легко. Во время пути по щекам моим текли слезы. Тогда я не понимал - почему.
Доселе не ходивший в церковь, я не знал, какую именно икону нашел. А дома бабушка сказала, что это Казанская Божия Матерь, случилось чудо Божие… К нам пришел старичок лет восьмидесяти, живущий в этой деревне всю жизнь. Он вспомнил: «Кажется, в Гражданскую сожгли соседнюю деревню с небольшим храмом. Ходили слухи, что батюшка, служивший там, перед тем, как его расстреляли, спрятал какую-то икону, которая была чуть ли не чудотворной… Поговорили, поговорили, да и забыли… Вот, наверно, она и есть, икона-то».
С тех пор минуло двадцать лет, я крестился, женился, у меня родились два сына и дочка. Увы, дом в деревне после смерти бабушки продали, тогда были трудности с деньгами. Если есть свободный денек, мы все едем на поле, где до сих пор растет та ель. Чуть поодаль построили маленькую часовенку, внутри которой висит всего одна икона, и эта икона – та самая. Каждый раз мы поем акафист Ей, Честнейшей Херувим. На душе становится легко и светло. Мы чувствуем, что Господь поистине среди нас…