БАНТОВСКАЯ АНЖЕЛА
Жили-были…
;Ду-у-у-уня, Ду-у-у-уня! ; протяжно звал свою жену Матвей Кузьмич , удобно расположившись на огромном пне в тени под раскатистой старой вишни.
Матвею Кузьмичу в этом году , зимой стукнуло не много не мало, а аж восемьдесят два. Не смотря на возраст, старичок он был проворный , шибко худой и весь какой то жилистый. Кожа его, сплошь усеянная тёмными старческими пятнами, состарилась вместе со своим хозяином и свободно свисала на сухоньком ссутулившемся теле. Редкие седые волосинки , развивающиеся от малейшего прикосновения ветерка, всегда торчали смешными островками на его затылке в разные стороны, придавая облику мужичка некой комичности и какой то отрешённости от всего мирского. Покрученные постоянным трудом и ревматизмом пальцы правой руки он держал на набалдашнике огромной палки , которую когда то давно сам умело, одной рукой смастерил и которая уже много лет служит ему опорой, так как ноги плохо слушаются своего хозяина. Отсутствие левой руки служит Матвею Кузьмичу постоянным горестным напоминанием о былых страшных годах войны.
Матвея Кузьмича, всегда такого хозяйственного и работящего, в последнее время словно подменили. Нельзя сказать , что бы он заболел , нет , напротив , со стороны казалось , что старичок будто бы как то ободрился и повеселел. Но куда же делся его рабочий запал? Теперь с утра и до позднего вечера он просиживал либо на излюбленном пне , либо на скамейке во дворе и только и делал что давал жене Евдокии Ивановне советы и упрекал её же по любому поводу. Казалось , что на него что то нашло. Стал он, раньше всегда такой покладистый и заботливый, вредным , капризным и до жути требовательным, чем сильно изводил свою жену , которая хоть и была младше своего мужа на четыре года , а всё ж тоже ; женщина преклонных лет. А возраст, как не крути , особо для людей привыкших своим трудом себя обеспечивать, своё берёт.
И вот сейчас, трудясь под ранним , но уже довольно жарким солнцем в огороде , она с горечью слушала протяжный голос мужа с явным наличием капризных ноток. Её сердце, и без того больное, и работающее от несносной летней жары с перебоем , ныло и заунывно поскрипывало от досады и обиды на Матвея Кузьмича. Она знала ,что разительная перемена в поведении мужа напрямую связана с его недавней поездкой в город в гости к своему закадычному дружку деду Егору , которого дети на старости лет забрали к себе жить в городские хоромы. Погостив два денька и вкусив , как говориться , прелести городской жизни, Матвея Кузьмича словно подменили. Друг его Егор живёт теперь в девятиэтажном доме в трёхкомнатной квартире со всеми удобствами ; и кухня большая светлая , и туалет тёплый , и , что больше всего понравилось Кузьмичу и как он выразился : «…большая лохань для купания , называется «жакузия», вся в бульбах и пене!» Попробовав все эти удобства на вкус и на ощупь , а также вкусив всяких разнообразных городских блюд, которыми побаловали гостившего старика , дети деда Егора, появились у Матвея Кузьмича абсолютно не присущие ему барские замашки , в общем захотел дед на старости лет покомандовать. Евдокия Ивановна поначалу всё посмеивалась да подшучивала над мужем с которым в любви и согласии прожила пятьдесят семь лет, с которым честно делила все трудности и горести, коих в достаточном количестве выпало на их долю. Самым большим горем в их жизни было то , что Господь Бог не дал им детей . Два их первенца , родившихся в голодное и трудное послевоенное время , не выжили и умерли ещё в младенчестве , а потом как они не старались , больше так и не родилось у них наследников. Долго они изводились и горевали по этому поводу , но настоящая любовь помогла им пережить и это .
Печально и обидно когда в одночасье , можно сказать , на закате жизни , всё меняется , и словно становиться с ног на голову. Казалось бы , надо спокойно , в согласии дожить отведенный Богом срок . А не тут то было!
; Ду-у-уня! Ду-у-уня! ; продолжал своё заунывное пение Матвей Кузьмич , периодически пристукивая по земле своим самодельным посохом и поднимая при этом небольшое облачко удушливой пыли.
; Ну , чаво тябе? Матвей! ; с нескрываемой злостью и делая ударение на первом слове , спросила жена мужа , подойдя к нему, упёршись руками в крутые бока и, словно старенькая уточка покрякивая от ноющей боли в пояснице.
Евдокия Ивановна , в отличии от можно сказать тщедушного мужа , была женщиной в теле . Её ;в былые времена , большая ,красивая и упругая грудь , являющаяся в годы молодости бесспорным достоинством, сейчас распласталась объёмной массой на животе и была дополнительным грузом для и так вечно уставшей спины. Глядя на лицо этой женщины , смело можно было сказать , что не одного мужчину в своё время она свела с ума. Не смотря на возраст и на жизнь всю пронизанную трудной работой и сложностями, во внешности этой пожилой женщины чётко прослеживались остатки былой красоты. Правда растеряла она с годами былую лёгкость и ступала сейчас медленно , раскачивая округлыми бёдрами словно индюшка из стороны в сторону , и дыхание у неё было тяжёлое , прерывистое , с присвистом и от толстой косы осталось только воспоминание , но всё равно было в облике этой женщины что то такое величественное, что присуще только нашим женщинам .
; Ну, чаво , тябе, Мотя? ; повторила она , утирая струившийся по загорелому лицу пот.
; Есть хочу! ; Требовательно, с вызовом произнёс Матвей Кузьмич и стукнул свой палкой по земле, точно царь.
;Ля на него! Пень старый! ; сердито буркнула женщина, ; Чаво стучишь? А? Хочешь есть ; иди до хаты! Аль тябя отнести надо? А?
; Ты , женчина, не груби! ; сердито прокряхтел старичок , сощурив свои плохо видящие глаза в ехидные щёлочки и пытаясь ими разглядеть жену, стоящую рядом. В его сверлящем взгляде было столько, несвойственной раньше старику, напускной не то надменности , не то требовательности, которая постороннему человеку могла бы показаться даже смешной.
Евдокия Ивановна устало покачала головой и вопросительно уставилась на мужа.
; Я чёй то не пойму, ты чё совсем ,старый, сдурел? Ты меня своими беньками то не сверли! Не сверли! Я тябя не боюсь!
; Есть хочу! ; упрямо повторил Матвей Кузьмич , делая вид будто не расслышал слов своей Дуни.
; Хочешь есть , так иди и ешь! Батюшки свет! Чё й то делается? А? В хате вон на плите борщ стоит , утром наварила, ; закипая, почти прокричала женщина, отмахиваясь от надоедающих летних мух, ; Аль тябе тяперь городской еды подавай? А?
; А хоть и городской! ; сердито буркнул старик, потом как то очень уж огорчённо махнул рукой и стал медленно подниматься , ;Баба ;она и есть баба! Чаво с неё взять! ; добавил Матвей Кузьмич своим старческим, каким то хрустящим голосом и медленно , с силой упираясь правой рукой на палку и поплёлся в хату ; маленький , чисто выбеленный домик с резными ставнями. При первом взгляде на этот теремок было ясно ;хозяйка не жалеет на него своих сил и времени.
По дороге в хату старик что то недовольно бубнил себе под нос , а жена , провожавшая его взглядом , печально качала головой и потирала своё морщинистое лицо шершавой рукой.
; Вот она какая , старость! ; вздохнула Евдокия Ивановна и прижала обе руки к левой груди, пытаясь унять сердце, которое ныло с самого утра , не давая сделать вздох в полную силу. ;Совсем мой дед опосля гостювання в городе с ума сошёл! Городской жизни ему захотелось! Всю жизнь как люди прожили , а теперь ;на тябе! Хочу в город ; и всё тут!
Женщина постояла ещё пару минут в приятной прохладе под вишней , попыталась сделать пару неудачных глубоких вздохов и тоже направилась в сторону дома, что бы накормить мужа, которого последнее время словно подменили.
Уже возле самой двери , она столкнулась с выходящим из дому мужем . В своей единственной руке он держал старенький , затрёпанный чемоданчик, доставшийся ему в качестве трофея ещё с послевоенных лет и всё ту же палку. Дед , встретившись с испуганным взглядом жены , слегка замешкался и виновато опустил глаза.
; Что? Ты опять чаво удумал? Батюшки! Батюшки! Опять? Опять собрался?; С укором запричитала Евдокия Ивановна, опять прижав руки к необъятной груди. ; Да постыдись людей , Матвей!
Женщина называла полным именем своего мужа только в том случае если была сердита . И он это очень хорошо знал , поэтому что избежать возможного и причём засуженного нагоняя с её стороны, старик стал как то боком-боком протискиваться мимо жены. Но не тут то было!
; Не , ну гляньте на него! А? Пень облезлый! Ты куда й то наладился? Не как опять в город? ; Женщина сверлила сердитым взглядом своего мужа –старика. Она уперев руки в крутые бока , продолжала свою гневную тираду , ; Третий раз за месяц собираешься! Срамота одна! От соседей стыдно! Ты ж до вокзала не дошкандыбаешь ; развалишься! У тебя ж всё ходуном ходит! Уже о покое подумать надо , а он жизни новой захотел!
Евдокия Ивановна от своей грозной тирады разнервничалась и запыхалась . Сердце бешено колотилось , отдавая резкой болью на спине под лопатками. Женщина прижала ладонь к губам и всхлипнула , продолжая разглядывать своего старого мужа , который упорно молчал , потупив глаза в землю и крепко сжимал изтрёпанную и обвёрнутую тряпкой ручку маленького старомодного чемодана. Трудно было понять , что происходит в голове этого человека, но одно можно было сказать с уверенностью ; стоять ему было довольно трудно.
;Чаво тябе не хватает? А? Куды ты едешь? Кто тебя там ждёт? Срамота одна!
; О! Раскудахталась! ; Наконец то подал голос Матвей Кузьмич, ; Надоело тут мне жить ! В город поеду! К Егору! Он меня сам приглашал!
;Приглашал!?! Да кому ты там нужен, образина старая? Егор сам у детей иждивенцем живет, а ты к кому поедешь?
;Цыц! Старая! ; Старик , пытаясь угомонить жену ,с угрозой пристукнул палкой . которую чуть было не вырнил, ; Сказал ; поеду , значит поеду!
;Э-э-э-эх! Совсем ты , дед, разум потерял! Уже третий раз ехаешь , да только до нашей станции и дотопываешь! Срамота та какая! Перед людями позор! ; пыталась вразумить своего мужа Евдокия Ивановна. ; Хоть бы меня пожалел! Знаешь ведь , что сердце у меня больное . Мне ж самой с хозяйством не справиться!
; Ты, Дуня , баба справная , дебелая! Сама справишься! А от меня в хозяйстве проку мало! ; При этих словах Евдокия Фёдоровна печально покачала головой и подумала: «Что да , то да! Проку от тебя с недавнего времени мало!» А дед тем временем, расхрабрившись , продолжал ,; А я как решил так и будет! И ты мне не указка! ; Матвей Кузьмич сделал шаг в сторону и уверенно , насколько это можно про него сказать , направился в сторону калитки, минуя растерянную жену, держащуюся за сердце и как то обречённо качающую головой.
; Ну , Мотька, знай! ; в полную мощь своих слабых лёгких , вконец обозлившись , крикнула вдогонку ковыляющему мужу , рассерженная жена, ; Обратно в этот раз не приму! Понял ? Не приму!!! Так и знай ; не приму! ; Она чётко произнесла последнюю фразу и развернувшись зашла в хату.
Старик , услышав эти слова от своей всегда такой покладистой жены, на секунду остановился , почувствовав как что то внутри него словно оборвалось , но затем опять прихрамывая , зашагал в перёд полный решимости и уверенности в правильности своего поступка. Ну и правда , сколько можно прозябать в этой глухой деревне? Пора новую жизнь поглядеть! А возраст, как говориться , не помеха!
Евдокия Ивановна медленно добралась до стола и сильно на него упираясь с трудом опустилась на деревянный стул. Голова гудела , в ушах стоял невыносимый звон, а сердце , расстроенное сердце отдавалось глухими ударами где то в ноющей груди. В горле пересохло. Она приподнялась и еле-еле передвигая ноги подошла к старенькому холодильнику , открыла и достала от туда бутыль с самодельным хлебным квасом. Добраться с ношей до стола было практически невозможно . Ноги подкашивались и отказывались повиноваться своей расстроенной хозяйке. Кое-как , с большими усилиями, расплескав по дороге немного кваса , старушка дошла да стола и практически упала на стул, горько заплакав одновременно и от обиды и от колюще-ноющей боли в груди. Женщина отпила холодного кваса прямо из бутыли , понимая что до стакана ей просто не дойти. Потом она запустила руку в карман передника и достала от туда таблетки нитроглицерина, положила одну под язык , оперлась локтями о подоконник и стала ждать когда подействует таблетка и хоть немного уймёт ненавистную боль.
Тревожные мысли не давали успокоиться. Евдокия Ивановна знала , что муж пошёл на станцию, которая была в десяти минутах ходу от их дома. В одиннадцать и двенадцать часов проходила электричка , следующая в город , который словно магнитом тянул к себе восьмидесяти двухлетнего Матвея Кузьмича после того как тот погостил на День Победы у своего фронтового друга Егора. Егор был старше Матвея на четыре года и дети забрали его к себе в город . Теперь он проживал у старшей дочери. Нянчился с правнуками и отдыхал , честно заслужив этот отдых своей трудной жизнью. Вот и Матвей Кузьмич , поглядев на всё это , решил также прожить свой остаток жизни. Только не учёл он одного обстоятельства ; не было у него с Евдокией детей , которые также заботливо могли устроить ему старость. Он решил обосноваться у фронтового друга. Уже две попытки его путешествия в городскую жизнь заканчивались логически. Посидев на станции в ожидании электрички, старик , поразмыслив мозгами , с повинной головой возвращался к своему единственному родному человеку ; жене и просил у неё прощения . Она прощала, обнимала своего старичка , дававшего обещание больше не поддаваться такому необдуманному порыву .
Так было уже два раза. Мало того что от соседей стыдно, так ещё каждый раз волнения , связанные с глупыми отъездами мужа в никуда вызывали сердечную боль , которая и так была её вечной спутницей по жизни. Старушка надеялась , что третьего раза не будет. Но как говориться ; человек предполагает , а Бог располагает!
После ухода Матвея Кузьмича прошло около часа. Евдокия Ивановна глянула на часы ; пятнадцать минут двенадцатого . Она стала внимательно всматриваться в окно, ожидая увидеть на дороге мужа. Он всегда в это время, так и не набравшись смелости или же сообразив что в городе его никто не ждёт, ковылял обратно , после того как отъезжала от станции одиннадцати часовая электричка. Вот и сейчас , старушка напрягла и зрение и слух , стараясь не пропустить момент когда скрипнет калитка и во двор , упираясь на свою палку , зайдёт до боли знакомая и родная фигура мужа. Она его недолго покорит , посердится , а потом они опять начнут жить –поживать как раньше. Ну что с него возьмёшь!?!.
Сердце слегка успокоилось , но противная ноющая боль упрямо напоминала о себе. Женщина всё смотрела и смотрела в окно . Незаметно она задремала. Разбудили её Старенькие, впрочем как и всё в этом доме, часы , которые пробили двенадцать раз. Евдокия Ивановна встрепенулась , почувствовала как застучало её сердце где то в горле, выглянула в окно и ещё больше заволновалась ; обычно в это время Матвей уже был дома. Непонятная тревога поселилась в душе. А вдруг и вправду уехал? А может с ним чего произошло? Старый ведь совсем уже? А вдруг он там лежит на станции и ему не кому помочь?
Женщина , собрав воедино остаток своих сил , поднялась , повязала на голову косынку , причём она никогда не завязывала косынку спереди под подбородком , а всегда на затылке , что придавало её облику ,если можно так выразиться , некоторой моложавости и устало шаркая больными ногами , пошла по направлению к железной дороге, не веря что её дед всё таки уехал . Каждый шаг давался с трудом .От полуденной жары и летней удушливой духоты было тяжело дышать , сердце обиженно тёхкало в груди, капельки пота градом катились по её лицу, а женщина всё шла и шла. Она была рада , что на улице не встречался никто из соседей.
Матвей Кузьмич , сидя на железнодорожной станции в ожидании электрички, с каждой минутой всё больше и больше терял уверенность в правильности своего решения. Это происходило с ним каждый раз когда он собирался в город и от этого было ещё более стыдно. Ужасно хотелось вернуться домой , к такой родной и единственной жене, но противная гордость или же старческая спесь не позволяли ему это сделать. Уже уехала , громко присвистнув , одиннадцати часовая электричка, а он всё сидел и сидел , вырисовывая на пыльной дороге своей палкой незатейливые узоры. Его клонило в сон, ноги от неудобной позы сильно болели, а он всё сидел и сидел. Назойливые букашки , словно взбесились от летней духоты и со всей силой атаковали старика, а он всё сидел и сидел.
И тут на него нахлынули воспоминания. Отчётливо перед ним всплыл образ молоденькой Дуни ; девушки видной , красивой и острой на язычок. Она всегда была в центре внимания. Многие парни деревни увивались за ней, а она над всеми насмехалась, словно ожидая своего единственного , которому могла бы отдать своё сердечко.
Дуне было девятнадцать лет , когда началась Великая Отечественная Война, ставшая для всех людей страшным испытанием. В сорок третьем году военная часть в которой воевал Матвей вошла в деревню , где жила Дуня. Между молодыми людьми с первого же знакомства вспыхнуло настоящее чувство и через неделю после знакомства они решили пожениться. Дуня к тому времени была уже сиротой , поэтому ни у кого спрашивать разрешения не надо было и отважный сержант Красной армии и красавица девушка не теряя времени, расписались в сельсовете. Вечером был скромный свадебный ужин , а утром военные покинули деревню. Так что в распоряжении молодоженов было всего одна ночь любви.
Провожая новоиспечённого мужа , Дуня плакала и твердила только одно «Останься живым!» Матвей , целуя молодую жену обещал вернуться живым и невредимым. Время шло. Дуня грустила и ждала мужа, коротая свои будни тяжёлой работой в колхозе. Матвей честно воевал , постоянно вспоминая зелёные глаза и пухлые губы своей молодой жены красавицы. Письма от неё были для него словно эликсиром жизни и надежды. Любовь к ней крепла в его душе с каждым днём всё сильнее и сильнее , придавая силы и не раз спасая его во время страшных боёв. Он помнил своё обещание вернуться живым .
Осенью сорок четвёртого в бою за польский город Сандомир Матвей был тяжело ранен. Пострадала левая рука. Врачи сошлись во мнении , что сильно покалеченная и изувеченная рука подлежит немедленной ампутации, которая была проведена успешно. Но Матвея это не устраивало ; он просто не знал как вернуться к молодой любимой красавице жене никчемным калекой. И мужчина , которого не пугали ни страшные раскаты взрывов , ни рискованные походы в разведку, который множество раз рисковал своей жизнью, пал духом. Выписавшись через три месяца из госпиталя , он принял сложно давшееся ему решение ; он должен исчезнуть из жизни Дуни, она заслуживает настоящего счастья , а он; жалкий калека, который должен заново учиться жить без руки , не сможет ей дать это счастье.
Матвей решил просто исчезнуть из Дуниной жизни. Он перестал писать, надеясь что жена , перестав получать письма , решит что муж погиб и , погоревав ,со временем смириться с этим. Но он не учёл всепоглощающей силы Дуниной любви.
С той роковой осени женщина тщетно ждала от почтальонов хоть какой ни будь весточки от любимого. Ни писем , ни похоронки , ни извещения о без вести пропавшем. Вся деревня праздновала День Победы и только одна Дуня была печальной. Её сердце отказывалось верить в то , что с её Матвеем случилось что то страшное , а так же в то что он её разлюбил. И она решила сама его найти. Всеми возможными и невозможными путями она усердно его разыскивала , даже не зная где его отчий дом ; за время их короткого романа и быстрого брака молодым было просто не до этого. Знала Дуня только что он родом из полтавской области.
Настоящая любовь не знает преград. Уже осенью сорок пятого , через четыре месяца упорных розысков, уже всё зная о тяжёлом ранении Матвея , взволнованная Дуня входила в полуразрушенный родительский дом, в котором погибли его родители , находясь там во время бомбёжки.
Дуня увезла любимого мужа в свою родную деревню. Выхаживала его , откармливала , пытаясь развеять все его сомнения и доказывая ему свою бесконечную любовь , а также зная что и его сердце полностью принадлежит только ей одной.
Много лет прошло с тех пор. Став старичками, и Матвей и Дуня , преодолев все жизненные невзгоды , сохранили свою любовь , которая с годами трансформировалась в другое надёжное чувство ; чувство теплоты , нежности и взаимного единения их состарившихся душ.
И вот сейчас , сидя на пыльной железнодорожной станции , Матвея Кузьмича нещадно мучило чувство настоящей вины перед женой. От волнения и от безжалостно палящего солнца , стоящего в самом зените , старик совсем ослабел . Его скрюченные пальцы тряслись , он не мог совладать с собой. Сильно хотелось к своей всегда такой надёжной жене , в свой старенький уютный домик с его успокаивающей прохладой и ещё ужасно сильно хотелось Дуниного домашнего хлебного кваса, утоляющего жажду в самую жару. Хотелось , но Матвей Кузьмич упорно продолжал сидеть. Какое то непонятное чувство не позволяло ему вернуться домой . Толи чувство глупой гордыни , то ли чувство старческого упрямства. В его голове всё время всплывали последние слова жены , когда он сегодня уходил из дому ; «Обратно не пущу!».
Старик , утирая струившийся по морщинистому лицу пот , повернул голову в сторону дома. И тут его сердце забилось сильнее , он почувствовал как придавило, словно тяжёлым камнем, его впалую грудь и июньский липкий воздух упорно оказывался проникать в его лёгкие, вызывая небольшое удушье. Но не смотря на все эти неприятные ощущения , Матвей Кузьмич весь , словно заполнился чувством настоящей радости. Это происходило от того что он своими старыми глазами рассмотрел идущую к нему Дуню , его Дуню. Он не мог её перепутать с кем либо. Только его Дуня ещё с молодости ходила слегка раскачивая бёдрами, а к старости и бёдра увеличились и раскачивание усилилось. Кроме того женщина прижимала руку к левой груди. Чувство вины вспыхнуло у Матвея Кузьмича с удвоенной силой. Ведь именно из-за него в самый разгар дневного пекла Дуне пришлось со своим больным сердцем преодолеть путь от дома до станции , что бы вернуть домой своего непутёвого мужа. Он знал , что для неё это необычайно тяжело и поэтому приготовился со смиренным видом услышать все её упрёки , лишь бы поскорее вернуться домой. Старик дрожащей рукой неловко утёр горючую, обжигающую щеку, слезу.
По мере медленного приближения жены , нарастало внутреннее волнение у Матвея Кузьмича.
Наконец Евдокия Ивановна дошла до остановки , остановилась перед ступеньками что бы отдышаться и собраться с силами для их преодоления. Женщина взглянула на сидящего на скамейке мужа . Рядом со стареньким мужем лежал старенький чемоданчик. От её одновременно и печального и укоризненного взгляда , Матвей Кузьмич опустил глаза. Евдокия Ивановна , продолжая держаться за ноющее сердце с трудом поднялась по ступенькам и устало опустилась на скамейку рядом с мужем.
;Моть! ; немного успокоив дыхание , наконец произнесла женщина, ; Пойдём домой! ; Голос её от усталости дрожал , а дыхание было пугающе свистящим. ; Пойдём домой! ; тихонько повторила Евдокия Ивановна мужу , который всё ещё молчал.
Женщина , страдая от не перестающей ноющей боли в груди, посмотрела на молчащего мужа, пытаясь хоть чуть-чуть понять что происходит в его голове и почему он не отвечает.
; Мотенька! ; с искренней нежностью в голосе , словно проворковав, сказала старушка, ; Идём домой! Попьём холодного кваску да будем обедать! А мои слова забудь! Как это я тябя не приму обратно домой!?! Приму, ещё как приму! ; Она грустно улыбнулась и положила свою руку мужу на плечо, ; Пойдём! Нам теперяча друг за дружку держаться надо ! Одни мы друг у друга! Вон оно как!
Евдокия Ивановна погладила мужа по морщинистой руке, она понимала что молчит он от стыда, что ему не хватает смелости посмотреть ей в глаза , тем более попросить прощения и поэтому сама пыталась ему помочь со всем этим справиться.
; Ещё огород полить надо! Клубничку собрать! Мне одной не справиться! Пойдём домой , Мотя! ; сделала ещё одну попытку достучаться до мужа , старушка.
Женщину начинало раздражать настырное молчание мужа , но она всеми силами перебарывала своё раздражение, хотя становилось всё труднее и труднее. В груди словно гиря стопудовая висела , а в ушах стучали тысячи маленьких молоточков. От слабости бросало то в жар то в холод. Хотелось только одного ; прилечь в прохладной хате. Матвей Кузьмич понимал , что жена очень плохо себя чувствует. Ему очень сильно хотелось сказать ей какие то добрые слова благодарности , хотелось извиниться , хотелось встать и вместе с ней, поддерживая друг друга, медленно –медленно побрести домой. Но какое то чувство ; не то навязчивой и неведомо от куда взявшейся на старости лет гордости или же чувство старческой никому не нужной упёртости, совсем недавно поселившейся в его груди , не позволяло ему это сделать. Старик сильно переживал из-за этого , но это было сильнее его и он ничего не мог с собой поделать.
Евдокия Ивановна, по-видимому устав упрашивать молчащего мужа , решила перейти к действиям. Она встала со скамейки и взяла в руки мужнин чемоданчик. И тут Матвей Кузьмич словно очнулся от своей спячки . Он резко , насколько позволила старость и единственная рука , дёрнул чемодан на себя , вырвав его из рук жены.
; Отдай сюда!; крикнул Матвей Кузьмич голосом , в котором можно было различить капризные нотки , так не нравившиеся его жене. ;Я домой не пойду! Сказал в город поеду ; значит поеду! А ты иди домой! ; скомандовал он своей старухе.
От неожиданности произошедшего женщина сильно покачнулась и даже чуть было не упала. Справившись с первым удивлением , глядя на своего такого чужого в этот момент , мужа , она хотела что то сказать ,но у неё ничего не вышло . Она несколько раз безмолвно , словно рыба выброшенная на берег, открыла рот , а потом просто с упрёком покачала головой , прижав руку к дрожащим губам. Затем она медленно , как будто давая мужу ещё одну возможность исправить свою ошибку, стала уходить. Преодолев ступеньки , она повернулась в сторону мужа . В её глазах было столько боли и обиды , что старик не вытерпел и отвернулся. Внутри него всё кипело ; ему хотелось окликнуть свою жену , хотелось вымолить у неё прощение и вместе с ней пойти домой ,где они стали бы доживать свои деньки, но он не мог это сделать, что то словно тисками сжало его горло , не давая словам выхода. Он молча сидел и смотрел в след удаляющейся жены. Противоречия просто раздирали на части.
Дойдя домой , словно в тумане, Евдокия Ивановна дала волю сезам. Ещё ни разу за их длительную совместную жизнь муж так её не обижал. Она пыталась все списать на старость , но получалось плохо. А сердце словно специально разбушевалось, заставляя её снова и снова вспоминать только что произошедшее. Оно колотило её грудь из нутрии, вызывая почти невыносимую боль. В слезящихся глазах то темнело , то прояснялось. Во рту сушило , хотелось пить и прилечь. Добравшись до кровати , Евдокия Ивановна от пережитого впала в какое то полусонное , полуобморочное состояние . Она то проваливалась в тяжёлый сон , то вроде бы приходила в себя и в этот момент ей казалось , что её Матвей рядом сидит и держит свою руку на её груди . Только зачем он так сильно давит!?! Ей же трудно дышать! Она открывала рот , что бы попросить мужа так сильно не давить , но пересохшие губы не повиновались и издавали только стон, стон боли. Потом она опять погружалась в забытие , а потом опять просыпалась и рядом с ней в этот раз сидели её дети , её два любимые сыночка всё такие же маленькие ; двух и трёхлетние мальчишки. Она счастливо улыбалась им и говорила , что сейчас накормит их сладкой садовой клубничкой, но они продолжали смотреть на неё печально и безмолвно. Евдокия Ивановна протянула руку , чтобы потрогать младшенького , а мальчики вдруг словно растаяли, оставив после себя только горечь утраты , которую она опять так явственно ощутила. Холодный пот от невыносимой душевной и физической боли струился по телу женщины. Платье облепило её словно железный скафандр. Евдокия Ивановна задыхалась и хотела пить , но встать не было сил, и она опять провалилась в тяжёлый сон.
Проснулась Евдокия Ивановна уже когда смеркалось. Сознание немного прояснилось. Она влажной дрожащей рукой еле нащупала кнопку от настольной лампы и с огромным усилием надавила на неё. От загоревшегося света заслезились глаза. Грудь горела от боли. Она с трудом подняла свинцовые веки и огляделась ; Матвея дома не было, зато в углу сидела какая то женщина. В хате было темно и старушка никак не могла рассмотреть кто же это. Она попыталась спросить ; послышался её еле- еле уловимый шёпот. Тогда она собрала все свои силы , опять приподняла немного руку и сделала движение , прося подойти ту , которая сидела в углу. Женщина действительно встала и стала приближаться к Евдокии Ивановне. Шла она очень тихо , не было слышно не единого шороха . Создавалось впечатление , что незнакомка будто плыла. И тут Евдокия Федоровна узнала в женщине свою мать. Мать подошла к своей состарившейся дочери , мягко улыбнулась и , не говоря ни слова, мягко-мягко , только так как это может сделать любящая мать , провела своей рукой по её волосам и улыбнулась. В этот момент Евдокия Ивановна почувствовала такое тепло , такую нежность словно вернулась в детство. А потом мать , как и её дети, растаяла в воздухе. Но Евдокия Ивановна не испугалась , а наоборот почувствовала какое то облегчение. Боль утихла . Она вдруг отчётливо услыхала как бьётся её сердце ; тук-тук , тук- тук, потом длительный перерыв, и снова ; тук-тук, тук-тук , а потом сердце ещё раз громко стукнуло и … замолчало навсегда.
Матвей Кузьмич весь день просидел на станции , так и не решившись ни вернуться домой , ни уехать в город. Он мучился от жажды и от голода , но наибольшее страдание ему приносило чувство стыда . Жгучее чувство стыда.
Старик задремал , прижавшись головой к железной трубе. Он проснулся от того, что кто то тихонько трогал его за локоть. Ещё не открыв глаз , он всей душой надеялся , что это его Дуня. Но его постигло разочарование . Это была всего лишь их с Дуней соседка Наталья, которая вернулась из города. Она часто ездила к своим детям , отвозила внукам свежих фруктов и овощей со своего огорода. И вот сегодня , выйдя с электрички и заметив Матвея Кузьмича , спящим на станции, она слегка заволновалась, боясь как бы у её стареньких соседей чего не случилось. Наталья знала , что у стариков никого родных нет и в общем слегка над ними шефствовала насколько ей позволяли силы ; она ведь и сама была уже не первой молодости.
; Матвей Кузьмич! Вы чего тут один сидите? ; взволнованно задала вопрос Наталья старику, аккуратно его разбудив, ; А где Евдокия Ивановна? У вас всё в порядке?
Старик от волнения не мог сказать ничего членораздельного , а только всё время как то всхлипывал без слез и постоянно твердил слабым скрипучим голосом : «Обидел! Обидел!»
Наталья сообразив , что всё равно ничего путного не сможет добиться от взволнованного старика, подхватила его под руку и в полном смысле слова потянула домой. Матвей Кузьмич всю дорогу спотыкался ; затёкшие от длительного сидения ноги не хотели слушаться и стали просто деревянной.
Кое как добравшись к дому, Наталья усадила старика на поваленное дерево , лежавшее возле их забора и уже несколько лет служившее скамейкой .
; Вы , Матвей Кузьмич , посидите тут минутку! Я только сумки домой занесу – уж больно тяжёлые , и помогу Вам в дом зайти! Дочка вон мне тоже сколько гостинцев напередовала , не поднять! ; Она заглянула через забор , ; У Вас вон свет горит! Наверно Евдокия Ивановна Вас заждалась!?! Я мигом!
Наталья подхватила сумки и забежала в соседнюю калитку , в свой дом. Матвей Кузьмич не стал её дожидаться. Он хотел сам , без посторонних поговорить с женой . Повиниться перед ней и обещать , что такое больше не повториться. А в этом он был уверен!
Старик зашёл в дом и первое что его поразило ; это какая то неестественно давящая тишина.
; Дуня! Дуня! ; слабым голосом позвал он, увидев , что жена лежит на кровати.
Ответа не последовало. Он решил , что она спит и стал приближаться к ней. Стук его деревянной палки словно разрезал тишину , гулким эхом отдаваясь в ушах. Подойдя в плотную к кровати, Матвей Кузьмич почувствовал как что то сильно кольнуло его внутри. Его Дуня тихонько лежала, не двигаясь. Одна её рука безвольно покоилась на одеяле , а другую она как всегда прижимала к груди. Её зелёные , когда то бездонные , глаза были открыты.
; Дуня! Дунечька! ; прошептал старик , с трудом присаживаясь на уголок кровати, ; Ты чаво? Я вот вернулся! ; добавил он голосом провинившегося мальчишки.
Смутная горькая догадка поселилась в его душе с того момента как он зашёл в хату. Но он упорно гнал от себя эти назойливые мысли, не желая им поддаваться. Старик своей скрученной ладонью нежно накрыл руку жены. Рука была ещё тёплой. Он взглянул в глаза свой Дуни и обмер . В её взгляде было столько кротости и столько обиды , что ему показалось вот сейчас она моргнёт и тихая солёная слеза медленно покатится по её щекам. Но он понял , что это уже никогда не произойдёт , потому что в её глазах не было только одного ; не было жизни.
Матвей Кузьмич трясущейся рукой закрыл глаза любимой жены и тихонько , но очень горько , по стариковски заплакал.
Май 2009 года.