памяти А.Вознесенского
Сажусь в вечернюю электричку. По темноте всегда приятнее отправиться в дорогу, сесть в вагон напротив какой-то знакомой девушки и предвосхитить ваш общий рассвет – улыбнувшись ей, выманить у неё улыбку. За окном станции, как на испорченной фотоплёнке, накладываются одна на другую. И когда сбиваешься со счёта, выходишь покурить. Эта электричка почти нигде не останавливается, она скоростная, чтобы успеть довезти тех, кто едет прямо к цели, довести до состояния счастья, через влюблённости, через гнев, столько раз менянный на милость, ориентируясь по солнцу – щурясь на него сквозь витражные стёкла. Скоростная, чтобы никто лишний не вошёл, не нарушил вашего нарастающего уединения. Поэтому нет надобности и ностальгировать по прошлому – остановок почти нет. Вот когда она покинет вагон, будет видно. А пока на дикой скорости и ветер вкуснее! Это потом электричка чуть замедлит ход, но чтобы делать частые привалы до конечной – уж извините – на это я не так богат ни средствами, ни временем. В этом я стеснён, я так думаю.
Нет, тебя, конечно, попросят сойти, потребуют: «Забирайте ваши вещи и убирайтесь вон!». Нелепая шалость – в тамбуре курить запрещается. И ты опять предвосхитишь рассвет украденной улыбкой, передаришь её обиженной кондукторше, ужасно похожей на Хрущёва и спокойно удалишься на своё место – есть дела поважнее, чем делать остановку на этот «разговор».
Возвратившись, ты начинаешь ощущать каждым процентом тела, что нет уже ни девушки, ни улыбки, а вагон прямо разрывает на части от крика. Это кричит свет, зажатый дверью тамбура, свет, который так трудно-искусственно давшийся лампочке, тоже пытался наносить мне радость на раны, когда было нестерпимо больно. Это она, уходя, прищемила его красивый расширяющийся для объятий со мной шарф. Это она, уходя, оставила после себя свет.
Оставшись один, к утру я уже начинаю подумывать, что зря, наверное, не сошёл совсем – надо было прыгнуть следом за ней, на полном ходу, не дергая стоп-крана, чтоб никто и внимания не обратил, скатиться по траве и уткнуться в светлые бледные ноги – «как ты переменилась, бедная», проси, чего хочешь, у меня всё равно ничего нет.
Но утро. Вагон заполняется какими-то людьми, похожими на дачников, пьяной молодёжью, новыми лицами. «Мужик, ну-ка подвинься! Тебе тут, наверно, тесно одному. С какого километра?» - «С шестидесятого» - «Значит, сходить скоро».
3.06.2010