(в соавторстве с Марией Бураковской
пожалуйста, оставляйте свои замечания. Знать ваше мнение нам очень важно. Спасибо за внимание и понимание.=))
***
Габриэлла жила одна, она снимала небольшую квартиру неподалеку от университета и работы. Родители Габриэллы были в состоянии оплатить ее обучение, но она отказалась. Её мировоззрение не имело ничего общего с мировоззрением ее родителей, поэтому ей пришлось съехать. Никто не выгонял девушку из дома, просто место, которое она раньше называла домом, потихоньку убивало ее, как яд замедленного действия. До ее совершеннолетия, до того момента, как она съехала, каждая минута, каждая секунда казалась вечностью, Габриэлла давно потеряла счет времени, зачем его считать, если от этого времени не станет больше и не поубавится. Габриэлла всегда казалась сильной девушкой, на людях она была остра на язык и не любила показывать своих слабостей, она не хотела признаться даже самой себе в том, что она очень ранимая особа, нуждающаяся в поддержке, понимании и порой сочувствии. Да, ей нравилось жалеть себя, но она не позволяла делать это другим, еще она никогда не просила - Габриэлле казались эти качества унизительными, ничтожными, не заслуживающими внимания и уважения. Взывать о помощи, какая чушь, ведь можно сделать все самому. Да, придется попотеть, покорпеть, но зато без унижений. Хозяйка квартиры разрешила девушке сделать ремонт, там его уже давно не делали, да и тем более контракт о съеме квартиры был подписан на несколько лет. Конечно, дизайнером была Габриэлла. В ее маленькой квартирке преобладали холодные светлые цвета: стальная кухня, которую так обожала девушка, была вымыта до блеска, каждый стакан сверкал при свете. У окружающих могло бы сложиться впечатление, что Габриэлла все свое свободное время напролет проводит за уборкой, ведь ванная, зал и спальная ничем не уступали кухне, но это было бы глубочайшее заблуждение - просто девушка не любила готовить и кухней пользовалась, так сказать, по праздникам. Да и сколько нужно человеку, живущему одному. Остальные комнаты были идеально белыми. Даже чересчур. Но тогда, в те дни, когда она задумывала свою квартиру, Габриэлле хотелось жить как на белом, зефирном облаке, поэтому она выбрала чистый белый цвет, немного излучавший январский мороз. И пусть сейчас это далеко от того замка из ее детской мечты. Сейчас она хотела именно этого. Белый ассоциировался не только со спокойствием, но и с ее другом, старым добрым другом, рыжим ангелом. Когда она была маленькой девочкой, ангел часто прилетал к ней, и не только во сне, она видела его наяву каждую секунду: они вместе трапезничали, сидели за партой на уроках и даже играли на фортепиано. Когда они делали это вместе, у Габриэллы получалось намного лучше, и ее учительница музыки пророчила ей стать великим пианистом. Никто не видел эту девочку с крыльями цвета пламя, поэтому никто не верил Габриэлле. Это расстраивало Габриэллу, иногда она даже плакала, другие дети над ней смеялись и называли фантазеркой и сказочницей, но ее рыжий ангел всегда высушивал ее слезы своим смехом. Габриэлла впервые влюбилась, когда ей было десять лет, ей очень нравился белокурый одноклассник, у которого к тому времени были толпы воздыхательниц. Одним прекрасным днем девочка решилась и призналась. Ее ангел стоял вместе с ней, держа дрожащую Габриэллу за руку, девочка с пламенно – красными волосами как бы делилась с Габриэллой своим спокойствием.
«Что? Это ты видишь ангела и играешь с ним? Скажи мне тогда, какой у меня ангел и почему я его не вижу?» - с ехидной улыбкой спросил блондин. Как только Габриэлла к нему подошла, он уже знал, что ей ответит, но решил поиграть на нервах девочки, ввести ее в краску; она всегда была тихоней, поэтому мальчику было интересно, убежит ли она в слезах, как это сделала предыдущая поклонница. «Почему ты молчишь? Отвечай, я жду».
«У тебя его нет, у тебя нет ангела, я его не вижу» - промямлила маленькая Габриэлла, ей было не по себе, оттого, что она сказала, в этот момент она думала, что, наверное, мальчик очень расстроится от такого известия.
«Врунья, я знал, что ты ничего не видишь, думаешь, ты особенная, это у тебя нет никакого ангела! Прекрати врать!» - кричал мальчик, он никак не ожидал такого ответа. Он всегда и во всем был лучшим, все им восхищались и подражали ему; и как это так у нее есть то, чего нет у него – это просто не укладывалось в его маленькой головке. Габриэлле было очень больно от этих слов, и ангел долго ее успокаивала, но девочка только возненавидела свою рыжую подружку. «Уходи, я больше не хочу тебя видеть, из-за тебя надо мной все смеются». Ангел ничего не сказала, она лишь бесшумно взмахнула крыльями и растворилась в воздухе. Ангел знала, что настанет момент, когда им придется попрощаться, точнее, когда Габриэлла больше не сможет ее видеть, поэтому ангел не обижалась, она просто перестала быть видимой для своей подопечной. После того рокового момента Габриэлла еще долго звала и просила вернуться ангела, но все было тщетно, с ангелом исчез и талант игры на фортепиано, исчез замок, исчезло все; ее жизнь теперь - мгновенье грусти и печали, длиною в вечность. «Знаешь, ты единственное существо, по которому я скучаю, смотришь ли ты хоть изредка на меня из нашего воздушного замка, слышишь молитвы обращенные к тебе? Ты видишь, как я страдаю из-за своих слов, я причинила боль тебе, но и сама не осталась в стороне. Мое одиночество, оно сознательное, это одиночество – траур о тебе, я знаю, ты не можешь умереть, но ты ушла, а для меня это равносильно смерти. Я бы отдала все на свете, только бы ты вернулась, только бы ты простила меня, я бы не устала повторять, как ты мне нужна и как я тебя люблю. Помнишь, как мы бегали по парку… интересно, ты изменилась или осталась все такой же маленькой рыжеволосой девочкой, как и раньше. Когда мы были детьми, ты говорила, что парк очень похож на лесную опушку, помнишь, ты говорила, что парк это маленькая копия леса. Тогда я тебе верила, ведь я никогда не была в настоящем лесу. Я верила каждому твоему слову, а ты рассказывала мне про потаенные тропинки и про фей, леших и русалок. Ты говорила, что вы с ними хорошие друзья, ты хотела научить меня их языку, языку растений и животных, ты говорила, что даже маленькая травинка и муравей имеют голос, просто мы их не слышим или не понимаем. Интересно, ты выдумывала так же как и я, или говорила правду? Помнишь, ты хотела меня научить этому языку, но не успела. А однажды я сказала, что мне очень хотелось бы увидеть этих сказочных существ, и ты показала мне их, ты пришла ко мне во сне и мы вместе улетели в лес. Ты познакомила меня с лешим, должна признать, я была не на шутку напугана, я никогда их раньше не видела и думала, что леший – это мальчик с ветками деревьев в руках, но не как не столб дерева, умеющий разговаривать. А помнишь, одна из фей вытащила ленту из моих волос, подаренную тобой, она хотела вплести в нее цветы, а я подумала, что она хочет ее забрать и начала плакать… я была плаксой в детстве. Знаешь, я верю тебе и твоим рассказам. Я знаю, что это не был сон. Я знаю, что ты была со мной. Я знаю, что ты любила меня и говорила, точнее, старалась говорить, только правду. Но в одном ты солгала. Ты говорила, что парк это маленькая копия леса, но все не так. Искусственные тропинки, хорошо ухоженные клумбы; садовник, который подбеливает деревья, и изобилие людей. Это все ненастоящее, воздух пропитан карбоном диоксидом. Да, в воздухе есть яд, без которого мы не выживем, забавно? Смеешься ли ты? Тебе меня жалко? А еще ты не любила осень, она у тебя ассоциировалась со смертью, но согласись, это была красивая смерть, и длинная…Ты говорила, что листочки и цветочки хотели бы пожить еще немного, радуя глаза людей. Когда я была с тобой, я не думала о смерти, точнее, я ее боялась. Однажды мы гуляли в парке, уже было холодно, и деревья скинули свою летнюю зеленую одежду. На улице было мрачно, и деревья, раскидав свои ветки, выглядели зловеще. Даже ты испугалась. Ты видела смерть во всем этом, и когда мы уже собрались уходить из парка прочь, то наткнулись на маленькое деревце, оно было чуть выше нас и на нем все еще одиноко колыхался зеленый листочек под сильными порывами ветра. Ты остановилась и предложила помолиться Богу за этот листик, и мы молились, мы долго молились, пока не стемнело. Мы были такими искренними. Нет, неправильно, я была искренней с тобой. Ты и сейчас слишком искренняя, слишком наивна и слишком добра, потому что ты мой рыжий ангел. Знаешь, иногда я спрашиваю себя, не обижают ли тебя на нашем облаке другие ангелы, или ты живешь одна, но тогда не одиноко ли тебе там, и я не знаю ответов, ведь ты мне никогда не рассказывала о своей жизни. После твоего ухода моя жизнь изменилась, теперь я – олицетворение смерти, холодной, беспощадной, строгой, но спокойной смерти. Я жду, жду, когда эта дама в черном придет ко мне, придет за мной, подарит мне покой и вечное умиротворенье. Ха, знаешь, возможно, моя смерть будет иметь мужской облик, возможно, его тонкие, бледные пальцы нежно сомкнутся на моей шее, перекроют кислород и он станет моим проводником в другой мир. Ты его знаешь? Кто он? Расскажи мне, мой ангел. Помнишь того плюшевого мишку, это была твоя любимая игрушка, ты принесла ее с нашего облака, чтобы показать мне, это случилось в тот злосчастный день, когда я тебя прогнала, ты ведь ее забыла, оставила мне. Я до сих пор ее храню. Я жду, может, ты вернешься за ней, и я все еще завязываю банты на шее твоего мишки, ты всегда так делала, ты говорила, что он приходит в восторг от этого, ты говорила, что видишь его душу и эмоции, но для меня это пустой мешок, набитый синтепоном. Но этот медвежонок стал единственным другом. Прости меня за это, мой милый ангел, но ты меня бросила, ты не оставила мне другого выбора, кроме одного: стать как все. Прости… »
***
«Паранойя - мыслительный процесс, доведенный влиянием беспокойства или страха до иррациональности и иллюзий» - читала преподаватель какой-то заумный текст, найденный в интернете, почти спящей аудитории. Габриэлла сидела на самой задней парте около окна и смотрела на серое, пасмурное небо, и, ничем не уступавший небу, такой же серый дом напротив. В ее тетрадке было записано только название темы лекции и одно единственное определение, которое только что продиктовала преподаватель. Вот он, ответ на все ее вопросы. Паранойя. Бред, галлюцинации, одиночество. А ответ так прост. «В настоящее время в медицине нет специфических способов лечения данного состояния» - эти слова ничуть не смутили девушку. Она и не собиралась лечиться. По карнизу застучал дождь и теперь ее мало что волновало. Она смотрела на крупные капли дождя и считала секунды, чтобы поскорей выбежать на улицу и подставить свое лицо этому бесконечному количеству холодных линий воды, и не важно, что подумают другие. И вот, стрелки встретились на циферблате, прозвенел долгожданный спасительный звук. Она стояла минут пятнадцать с поднятой вверх головой, прикрыв глаза, раскинув в стороны руки, она медленно кружилась и улыбалась своим мыслям. «Дождик, дождик, дождик, лей, никого не жалей!» - изредка приговаривала она и смеялась заливистым смехом, напоминавшим звон маленьких колокольчиков. Все это забавляло зевак, стоявших у окон своих теплых комнат и кабинетов. Слепцы. Они не понимали, что им довелось увидеть…. «Дождик, дождик, дождик, лей, никого не жалей… дождик, дождик, дождик, лей, никого не жалей… дождик, дождик, дождик, лей…». Ливень закончился так же резко, как и начался, и у нашей маленькой сумасшедшей исчезла улыбка с лица, как по щелчку пальцев, она стала такой же, какой была недавно у окна – задумчивой, немного странной, неразговорчивой Габриэллой. Она поплелась к скамейке, думая, что было бы неплохо подправить макияж после таких безумных водных процедур. Не обращая внимания на достаточно сырую древесину, она опустилась на покрашенную в цвета радуги скамейку, достала из своей сумки, которая всегда была перекинута через плечо, пудру, салфетку и зеркальце, чтобы немного привести себя в порядок, ведь принцессе не подобает ходить с растекшейся тушью на щеках. После того, как она снова походила на фарфоровую куклу, она достала пачку тонких сигарет и начала раскуривать одну, как услышала почти забытый голос:
- Габриэлла, разве ты забыла, что я тебе говорила о вреде курения? - рядом сидела девушка, ее ровесница, с идеально белой бархатной кожей, безумными рыжими кудряшками, походившими на лучики солнца, белоснежном платье до колена, рукавами, струящимися как молочные реки и кружевным воротником, небрежно лежащим на плечах. Габриэлла уже видела это платье, но сейчас она не могла припомнить, где именно и когда. Эта незнакомка улыбалась так добродушно и нежно, что у нашей героини на душе стало тепло и светло, будто она снова оживала, как цветок под солнцем, будто стая райских птиц одарила пустынную, омертвевшую землю своим золотистым щебетанием. И если бы это была обычная девушка, Габриэлла молча ушла или сказала бы пару колкостей в адрес этой наглой барышни, да и она как раз собиралась это сделать, как ее внимание привлекли два огромных крыла, огненно-рыжих, безумно красивых, два рыжих крыла. Очарованная девушка с черно-угольными глазами заворожено смотрела на этого ангела и ее одолевала огромная буря чувств, как торнадо, закружившие ее голову. Господи, это она… Она вернулась… «Здравствуй, родная, я так соскучилась, как же я рада, что ты снова со мной…» - эти слова крутились в голове у Габриэллы, но вместо этого она ответила безразличным голосом:
- У меня своя жизнь, без тебя, и я делаю то, что хочу, отстань со своими нравоучениями, хорошо?
Рыжий Ангел, лишь слегка вздернула уголки губ, Габриэлла хорошо помнила это грустное всепрощающее выражения лица. Еще, когда они были детьми, Ангел часто так делала, когда Габриэлла вела себя неподобающе «Да она совсем не изменилась!» - обрадовалась девушка, но не подала и виду. Ангелу не надо было ничего говорить, она все видела, видела душу Габриэллы, ее мысли, и ее огорчал тот факт, что ее подопечная погрязла во лжи и обиде.
- Спроси меня и я тебе отвечу, - тихо сказала Ангел, она знала. Все знала. Знала как грустно и тяжело Габриэлле, как много вопросов у нее накопилось к своему Ангелу за все это время, но молчала. Ангел ждала, когда Габриэлла будет готова к ответам, на свои вопросы.
-Хорошо, я спрошу, - девушка на минуту задумалась. Ей хотелось спросить, не изменилось ли их облако, как поживает леший и феи, помнят ли они еще о ней, о девочке, которая однажды прилетела к ним на крыльях ангела. Но гордость давно овладела телом и умом Габриэллы. «Я свободная и независимая. Я не могу показать свою слабость перед Ангелом и не важно, сколько я ждала этого момента. Я прожду еще столько же, я взрослая и могу сама о себе позаботиться, если бы мне нужны были нравоучения, я бы позвонила родителям », думала девушка. - если бы я умерла, ты бы скорбела по мне? Ты бы плакала по мне?
Ну, а теперь безразличие, смешанное со строгостью, это и есть тот момент, когда стоит надевать маску, когда переступаешь через себя ради гордости, ради ее существования и непонятно кому от этого хуже, но так надо.
- Да, я бы оплакивала твою могилу дважды в день, ровно в полдень и полночь, каплями дождя я бы увлажняла землю, под которой лежало бы твое тело, - ответил печальный Ангел.
- Почему именно в полдень и в полночь? - удивилась Габриэлла.
- Полдень – время, которое мы провели на земле с твоей телесной оболочкой, и полночь – время, когда мы развлекались в стране снов, - лицо Ангела изменилось, оно излучало искреннюю радость, Ангел давно ждала времени, когда Габриэлла снова сможет ее видеть. Рыжей девушке с глазами цвета ночи было больно от того, что вытворяла Габриэлла с собой, поэтому с каждым днем на ее теле появлялись все новые бинты, скрывавшие ее раны. Душевная боль на теле. Но последняя рана была слишком болезненной, и подруга из детства Габриэллы решила напомнить о себе. Габриэлла удивилась, она никак не ожидала такого ответа от Ангела.
- Ну, что ж, прекрасно, тогда давай просто представь, что я умерла и оставь меня в покое, - сказала Габриэлла, потушив окурок об асфальт. - Надеюсь, ты сдержишь свое слово, Ангел. - И опять эта грустная улыбка.
- Сдержу, но я буду ждать, когда ты меня позовешь, буду ждать того дня, когда твоя обида сотрется временем, и для гордости не останется места в твоем сознании, - сказала Ангел, и опять взмах огненных крыльев, будто сон, такой быстрый, но сколько в нем страданий и воспоминаний.
«Вот квартира, ключи, ванна и спальня, давай вернемся к прежним, хорошо отлаженным как механические часы, будням. Так будет правильно, так будет легче, пора вырасти, Габриэлла, не осложняй себе жизнь…» - Габриэлла всегда повторяла себе эти слова, когда ей было очень грустно или невыносимо больно.
Горячая вода нежно забирала ее тело и мысли, унося ее туда, где солнце заботливо обволакивает своими лучами и безответной тишиной дарит счастье. Пена с ароматом роз убаюкивала несносного младенца. «Я здесь без тебя, малышка… » - звучало из колонок на минимальной громкости. Рядом стояла только что открытая бутылка красного вина. Она прикасалась к бокалу мокрыми губами, шептала строчки из песни и пряталась в воде, чтобы забыться. «Делай, как хочешь, поступай, как знаешь, я не боюсь тебя, и мне не надо рая, я не хочу тоски, я не хочу страданий, все это было в прошлом, все это было странно…» - эти строки никак не уходили из ее головы, и она изредка произносила их вслух, громко и твердо, будто говорила это сама себе и что-то пыталась объяснить, настойчиво убеждала себя в чем-то. После она заново прикасалась к бокалу, прикрывала глаза, немного покусывая пропитанные вином губы, и уже еле слышно шептала строчки, которые доносились из музыкального центра. Она медленно провела рукой по волосам и шее, чувствуя, как капельки мыльной воды проникают в ее кожу и уносят ее из реального мира, она вдыхала этот запах мыла и роз, исходивший от пены для ванной, и, кажется, почти забыла о том, что с ней недавно происходило. Она пила вино и тихо напевала песню «я здесь один, я без тебя, малышка…» Она думала сейчас о теплой, уютной постели, о махровом мягком халатике, пушистых тапочках и о своем плюшевом мишке с новым темно-синем бантом. «Я не боюсь тебя, я не прошу рая…» После такой реабилитации у Габриэллы было чувство, что ее не испугать теперь ни чем, даже самим дьяволом. Ей казалось, что все людишки уехали на каникулы на Марс, и теперь она одна на этой Земле, что все здесь принадлежит только ей, что она единственная всесильная и всевластная королева этого мира и этого времени. В груди у нее как ураган прокатилась волна не понятного волнения, не такого, как перед экзаменом или выступлением, а странное, не похожее ни на что волнение, смешанное с восхищением, желанием и ожиданием. Горячий, раскаленный свинец прожигал ее в области солнечного сплетения. Голова ее кружилась, а дрожь пробивалась на кончиках пальцев. «Что такое, черт возьми?!» - подумала она, чуть-чуть не захлебнувшись. Такое чувство было у нее только при первой влюбленности и еще, может быть, при первом поцелуе. Такое странное ощущение ей было не привычно, и девушка не на шутку испугалась. Быстро выйдя из ванной, Габриэлла ненароком задела ногой только что открытую бутылку вина, жидкость темно-красного цвета вмиг покинула своя обитель, растекаясь незамысловатым узором на девственно белом кафеле ванной. Это напомнило перепуганной девушке реку вязкой, противно пахнущей крови. Габриэлла побежала на кухню, нашла в самом верхнем ящике внушительных размеров баночку успокоительного, залпом выпила две порции, не медля ни секунды, залезла под одеяло, свернувшись калачиком, крепко прижала к себе плюшевого друга, и как только белокурые кудри коснулись поверхности подушки, Габриэлла провалилась в страну сновидений.
«Больно, очень больно. Что это? Надо открыть глаза, больше не могу терпеть. Раздался дикий крик. Это кричала я. Неужели это мой крик? Такой пронизывающий, что самой себя стало жаль. Опять что-то обжигает мою плоть, опять и опять. Заставляю себя открыть глаза, и первое, что вижу, так это стены из темно- серого камня, возле меня стоят какие – то люди, они что-то говорят, я не понимаю, не слышу их. И опять это обжигающая боль, я чувствую, как капельки холодного пота выступают у меня на лбу. Кисти рук и пальцы похолодели, перед глазами все плывет. Боль не утихает, но удары уже прекратились, заставляю себя поднять голову. В комнате я и несколько мужчин, один из них одеждой очень напоминает священника, у одежды очень странный покрой и священник отличается от тех, которых я видела прежде. Слышу противный скрежет - перо, мужчина за столом усердно выводит буквы. Еще один мужчина, но он слишком отличается от двух предыдущих, выше и массивнее, он стоит очень близко ко мне. Что это у него в руках? Плетка? Мое внимание опять обращает на себя тот, который похож на священника, опять что-то говорит, по-моему, он обращается ко мне. До края моего сознания долетает «Вы признаетесь в содеянном?» - мужчины внимательно изучают мое лицо. Боль опять дает о себе знать, я невольно морщусь, пытаюсь спросить, в чем меня обвиняют, но получается что-то несуразное. Они поспешно отходят в сторону и кропят орудия пыток святой водой, пишут на плетке слова «Soli Deo Gloria», потом крестятся сами. Я смеюсь громко, зло и властно. Глупцы, вам это не поможет! От этого безумного смеха, смешанного с болью на глаза начинают наворачиваться слез. Чувствую, как мокрая дорожка медленно скатывается по щеке, проделав путь первооткрывателя, она тем самым обозначила дорогу второй и третей слезинки, потом я сбилась со счету. Множество, море слез, я в них тонула. Нет, нет, это не я. Я - Габриэлла, студентка и танцовщица, я живу в двадцать первом веке в цивилизованной стране, где нет места такого рода насилию. Да, все верно, но меня начинает охватывать панический страх, ведь что-то внутри меня говорит, что все правильно, все так и должно быть, и незачем сопротивляться, это ведь неизбежно, надо признаться, облегчить свое и его существование. Он тоже страдает, еще больше чем я, он страдал с самого начала, с того самого момента, как я призналась, взяла всю вину на себя. Он винит себя, но его вина состоит лишь в том, что я его так сильно люблю. Нет смысла жить без него, но мысль о том, что ему могут причинить боль - убивает меня. Я приняла это решение, и я дойду до конца, ради его безопасности я стерплю все, нельзя сейчас сдаваться, убив меня, они не тронут его, они найдут новую жертву, которая возглавит этот маленький праздник садистов, кричащих «Во Славу Божию». Хорошо прятаться за Господа. Боже, откуда это в моей голове? У меня ведь совсем другая жизнь, вовсе не этой… одна боль сменялась другой, уже не первый день я приходила в эту страшную комнату, спускалась в самое сердце ада с чертями, одетыми в рясы. Я уже не чувствую боли, а им неинтересно без истошных криков и мольбе о пощаде, ну что ж, значит скоро все закончится. Не помню, как это произошло, но теперь я уже на эшафоте. Вокруг собралось много людей, их взгляд прикован ко мне, измученной, истерзанной девушке с черными глазами. Я неспешно изучаю их испуганные лица, после растерянно произносимых слов «Soli Deo Gloria» и противного скрипа пера, гул толпы подобен музыки. Я наслаждаюсь воздухом, в нем пахнет осенью, смотрю на небо, куда-то вдаль… а ведь осень безумно красива, жаль я не обращала на это внимание, когда у меня было время. Сердце предательски сжалось, словно жалобно завыло волком на луну. Думаю, все волки тайно влюблены в нее, поэтому и воют, проклиная свою неразделенную любовь, но у меня все по-другому. Мое сердце ноет, потому что знает, что мы больше с ним не увидимся, не сможем держаться за руки и любоваться закатами. Хочу взглянуть на него в последний раз, ищу его в толпе… неужели не пришел даже попрощаться? Волнение, смешанное с отчаяньем, слезы опять наворачиваются на глаза. Нет не сейчас, пожалуйста. Прошу сама себя, мне нужно найти его, в глазах все плывет. Палач в считанные минуты преодолеет расстояние между нами, времени больше нет - следует продолжение пыток. Может, это и к лучшему, он не увидит моих слез, пускай для него я останусь вечно красивой, любящей и улыбающейся Габриэллой. Боль, опять боль, невыносимая, режущая боль, я продолжаю кричать и вглядываться в толпу, желание сильнее меня, холодный ветер высушивает мои слезы, мне немного зябко, но я знаю, что это ненадолго, поэтому стараюсь насладиться им. Пытки окончены, чувствую себя изнеможенной, признанье, они опять требуют признанье, но они его не получат. «Умоляю, признайся, не мучай себя, не мучай меня, покайся и мы уедем отсюда, сделай это ради нас, Габриэлла» - это он, этот голос я узнаю из тысячи, ошибки быть не может, опять ищу обладателя медового голоса, вот он, здесь, улыбаюсь ему, себе. Хочется поправить волосы, неземная Габриэлла останется таковой и на пороге своей смерти. Он плачет, и лишь губами повторяет бесконечное количество раз «я люблю тебя», я знаю об этом. Мы знаем об этом. И, кажется, будто толпа на минуту стихла, и я уже отчетливо слышу его крики. Прижимаю палец к своим губам и шепчу «Тише, глупый», ты ведь погубишь себя, ты погубишь нашего ребенка, разве ты забыл, почему я это сделала? Ради вас, ты должен остаться в живых, ты должен помочь нашему ребенку выжить, защитить его. Я знаю, ты назовешь это маленькое чудо Габриэллой, в мою честь, и она будет такой же красивой, как ее мама и папа. Я верю, я буду наблюдать за вами с небес. Выносят приговор, но я не слышу, я никого не вижу, кроме тебя. Не плачь, прошу, не плачь, ты как будто читаешь мои мысли и начинаешь улыбаться, теперь ты смотришь на меня, как прежде с восхищением, но я все равно вижу боль в твоих глазах. Я, не сводя с тебя глаз, поднимаюсь, выпрямляю плечи и поправляю одежду… да, я прежняя величественная Габриэлла, с гордостью, присущей только мне, дослушиваю приговор. «Жительница города Хагена, обвиняется в колдовстве. Ведьма не признает своей вины, так как стала обладательницей порошка, сделанного с помощью Сатаны. Она убила некрещеного младенца, мальчика, зажарила его с некими неизвестными нам травами и растолкла в порошок, таким образом, является виновной, даем подсудимой последний шанс раскаяться». Так было в трактате, написанном инквизиторами. Что они могли знать о ведьмах, пытая тысячи женщин, из которых всего лишь сто были настоящими ведьмами. Они руководствовались историями, которые сами же и придумали. Толпа обратила на меня свой безумный взгляд, в воздухе повисло молчание, атмосфера накаливалась с каждой секундой. Ты умолял меня всем своим видом сознаться, но пути назад нет, мы знаем, что грешны. «Сжечь ведьму», завопила толпа с неистовой силой, словно стадо животных, такие же грязные, и такие же приземленные, вам не понять меня, вам не сравниться с ним. Становится жарко, воздуха не хватает, через языки пламени я вижу твои глаза, я не забуду тебя, и ты меня помни ».
***
Он стоял, смотрев на нее, и молился самому себе, чтобы она его не увидела. И не почувствовала. Он смотрел на нее и думал о том, что всегда немного стыдился ее красоты. Она во все времена оставалась безупречной. Наверное, именно ее красота его так напугала и привлекла в тот день… День, который он так тщетно старался стереть из памяти, когда он решился на самую страшную глупость в его жизни. Демон, вышедший на прогулку, не боялся оказаться замеченным людьми, ведь нельзя увидеть то, что находится вне твоего разума. Шум толпы привлек внимание молодого исчадия ада, как это всегда бывало, когда новоиспеченный бес ознакамливался с культурой тех, чьи души вскоре будут принадлежать ему. На эшафоте стояла молодая девушка. Не смотря на то, что она еле держалась на ногах, демон не смог не заметить ее красоты. Абраэль решил познакомиться с прелестницей поближе, в мгновенье ока демон уже стоял рядом с Габриэллой и изучал каждый сантиметр ее лица. Девушка невольно поморщилась, Абраэль был весьма удивлен, что человек смог почувствовать его присутствие и взмахнул рукой, девушка обхватила себе руками в тщетной попытке согреться. «Удивительно» - отметил про себя Абраэль. Он находился рядом с девушкой к моменту изречения приговора, он уже знал, что она ведьма, что у нее есть возлюбленный и ребенок, к которому жизнь не была благосклонна. В отличие от нее, ее муж обладал огромным потенциалом и по всем правилам это он должен был бы стоять здесь, ведь девушка с ее способностями к магии больше походила на первокурсника-недоучку. Мужество, с которым она терпела все истязания и любовь, с которой она смотрела в глаза мужу, не оставила демона равнодушным. Тогда, на костре, стоя вместе с ней, он помог, облегчил ее страдания, забрал ее душу раньше, чем это сделал огонь. Теперь душа Габриэллы принадлежала юноше. С того момента он жил, не зная печали, Абраэль любовался диковинкой по имени Габриэлла часами, днями, месяцами. В первое время девушка слишком много времени проводила в своем прошлом – она беспричинно улыбалась, но улыбка всегда сменялась грустью, печалью, отрешенностью и нежеланием говорить, видеть, кого бы то ни было. Абраэль слишком привязался к девушке, это было вовсе не похоже на юного демона. В попытке развеселить девушку Абраэль играл ей на фортепиано, сначала это были довольно-таки жизнерадостные мелодии классиков: Бетховен, Чайковский, Бах, Шопен, Равень, но все было бесполезно. И вот однажды, когда Абраэль решил избавиться от ненужной ноши, он сыграл Моцарта «Реквием по мечте», он играл это своему сердцу, наполненному печалью, вовсе не надеясь, что это произведение затронет его гостью. Неожиданно для себя Абраэль отметил, что девушка оживилась, безразличие сменилось слезами, через несколько минут Габриэлла рыдала во весь голос. Демон играл. Он играл до тех пор, пока прозрачные слезы не перестали течь по лицу девушки. Это был переломный момент в их истории, Абраэль был готов на все ради того, чтобы Габриэлла была счастлива и он обманул ее, причинив еще больше боли, заставил забыть и возненавидеть того, ради которого она умерла. Проводя больше времени с ее демоном-спасителем, Габриэлла понемногу влюбилась в него, окунулась в омут, с головой отдавая себя всю и ничего не прося взамен. Почему она влюбилась в него? Она объяснить не могла и не пыталась. Это произошло само собой и им были безразличны причины их влюбленности. Новая любовь в своей силе ничем не уступала прежней, порой она была даже лучше, ведь у начинающей ведьмы и демона нет границ, нет препятствий. Он учил ее играть на фортепиано. Откровенно говоря, это он привил ей любовь к музыке, она же открывала ему тайны мироздания. Порой под его игру она кружилась в медленном вальсе сама с собой, и, когда Абраэль желал составить ей компанию, она, заливаясь смехом, усаживала его обратно за рояль со словами «Кто же сможет так великолепно играть?» и снова продолжала свой безумный вальс. Она кружилась, словно осенний лист на руках у ветра, забывая о времени, о нем, обо всем на свете. Его Габриэлла. Она была всегда такой разной, и он был готов провести с ней всю жизнь. Нет, вечность! Жизни будет мало…
«Я здесь один, я без тебя, малышка… Я здесь один и мне так плохо без тебя….» Если бы она только знала, как эта песня, особенно эти строки, подходят к нему, как он понимает каждый звук этой фразы. Он видел то, о чем другие только догадываются, он пережил самые тяжелые моменты истории, но он ждал только ее. Он видел так много прекрасного, но никак не мог отвести взгляд от ее губ. От них исходило порочностью, сладостью и невинностью. Капельки красного вина переливались на ее ярко-алых губах, как маленькие камешки рубина на изящном бархате. Почему он раньше этого не замечал? Каким же слепым и бесчувственным надо быть, чтобы не замечать ее губ целый век. Что же с ним происходит? Что им овладевает, когда он рядом с ней? Опять ее шуточки? Опять она завела свою игру? Он, как завороженный, медленно подошел к ванне, склонился над ней и осторожно дотронулся до ее губ. Что он делает, ему нельзя, он нарушает все правила. Что теперь будет? Но вкус этих губ, пропитанных слезами, вином и сигаретами стоит даже его смерти. И пусть он предаст даже самого дьявола, теперь это уже не так важно. Она заметила, она почувствовала. Она убежала, совершенно забыв про халат. Ничего не изменилось, за этот долгий протяженный ненавистный век ничего не изменилось. Господи, какая же она неземная и такая маленькая, хотя и взрослая. Не вспоминай о своем прошлом, и я подарю тебе новое будущее.
***
Она проснулась, когда мобильный в третий раз начал играть ее любимую мелодию. Ей звонила одногруппница, чтобы узнать, почему она не появилась на учебе. Глупые формальности. Габриэлла выключила телефон, она не хотела ни с кем разговаривать и тем более кого-то видеть. Часы показывали без пяти одиннадцать, так что идти в университет уже слишком поздно. Голова ее раскалывалась, будто она не спала целые сутки. Она встала с постели и сладко потянулась навстречу небу. Ах, это небо над Берлином! Она всегда безумно любила этот несравнимый ни с чем цвет свободы и счастья, который так обещало это берлинское небо. Девушка никак не могла понять, почему именно берлинское небо так прельщает ее. Габриэлла отдала свое предпочтение Берлину. Здесь она чувствовала себя свободной. Здесь был ее город дождей и мокрых переулков, здесь она видела отражение надежды в окнах старых домов на площадях. Только в этом странном городе туман пахнет любовью, асфальт радостно приветствует и приглашает в свои сети на прогулку, фонари излучают тепло покоя и странного уличного уюта под зимними деревьями, лужи отражают душу, зеркала превращают старые дома в странную сказку. Грусть смешана со счастьем и умиротворением осеннего дня. Она безумно любила сидеть возле окна поздними зимними вечерами с огромной кружкой горячего кофе, в своих любимых полосатых гетрах из всех цветов палитры, посадив напротив своего маленького друга, и рассказывала ему истории, которые сочиняла сама. Иногда она посвящала стихи своему городу и воспоминаниям об ангеле. Она часами сидела возле окна, наблюдая за проносившимися автомобилями, за движением фар, за ночными фонарями и напевала свои любимые мелодии. Сегодня небо такое... легкое, воздушное и плывет так нежно и спокойно, и в тоже время оно темное и величественное, предвещает грозу и ливень... Она любила такое небо, ей казалось, что там на этих облаках идут страстные дебаты рыжего, черного и белого ангелов о неких великих вещах, которые не дано узнать обычным людишкам. Сегодня она была несказанно рада этому дню и этим холодным солнечным лучам. Наверное, виной всему было это небо, которое так робко заглядывало в ее комнату через огромные окна ее квартиры. Она надела свой любимый свитер поверх халата и, напевая непонятную мелодию, отправилась на кухню, чтобы что-нибудь себе приготовить. Она начала колдовать над плитой. Когда она готовила, то готовка воспринималась ею как какие-то ритуалы, от которых она хотела поскорей избавиться. Да и к тому же с плитой она никогда не дружила. Вообще с огнем у нее были особые отношения. Нет, она не боялась огня, просто получалось так, что она постоянно обжигалась об него. Огонь, причем любой огонь, будто нарочно норовился достать ее, даже если это казалось невозможным на первый взгляд, он будто специально стремился достать именно Габриэллу. После того, как она, наконец, покончила с готовкой, она налила себе чашку ее любимого кофе с растворимыми сливками и подошла к окну. Она наблюдала за тем, как прохожие спешат по своим делам, занятые своими стандартными проблемами, без мыслей, без идей на завтрашний день… Ей было жаль их, ведь они никогда не понимали и не поймут настоящую свою сущность, они даже не стремятся к этому. Они никогда не задумывались, что у них нет выбора, все, что они делают - это всего лишь последствия прошлых лет, и не тех лет, которых они прожили в детстве или юношестве, а именно тех, которые они провели в других мирах и телах. Они даже не знают, чего они хотят, откуда им знать о своем предназначении. Одаренные люди чувствуют свою особенность с детства. Она всегда это чувствовала. Многие стараются бороться с этим ради родителей и общественных правил. У нее же всегда выходило не так, как хотелось другим. Она улыбнулась своим мыслям и немного отпила из кружки. Она старалась не думать о том, что произошло, и убеждала себя, что это всего лишь дурной сон. Сегодня она посвятит этот день только себе, день или даже два – три дня… Она будет играть на фортепьяно как делала это раньше, достанет старые тетрадки с нотами, откроет свой любимый шоколад или мармелад, это она решит позже, а после достанет наконец-таки новую арфу и немного потренируется играть на ней, а после… а какая разница, что будет после… «После» она придумает сама, что ей делать, когда и зачем… и никто ей не нужен, ни ангел, ни дьявол…
***
«Когда ты заключал сделку с моим братом, о чем ты думал? Разве тебе не было жаль всех, кого ты так беспощадно подставил?» - спросил Абраэль у Ангела, сидя на крыльце у подъезда Габриэллы. «Я был одурманен горем, я хотел, чтобы она жила» - ответил Ангел, поникнув головою. «Ценою чужими жизнями? И чего ты добился?» - возразил демон, он никак не мог понять, о чем человек может думать, когда решается на подобный поступок. Ему было интересно узнать это, так же интересно и забавно, как дети разгадывают головоломки. Они никогда не встречались ранее, не было на то веских причин, и проводить время за пустой болтовней им не очень хотелось, но теперь они оба думали о ней и оба безумно ее любили, их жизни зависели от нее. Зависели в прямом смысле. От ее решения, от одного ее слова, один из них мог погибнуть. А другой остаться жить. Третьего не дано.
- Скажи мне, Ангел, почему ты позволил ей уйти?
- Почему ты у меня спрашиваешь об этом? Я не знаю, я был глуп, и она сама захотела этого. Не понимаю, что на нее нашло… а почему ты отпустил ее?
- Это была не моя воля. Знаешь, не всегда все зависит от тебя…
- Не знаю, не знаю, Абраэль. Думаю, ты просто этого не хотел.
- Сейчас не об этом. Давай отложим наши рассуждения о происхождении мира.
- Хорошо. Я благодарен тебе за то, что ты облегчил ее страдания, но ты не сможешь вечно держать ее у себя, она от природы должна быть на стороне ангелов. Ты же знаешь, она совсем ребенок внутри, это ты прячешь ее сущность за оболочкой пороков.
- Извольте, сейчас я ничего не решаю, она воспроизводит лишь то, что ярче всего запомнила. – Абраэль сказал это с таким уверенным лицом, что Ангел невольно поежился.
- Но ты навязал ей ложные идеи! – «Да он просто меня обманывает, разве это не очевидно, не стоит волноваться, она не могла забыть, она ведь обещала помнить, все будет хорошо. Нельзя поддаваться на провокации этого мерзкого типа. Странно, но мне кажется, что он относится к тому типу мужчин, которые неведомым образом так нравятся Габриэлле, как тот белокурый десятилетний мальчишка, но он ведь просто обломает ей крылья. Это же так очевидно, я поступаю правильно». С каждым новым словом Абраэля Ангела поглощало отчаянье.
- А разве это запрещено? – удивился Абраэль. «Вот так новость», подумал Абраэль, «на что он только надеется, меня не будет терзать совесть и крылья не отвалятся».
- Почему ты вообще вмешался? Чем она тебя так очаровала? Зная вашу натуру, могу с уверенностью сказать, что вы не способны помочь кому-либо и когда-либо. - «А что, если он серьезен. О, Господь Всевышний и Всемогущий, помоги мне в этой нечестной схватке», Ангелу ничего не оставалось, кроме как молиться Богу. «Он ведь прав, нет закона, запрещающего такого, да у них вообще никаких законов нет, или их не наказывают за нарушения правил. Просто надо убедить его, что Габриэлла ему не пара».
- Она особенная, за всю свою вечность я никогда не видел ничего более прекрасного, чем она. Ты никогда не заглядывал в ее душу? Знаешь, мы, демоны, большие специалисты в этом вопросе. И если я говорю про душу, то я не бросаюсь словами. К тому же, у нее чудесные губы, сколько лет мне понадобилось, чтобы понять это. Я необычайный глупец, должен признать это, но все же, как говорится в народе «лучше поздно, чем никогда» - Абраэль усмехнулся, посмотрев, как глаза Ангела наполняются ненавистью к нему, а его рыжие кудри будто заполыхали огнем еще сильнее. «Забавно на него смотреть в теле девушки, да еще и ангела. Готов поспорить, это была идея Люцифера, видимо был в хорошем настроении, раз решил сделать из бедного парня шута», - думал Абраэль.
- Я соткан из ее боли, слез и разбитых надежд. – Ангел опустил взгляд и начал поправлять одну из своих сползших повязок, открывающих один такой шрам от острого осколка несбывшейся мечты.
- Ты никогда не появлялся, когда ей было это действительно нужно. – Абраэль был озадачен, «Если это действительно так, то мне придется уступить. Нет, этого не будет никогда, разве я зря так старался все это время, разве я не дал ему возможность быть с ней. Я не мешал ему, она принадлежала полностью ему до своего десятилетия. Да, я был весьма великодушен к ним, но имел ли я право управлять действиями того белокурого мальчишки, имел ли я право причинять боль своей маленькой Габриэлле…
Я был вынужден, ведь этот Ангел собирался показать маленькой десятилетней девочке ее прошлую жизнь, он бы просто напугал ее, она не была готова, я сделал это для ее же блага. Дьявол, с каких это пор я стал оправдываться, да еще и перед собой? Габриэлла будет моя и если мне понадобиться я обману ее еще и еще. Я об этом никогда не задумывался в серьез, но она ведь отдала за него жизнь, прошла через весь тот ужас, стерпела боль… пожертвовала ли бы она собой ради меня? Я у нее никогда не спрашивал, но любит ли она меня, или… да, внешне мы немного похожи, точнее были похожи, у этого парня такие же черты и руки, и эта чертова родинка над левой бровью. Ну уж нет, я не желаю быть похожим на него. А что если она любит не меня, а его? Нет, невозможно, если бы она приняла меня за него, то не вела бы себя так. Я – есть я, не он, не человек и не Ангел в девичьем облике. Их связь сильна, если на его теле появляются раны из-за мыслей Габриэллы. О чем ты думаешь, Габриэлла, что так опечалило тебя, мой маленький комочек счастья, что заставило так страдать? Поведай мне о своих горестях и я обещаю, я развею их, как это делает ветер, унесу твои печали как можно дальше, подарю забвение…».
- Неправда, я всегда был рядом, я всегда стоял за ее спиной, я оберегал ее от таких, как ты, я делал все, что могло хоть капельку обрадовать ее. – Ангел злился и ненавидел своего собеседника, как демон вообще посмел указывать ему его же ошибки, он пытал его словами… да, пытал, как когда то пытали Габриэллу.
- Знаешь, я думаю, ты хороший парень, но она была создана для меня, я ждал ее веками, а ты сейчас нарушишь самое главное правило, и все твои старания пойдут коту под хвост. Конечно, ты этого не видишь, но перья с твоих крыльев понемногу осыпаются, ты ведь еще помнишь, договор в силе до тех пор, пока Габриэлла не вспомнит, точнее не выберет, или пока последнее перо с твоих крыльев не коснется земли. А они осыпаются каждый раз, когда ты злишься или испытываешь чувства, недозволенные Ангелу. Запомни мои слова, Габриэлла будет моей, она счастлива со мной, она любит меня. Не тебя, а меня. Твои руки скованы твоими же крыльями и в этом вся проблема, мои же развязаны. Поэтому будь осторожнее в действиях и помыслах, фальшивый Ангел. А теперь Габриэлла заждалась своего таинственного гостя, который заставляет ее сердце биться чаще. – С довольной ухмылкой закончил Абраэль. «Все так и есть, я разозлю его, заставлю ревновать и ненавидеть меня, и пускай его перья повылезают, как только это случится, я заберу Габриэллу обратно в наш замок. Ах, бедный, бедный Ангел, ты даже понятия не имеешь, что тебя ждет… как она могла спутать мой замок с жалкой избушкой этого Ангела? Мрачный замок на облаке, как это возможно? Габриэлла, милая, ты опять все перепутала. Я знаю это его вина, не твоя… ».
Рыжие кудри обрамляли лицо Ангела, он прятал свои слезы, в этих длинных пышных волосах. Ведь Абраэль прав, перьев стало меньше. Его любимая больше не маленькая девочка, которая верит каждому его слову, она выросла, стала взрослой. Он ничего с собой не может поделать, смотря на нее и ее нынешнюю жизнь. Да и к тому же он - девушка. Это неправильно, но Абраэль прав, он ненастоящий Ангел, он даже не девушка. И сроки неимоверно быстро сокращались. Габриэлла отдала за него жизнь, она доверила ему жизнь своего ребенка, она доверилась ему, а он не смог, не смог сдержать обещаний, не прожил с ней долгую и счастливую жизнь. Нет, все будет так, как он обещал, он вернет время вспять и теперь уже ничто не станет между ними: ни демоны, ни ангелы, ни инквизиторы. «Мы будем счастливы вместе, милая, подожди еще немного, я справлюсь. Знаешь, год спустя после того, как ты ушла, наш ребенок умер, я был вне себя от горя. И никого рядом не было, тебя не было рядом. Габриэлла, потеряв нашего ребенка, я потерял частичку тебя, я так дорожил этой девочкой, лучше бы умер я, но нет, небеса не были благосклонны к нам. Извини, я не знал, что мне еще сделать, поэтому я решился на это, я знаю, тебе это не понравится. Но я был опечален. Ты обещала оберегать нас, смотреть на нас с неба, но ты обманула. Ты ни разу не удостоила нас своим взором, почему ты не выполнила обещание? После твоей казни, нам с дочуркой пришлось бежать в леса. Знаешь, люди обезумели со своей охотой на ведьм. Они сказали, что душа ведьмы вселилась в ее ребенка. Помнишь, тогда, на костре, ты не кричала и не вырывалась, твоя душа отошла в мир иной слишком рано, а это необразованное стадо горожан убеждала всех и вся в том, что душа ведьмы не очистилась огнем. Они хотели пытать нашу дочь, так же как тебя. Пойми, мне не удалось ее защитить, они отобрали ее у меня, леса не укрыли нас от этой напасти. Горожане думали, что в это чудное дитя вселилась душа матери. Я был бы счастлив, если бы это была правда, я молился на эту крохотную четырехлетнюю частичку тебя. Прости меня, Габриэлла, я совсем не Ангел, но я понесу свое наказание. Прости, милая. Я не сдержал своего обещания. Я долго не мог поверить, что наш ребенок, ребенок ангела, настоящего чистого ангела, ребенок, которого подарила мне ты, ребенок, который должен был стать лучиком света, станет бездной тьмы. Я не верил и не хотел верить, это не наш ребенок». – Ангел сидел с опечаленным взором и отрешенно смотрел куда-то в сторону, он всем своим видом выражал скорбь, грусть и отчаяние. Демон смотрел на него с недоумением и любопытством. Ему было интересно, что так могло опечалить псевдоангела, и он спросил:
- О чем ты думаешь, Ангел?
- Абраэль, - задумчиво сказал Ангел, постепенно приходя в себя с таким видом, будто осознавая некие великие таинства, которые ему только что открылись. – Ты никогда не думал о том… - Ангел замолчал, и также задумчиво посмотрел на демона, - ты никогда не думал о том, что она святая?