Они давно жили в этих горах…
Так давно, что ничего другого почти не помнили. Они уже стали похожими друг на друга, как и бывает среди людей, которые провели рядом бессчетное количество лет. Их одежда, серо-чёрные бесформенные штаны и что-то верхнее, выцветшее и несуразное, не делилась на мужскую и женскую. Общая ноша, которую они несли по жизни, одинаково сгорбила их спины и натрудила ноги...
В лице женщины прослеживались черты, характерные для белой. По облику мужчины трудно было догадаться о его принадлежности к какой-либо расе - длинные седые космы, перемешивающиеся с бородой, прикрывали большую часть лица. По утрам, когда женщина причесывала свои волосы, повернув обветренное, в глубоких морщинах лицо, в сторону встающего из-за соседней вершины солнца, можно было рассмотреть в её движениях некую мягкость, незаметную в дневных хлопотах...
Она любила встречать поднимающееся светило…Не думая, просто наблюдая… Наблюдая за тем, как тают на вершинах тени, как розово-жёлтым светом начинают переливаться большие неровные камни. Когда-то, давно, этот свет снял с её души тяжёлые валуны обид и сожалений…
Мужчина всегда просыпался от шороха камней под её ногами. Правда, за долгие годы камней стало меньше: мелкие раскрошились под подошвами, крупные были убраны с тропы, ведущей вверх, чтобы женщине было легче подниматься до своего укромного места у полуразвалившейся стены древней пагоды…
Дом, в котором они обитали, был стар и так истерзан ветрами, что казалось, будто он простоял уже не одну сотню лет. Невысокое строение, мало заметное среди гор, оно, однако, служило надёжным убежищем во время непогоды, а почерневшие окна и тяжелая дверь ещё неплохо держали тепло. Внутри было довольно просторно и, вероятно, когда–то здесь было даже уютно от наличия яркой глиняной утвари, купленной в селении, находившемся в трёх днях пути от их хижины. Теперь всё выглядело запущенным и мрачным. Ткань на окнах ещё не рассыпалась в прах, но уже заимела неопределенный цвет ветхости. Простенок между двумя окнами занимали картины. Их было несколько, написанных в разное время, о чём свидетельствовала степень насыщенности и яркости красок. В одном из углов жилища картины стояли прислоненными к стене, в другом - лежали навалом на грубом столе. Их когда-то рисовала женщина: соседние вершины и красивую равнину с желтой рекой, невысокие сосны и редких птиц, нашедших себе приют на самых острых скалах. Мужчина тоже часто служил объектом её творчества: что-то в нём было непростое, неразгаданное ею, что заставляло женщину вновь и вновь воссоздавать образ на холсте, вглядываясь в малодоступный мир сквозь черные зрачки. Наверно он был даже хорош собой…или она его таким хотела видеть…В любом случае, сейчас уже невозможно было сопоставить того, кто присутствовал в её работах, и седого лохматого старика. Но имелись и такие картины, на которые женщина переносила из памяти лица, знакомые только ей, и совсем нездешние пейзажи... Однако со временем их становилось всё меньше и меньше…
Они почти не разговаривали друг с другом. Уже давно всё стало понятным без слов. Каким-то чувством, шестым, седьмым или сотым, угадывалось настроение или просьба. Иногда женщина прикасалась к плечу мужчины рукой, и тогда он понимал, что не зря прожил здесь с ней столько долгих лет, отказавшись от своих желтокожих сородичей.
В последнее время поведение женщины изменилось. Она начала мычать себе под нос какие-то мелодии. Песни той жизни, которую мужчина никогда не видел, видимо тревожили, почти угасшую, душу. Просыпаясь утром, он замечал, что она лежит рядом с открытыми глазами и смотрит на своё полотно, которое пишется вот уже несколько месяцев. Изо дня в день женщина поднималась со своим холстом вверх по тропе, а дрожащая рука всё никак не могла передать жесткой ткани задуманное…
Мужчина редко ходил за нею, он не смел вторгаться в то, что она оберегала… Но он знал, что его дело – это развести огонь и приготовить пищу для неё…Разгорающееся пламя, хоть и разъедает глаза, но согревает их тела и они ещё долго могут дремать по обе стороны стола…
Веки мужчины дернулись несколько раз и, наконец, раздвинулись…Узкие, мутные щели в мир, в котором он не увидел женщину…Нет, её надо привести в дом…У очага ей будет лучше, а он подбросит ещё несколько веток и станет смотреть, как тянутся к огню тонкие руки. Сосредоточившись на этой мысли, мужчина с трудом заставил себя подняться и идти туда, где он знал, найдет её…
Небольшое пологое место с редкими кривыми соснами, уцепившимися обнажёнными корнями за землю среди нависающих скал, прятало женщину от ветра, в своём темном одеянии почти сливающуюся с камнями. Цветным пятном на черно-коричневом была картина. Мужчина встал у неё за спиной…
- Я закончила, - негромкий глухой голос вдруг заставил его встрепенуться…Сколько же времени он её не слышал… Горы на холсте…Знакомые горы…Только цвет этих гор был слишком непривычен для глаз. Она вложила в свою работу всю свою душу, всё своё сердце …Он это понял…Долгие годы мужчина ждал от женщины теплых слов, но не знал, что благодарность может быть нарисована кистью…Что-то шевельнулось внутри – живое и горячее…. И она почувствовала это. Повернувшись к нему, неловко вытерла коротенькую дорожку влаги, не добежавшую до его зарослей на лице.
Цвет полотну придавала бабочка – фиолетовая с жёлтым. Она занимала правый верхний угол и, казалось, освещала собой весь пейзаж, готовясь взлететь над ним. Они оба смотрели на неё, как бы боясь пропустить момент взлёта. Состояние какого-то необъяснимого блаженства, на секунду мелькнувшее в сердцах, очень быстро потухло, и они это поняли одновременно. Подхватив картину под мышку, женщина медленно пошла к жилищу. Мужчина двинулся следом...
Остаток дня прошёл в обычном молчании. Нет, молчание уже изменилось…Возможно чувство, озарившее на мгновение этот день, не улетучилось полностью, и ощущение чего-то важного не позволило им привычно отрешиться друг от друга…Слезившиеся глаза мужчины светились тихой радостью. Что-то прорывалось сквозь завесу старости, немощи, но это что-то вот-вот должно было оборваться…
Женщина обнажила голову, пригладила свои волосы, потом встала и мелкими шагами пошла к широким нарам, на которых они целую вечность спали рядом…
Мужчина занял своё место… Малоуловимое ощущение нежности ему ещё хотелось удержать, но не было сил, чтобы напрячь своё тело и ум …Они молча лежали и смотрели в небольшое окно, в котором ничего не было видно.. И постепенно усталость навалилась и вдавила их в сон…
Проснувшись от прикосновения её руки, мужчина повернул лицо к женщине. Она смотрела не него…- Я ухожу сегодня…Он всё понял…И не смог подобрать ни одного слова утешения…Они оба были слишком стары для того, чтобы обманывать друг друга…Но он уже всё узнал из того, что ему было положено знать в этой жизни. Он прожил с той, которая была предназначена для него небом…
- Вместе…Мужчина взял её холодеющую руку, и замер…Он уже не мог согреть её своим остывающим телом…
Фиолетовая c жёлтым бабочка с сорвалась с картины, мелькнула перед ним и зашуршала в углу окна…Мужчина прикрыл глаза…Навязчивый шорох не давал забыться и, отпустив руку женщины, он с трудом начал приходить в себя.
Через какое-то время тяжелыми медленными шагами направился к окну. Опираясь на стену, мужчина отодвинул небольшую стеклину…
Обратный путь…Край кровати…Холодная
…Всего на несколько мгновений он задержался в этой вселенной, наблюдая за бессмысленными движениями мотылька, и навечно разминулся с той, которая рисовала эту бабочку так долго…