"Стало быть правда, что процветание сопровождает
и венчает порок и что предмет, который люди называют счастьем,
встречается чаще всего среди распутства и разврата"
Маркиз Де Сад, "Жюстина"
В то время, как Омар и Санур искали истину на горе философов, София тоже не бездействовала. Анания прригласил ее сходить на традиционное собрание ученых. Надо сказать, что согласилась она неохотно, но других альтернатив все равно не было. По поводу предстоящей встречи с физиками, астрономами, математиками и другими представителями точных наук София никаких иллюзий не питала: было очевидно, что соберутся мужи, обсудят важные и наболевшие проблемы, совершенно не прислушаются к женскому мнению и разойдутся по домам, умиротворенные и как будто достигшие верного результата. София сама преподавала в том месте, где главенствовал мужской шовинизм. Среди народов моря это было общим местом, а в среде науки - тем более. Поэтому она знала, с чем придется столкнутся и изначально не желала идти. Но упорные уговоры Анании, почти доходящие до коленопреклонения, сделали свое дело. София согласилась, но лишь как повод разнообразить свой досуг (о том, чтобы сходить на гору вместе с возлюбленным Омаром даже и мысли не возникало).
- Послушай, опять они повторяют одно и тоже который уже раз... - недовольно пробурчала София, когда начались дебаты на собрании.
- София, ты же понимаешь, что мы с тобой должны быть здесь. Собрались самые уважаемые мужи народов моря. Ученые, писатели, политические деятели.
- И что с того? Что мы в очередной раз будем обсуждать? Как выработать идеальные пропорции для скульптуры? Какова длина Земли? Анания, ты же понимаешь, что мы стоим на месте. Все это уже давным-давно открыто, нужно двигаться дальше.
- Куда, например?
- Почему мы не обсуждаем те же вопросы о богах? Что это за пережиток?
- Ты так считаешь? - нервно повел бровью Анания.
- А ты сам не видишь? Я не настаиваю, что их нужно отменить. Но вопрос должен быть поставлен на обсуждение.
- А что мешает?
- Как будто ты не знаешь, - разочарованно выдохнула София, - я несколько раз предлагала эту тему. А что они отвечали? Ты женщина! Молчи!
- Нравы научного сообщества консервативны. Тебе ли этого не знать.
- Это совершенно не означает, что мы тем самым не обязаны искать истину. Какая разница - женщина я или мужчина - стремление-то у всех одно.
- Какая же ты все-таки капризная. Нисколько не изменилась, - язвительно сказал Анания и уловил укоризненный взгляд со стороны Софии. Ей никогда не нравилось, когда ее упрекали в дурном характере или вообще в наличии его. «Девушка должна делать все, чтобы ее характер был незаметен», сказал один местный мудрец. Софию это выводило из себя. Она не стремилась встать на одну ступеньку с мужчиной, бороться за одинаковые права на собственность - тем более, что в этом смысле у нее не было никаких проблем, - она всего этого избегала и выступала исключительно за здравомыслие: почему женщина не имеет право на свою индивидуальность? Почему не может быть личностью и обладать характером, а должна безропотно слушаться своего хозяина-мужчину? София всякий раз в защиту своей позиции приводила следующий аргумент: если мужчина добродетелен и благочестив, наделен наилучшими качествами и свойствами, почему тогда женщина - мать этого мужчины - всем означенным не обладает? Разве может родится гражданин от не гражданки? Разумеется, нет. Так почему же девушкам приходится скрывать свой характер? Нет, она не была капризной женщиной, скорее она была принципиальной, в следствие чего у нее возникало множество проблем с мужчинами - включая Ананию. Они беспрестанно повторяли ей: «Ну почему ты все усложняешь?», на что она без устали отвечала: «Потому что я не хочу жить просто. Простоту оставь простакам, мне же нравиться строить сложные отношения. Простота уродлива, а сложность красива: попробуй построить что-нибудь действительно сложное и ты будешь ослеплен своими результатами!» С Омаром в этом смысле ей очень повезло: он был представителем другой культуры, по характеру более терпимый и менее горделивый. И трения если и возникали, то без угрозы отношениям. Впрочем, это на первых порах.
- Ладно, пойдем отсюда, - сказал Анания после того, как один важный ученый принялся зачитывать доклад о длине земной поверхности, - ты права, здесь и правда скучно.
Собрание это проходило в небольшом здании, именовавшимся Форумом. Ученые встречались там два раза в год по особо важным случаям - однако, что это за важные случаи, никто не знал. В результате все это вылилось в традицию: встречаться два раза в год на Форуме. Ничем особенным здание не выделялось из прочих архитектурных строений страны: ни цветом, ни стилем, ни почерком строителя. Сделано оно было из камня, скрепленного цементом. И главное - сделано наскоро, как и большинство здешних зданий. Ученые, как бы их не уважали на родине, не снискали к себе особого почтения, а потому и здание для них построили на скорую руку. Чтобы хоть что-то было.
Выйдя с Форума, Анания предложил Софии проводить ее до дома. Поскольку девушке строго воспрещалось находится одной на улице - невзирая на род, статус и положение - то она охотно согласилась. Все-таки опасно гулять одной по улице. С ворами и убийцами, как бы не старались, власти справиться были не в состоянии.
- София, почему ты всегда стараешься настоять на своем? Не даешь никому высказаться. Как будто только ты права, и все, - начал серьезный разговор Анания, и Софии сразу как-то захотелось от него увильнуть.
- А в чем я стою на своем?
- Собрание тебе не нравится. Погода тебе не нравится, Страна тебе не нравится, поэтому ты все время норовишь куда-то уплыть. Что за дела? Где твое женское начало?
- Ну вот этого не надо... - брезгливо перебила она.
- Я согласен, что иногда ты справедливо негодуешь. Но чаще всего - совершенно бессмысленно. Сегодня я понял, что как бы ты не старалась ездить по разным странам, впитывать чужие культуры, ты никогда не изменишь свою натуру. Ты желаешь быть главной во всем. Чтобы тебя слушались, во всем потакали... Все это, вероятно, перешло от твоего отца.
- Зачем ты все это говоришь? - вспылила она, - какую цель преследуешь? Ты меня пригласил на Форум, я согласилась. Но не обещала, нигде не подписывала обязательство, что останусь там до конца. Это мое право.
- Да при чем тут Форум? Я тебя совсем не упрекаю. Я о другом. Я о твоем характере. София, может быть, разумнее попридержать эмоции?
- Совершенно с тобой согласна. Вот и попридержи.
Анания остановился и свирепо покосился на Софию. Он ее бесспорно любил и оттого также сильно злился, когда она поступала вопреки его идеализированному представлению о должном. Анания не хотел выводить Софию из себя, но у него прекрасно это получилось.
- Мы с тобой не раз это обсуждали. Может хватит уже? - нервно заикаясь начал Анания, - Ты знаешь, что нравишься мне. Нравишься и как человек, и как женщина. Я всего лишь хочу дать тебе совет - дружеский, если угодно, - чтобы ты подчас вела себя не как самоуверенный мужчина, а как тонкая и хрупкая женщина.
- Тебе оно надо, Анания? Скажи! Надо? Зачем ты вообще об этом говоришь? Мое дело - как мне вести и откуда уходить.
- Опять ты о том, что мы ушли. Я же совсем про другое.
- Нет, как раз про это. Ты хочешь подчинить меня? Хочешь сделать служанкой?Для чего?
Анания устало выдохнул:
- Потому что я по-прежнему люблю тебя.
- Мы уже с тобой говорили на эту тему. Не начинай сначала. Вопрос закрыт.
- Для тебя - да, но не для меня. Ты нашла себе любовника, но будет ли он тебе отличным мужем?
- Да как ты смеешь такое говорить? - сорвалась София и, резко повернувшись, более не обронив ни слова, побежала домой. Анания не стал ее догонять, догадываясь, что на сегодняшний день он истощил запас доверия. Да и напрасно было пытаться добиться понимания от взволнованной девушки, - только себе бы навредил. Она ушла одна, без провожатого, подвергнув себя опасности. Впрочем, в тревожной и сумбурной ситуации заботиться о личной безопасности - последнее дело, сейчас же Софии хотелось поскорее покинуть общество Анании. Однако свое злое дело - вольно или невольно - Анания совершил. Домой она вернулась разгоряченной и напряженной.
Омар, надо отметить, также был не в духе. После встречи с философами он сильно утомился и желал покоя. Но желание, как это обычно и бывает, осталось всего лишь желанием.
- Ты уже дома? - грубо и вызывающе начала она. Когда человек сильно разгорячен, он не замечает чужих страданий, фокусируясь только на своих. Так произошло с Софией: она, поддавшись эмоциям, совершенно позабыла о переживаниях Омара. Словно он весь день ничего не делал и ждал ее, вот с этой недовольной миной на лице, которую она увидела при встрече, - Позаботься, если тебе не трудно, позвать сюда моих рабов. Я очень устала и хочу принять ванну.
Ванна для народов моря была той бытовой деталью, которая неизбежно ассоциировалась не только с умиротворением, но и с уединением. Омар, еще не привыкший к этому средству, относился к ней скептически. Но тем не менее для него стало очевидно стало одно: она хочет избежать его общества.
- А может быть ты побудешь со мной? - резко отозвался о ее решении Омар.
- Я не в настроении, чтобы что-то обсуждать...
Не склонный к капризам, писец не стал обострять ситуацию и промолчал. София удалилась, а он вышел из дома, - от греха подальше, - чтобы прогуляться. Как так может вести себя женщина, думал Омар, неужели это позволено здесь? Да, несомненно, тут больше свободы, но где же моральные ограничения? Какова свобода, если ее разумно не ограждать? Или, возможно, им просто это не нужно? Они же самостоятельны, зачем же тогда моральная забота?
Ночь у народов моря была не только устрашающе кромешной, но и категорически противопоказанной для гуляний. Однако Омара это не могло остановить - дома было еще хуже. Он шагал в никуда, полагаясь по обыкновению на случай. Чернь, окружающая его со всех сторон, глазела и насмехалась: мол, что это за смельчак, гуляет тут без защиты? Но Омар был скорее трусом, нежели смельчаком, ибо его прогулка - всего лишь бегство от невыносимости, которая мало-помалу начинала сквозить в его совместной жизни с Софии. Противоречия, которые всячески старался избежать мудрый писец, с каждым днем обострялись и что-то подсказывало, что сегодня все могло окончательно разрушиться. Трусливое бегство оказалось во спасение.
- Эй ты! - раздалось откуда-то из-за угла. В темноте Омар не разглядел кто его позвал, но обращение подействовало стимулирующе: он хотя бы вышел и того транса, в который вогнал его сегодняшний вечер.
- А, что? Меня кто-то звал? - придя в себя, отозвался Омар. Он совершенно не робел и отнесся к обращению как к чему-то естественному.
- Да, ты, подойди себя, - в скользящем голосе ощущалось присутствие алкоголя, - Ты что? Не отсюда? Что смотришь по сторонам? Я здесь.
- А, вот вы где, - оглянувшись, смиренно сказал Омар, будто соглашаясь со своей участью: будь что будет.
- Я смотрю, ты действительно не из наших краев. Как ты сюда заплутал? В своей варварской стране не живется? - в его тоне не было ни единой нотки надменности, скорее даже голос располагал к доверию, пусть и явно подрагивал (количество выпитого, видимо, давало знать).
- Не живется, - охотно согласился Омар, - моя страна сама пожирает свой народ.
- Смело вы так о своей родине...
- Когда родины уже нет, о страхе и не задумываешься.
Навстречу Омару вышел человек невысокого роста, не полный и не худой, на внешний вид совершенно не похожий на вора или преступника.
- А вы интересный человек, как я вижу. Меня зовут Керберос, я один из самых богатых жителей этого города.
- Что же вы тогда делаете так поздно один ночью? - удивился Омар.
- Видимо, то же, что и вы. Я ведь могу этот же вопрос задать и вам.
- Мне говорили, что вечерами благородные люди не гуляют по городу.
- Вам правильно говорили. Это так. Поэтому-то я и выхожу на улицу, охотится за этими нечестивцами.
- Я вас не понимаю, - искренне признался Омар.
- Вижу, вы еще не акклиматизировались у нас. Мало всего знаете. Вот и ночью заговорили с незнакомым человеком, что строго воспрещается. Но мне можете верить, я сразу понял, что вы не отсюда. Я таких, как вы не трогаю. Дело в том, что вечерами в наших городах выходят самые жалкие слои общества, те, кого мы недолюбливаем и презираем, те, кого мы называем отверженными. И их стоит опасаться.
Омар понимающе качнул головой:
- У нас в Деспотии, откуда я родом, тоже есть слой людей, от которых стараются держаться подальше - это свинопасы. Правда, опасности они не представляют. Живут себе и живут, изолированно.
- В этом-то и разница, мой друг. В нашей стране нельзя просто так изолироваться. Только идиоты живут сами по себе. У нас человек - это общественное животное, и хочешь не хочешь все мы скованы одной цепью.
- Так что же вы делаете ночами? Что значит - «охотитесь»?
Керберос задумчиво посмотрел по сторонам, словно принимая решение: говорить или не говорить.
- Ты знаешь кто такие проститутки? - начал он издалека.
- Кто?
- Не знаешь, ясно. Это женщины, которые торгуют своим телом, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Так вот, я нахожу их, пользуюсь и убиваю.
- Для чего? - поразился Омар, - Зачем убивать людей?
- Потому что они нелюди.
Неосторожное высказывание Кербероса могло бы напугать Омара, но писец лишь философски промолчал. Он уже ничему не удивлялся, принимая всякую причуду за уникальное культурное явление страны. Конечно, охотники за женскими телами в целом вызывали у него отвращение, - и Керберос, откровенно говоря, вызвал аналогичные чувства, - однако встреченный незнакомец чем-то магнетически притягивал, чем-то манил. Немедленно уйти от него - не решение. Для чего все это он делает?
- Твое недоумение не удивительно, - начал рассказ Керберос, - возможно, в вашей стране такого нет. Я имею в виду, проституток. Там, наверное, спокойно. У нас же... У нас тошно жить. Мне - человеку, стремящемуся найти более высокие смыслы жизни, нежели растительные, - нет места в этом мире. Просто нет. Вот что я сейчас здесь делаю? Ищу какую-нибудь девушку, чтобы купить ее и привезти к себе в дом. Я поступал так многажды и буду и впредь так поступать. Зачем? - спросишь ты. Да потому что это развлечение без последствий. Наш век - век распутства. Если ты этого еще не замечал, то тебе повезло. Я же пользуюсь этим распутством и обращаю его себе на пользу, то есть играю с ним. Приглашая к себе в дом продажных женщин, я испытываю подлинное наслаждение, предаваясь разврату, а затем расправляясь с ними. Не подумай, что ненормальный, я просто хочу жить. А если жизни нет, то приходится ее имитировать.
- Мне кажутся странными ваши слова, - с подозрительностью сказал Омар. Он слышал о местных прихотях, но с таким рассказом он никак не ожидал столкнуться.
- Я писатель. Люблю создавать то, что находится за гранью человеческого восприятия. Иногда для подпитки своего воображения я обращаюсь к реальным постановкам. Я приглашаю дам и нещадно их использую. Большего они не заслуживают.
- Наши писатели искали смыслы в древности...
- А я ищу в настоящем, в воображаемом настоящем. Меня могли бы осудить, но никогда не сделают это, поскольку проститутка - последний человек, которому поверит власть. Я дарую им вечность в своих произведениях, я даю им то, чего они никогда не получат и за что они должны сказать мне «спасибо».
Увлекательно рассуждающий Керберос быть может привлек бы внимание какого-нибудь зеваки или человека любознательного, но никак не Омара. Отвращение обострилось.
- Пожалуй, я пойду, - бросил Омар.
- Постой, постой, - спохватился Керберос, - Я тебя напугал? Не бойся, это всего лишь мой взгляд на мир. Я не предлагаю тебе разделить его.
- Мне противна сама мысль о том, что вы говорите.
- Друг, ты не понимаешь куда ты попал. Наша страна давным-давно уже не живет высокими идеалами, она не стремится к совершенству. Всего этого мы уже добились, нужно искать иные мотивы. Если раньше гражданин нашей страны желал больших перемен в государстве, то теперь он пресытился этими идеями и стяжает успех в иной сфере - сфере частной жизни. Нам надоела наша лживая политика, наши правители с громогласными заявлениями, хочется уже спокойствия. Поэтому мы все становимся распутниками. Не по своей вине, время такое.
- Я живу в это же время, но стараюсь вести себя по совести.
- Видимо, совесть у нас разная. Я на самом деле ничего страшного не делаю, всего лишь обнажаю то, что все стараются скрыть. Для нашего общества это желание большинства граждан. Я просто говорю об этом честно, не стараясь прикрыться благонравием.
Если это было желание большинства, то этому обществу можно только посочувствовать, подумал Омар. Керберос действительно не вызывал отталкивающего эффекта, он был рассудительным и чутким человеком. Вряд ли его можно было упрекнуть в безумии. Его рассуждения, - какими бы вредоносными подчас они не казались, - основывались на долгих и мучительных поисках истины. Было видно, что не сейчас он это сочинил и даже не вчера; вероятно, он выстрадал свою позицию, сражался за нее.
«Вот что такое страсть, Омар? - говорил он писцу, - Желание обладать телом? Отнюдь! Желание обладать человеком? Вряд ли. Это стремление задышать одним воздухом с человеком, заговорить с ним на одном языке, слиться воедино. Вся наша культура строится на этом. Мы беспрестанно ищем гармонии, но когда не находим ее во внешнем мире, бросаемся во внутренний. Разве тебе не знакомо чувство одиночества? У нас в стране все этим болеют. И лишь только женщины спасают нас. Вернее сказать, помогают забыться на время»
За магическими размышлениями Омар даже не заметил, как наступило утро. Возвращаться домой ему не хотелось - там вряд ли его ожидало что-нибудь радостное, - а Керберос, между тем, пригласил его к себе в гости: благо, жилище его находилось недалеко.
- Ты приятный собеседник, признаюсь тебе, - сказал Омар, - и при том незаурядный человек.
- Я всего лишь тот, кому надоело лгать. Сегодня я не нашел очередную жертву, но может оно и к лучшему. Зато я познакомился с тобой.
- Мне только вот что не ясно: ты говоришь, что забываешься на время с девушками. Почему же ты не можешь найти одну-единственную, которая бы осталась с тобой до самых последних дней? Которая любила бы тебя и дарила каждый день тепло и уют? Зачем гулять, если можно остановиться и выбрать одну?
- О, мой друг, вероятно, ты еще мало знаешь нашу страну. У нас просто нет таких женщин. Уж поверь мне. Даже замужние женщины время от времени изменяют своим мужьям. Человеческие слабости - куда там против них?
- Человек обязан преодолеть свои человеческие слабости, а не поддаваться им.
- В этом вся и беда. Зачем преодолевать? Раньше - сколько угодно. Сейчас же - только во вред. Когда не к чему стремиться, когда сломлены общественные идеалы, волей-неволей думаешь исключительно о себе.
Чудаковатый богач, конечно, и пугал, и забавлял: с одной стороны, он высказывал порой жуткие вещи, но с другой стороны, делал это так убедительно, что невольно вызывал сопереживание. Впрочем, встреча с неизвестным всегда пленит, отвратительное оно или привлекательное. Зайдя в обыкновенный каменный дом - типичный для народов моря, которые в быту не стремились к оригинальности, предпочитая комфортность, - Керберос тут же решил своего нового друга ввести в курс дела:
- Друг мой, вы устали от моих лихорадочный рассуждений? Я понимаю вас, вам трудно сейчас это принимать. Вы, как можно подумать, прибыли в наши края за покоем? Увы, готов вас огорчить - покой тут только снится. Несмотря на то, что я здесь живу, я люто ненавижу все, что меня окружает - люди, нравы, землю эту рыхлую, - он подошел к роскошно накрытому столу и налил из кувшина красную, сверкающую на восходящем солнце субстанцию в бокал, смешав его с водой. Затем проделал тоже самое и налил во второй.
- Что это? - заинтересовался Омар.
- Вы о чем? - выпрямился Керберос.
- Вы наливаете какую-то жидкость, не знакомую мне. Что это?
- Вижу, что как бы ваша страна была не богата различными сказками, но богатством человеческих наслаждений она похвастать не в силах, - улыбнулся он, переходя на еще более спокойный, доброжелательный тон, - Это вино. Напиток, который изобрели другие народы и который пьем только мы. Попробуйте.
С лукавой усмешкой Керберос протянул бокал Омару и дружески похлопал его по плечу:
- Пейте, пейте. Это не яд. Мы любим разбавлять наш досуг этим пречудеснейшим напитком.
Омар сделал глоток.
- Вот так... Вино - это напиток богов. И поэтому только мы его пьем. Как и пользуемся всеми остальными благами. Одни народы придумывают что-то, а мы потребляем, - Керберос разом осушил бокал и продолжил, - Какие времена, такие и нравы. Вот меня обвиняют в аморальности поступков и, уверен, ты тоже, пусть и не высказываешь это вслух. Но хочу тебя уверить - все мои поступки честны, я не прикрываюсь благородством или народным уважением, я не думаю о репутации, как многие. Наше общество погрязло в лицемерии - и это самый большой его грех. Они ходят по проституткам, но скрывают это, боясь упасть в глазах общественного мнения. Они совершают дурные поступки, но умалчивают о них.
- Пусть ты не скрываешь твоих пороков, но они во много крат превышают чужие. Ты забираешь чужие жизни.
- Друг мой, а кто из нас не забирает жизни? Женщины, которые, являясь обузой мужчины всю жизнь, заставляют его беспрестанно страдать и мучиться? Обстоятельства, который непредсказуемым образом уводят землю из-под ног? Все мы виновны за преступления века и все мы одновременно невиновны.
- Каприз фортуны... - понимая мысль собеседника, дополнил Омар, сладострастно допивая свой бокал.
- Я бы сказал: улыбка фортуны. И наше дело отвечать на нее ответной любезностью или брезгливым неприятием. Я охотно улыбаюсь и не жалуюсь. Если я и преступник, то все мои грехи - порождения века. И я не стыжусь этого, я их являю.
Ночные философствования, плавно перетекшие в утренние, потихоньку угасали. Омару после выпитого расслабляющего напитка захотелось спать - уж очень этот день был утомляющим. В какой-то момент, как и каждому человеку, писцу захотелось поделиться со своим новым другом переживаниями и волнениями, окутавшими его с ног до головы, но это желание он мгновенно унял. Не сейчас, подумал он, лучше сначала поспать. Да и тема их разговора отнюдь не соответствовала тому, что его гложило: ни встреча с философами, ни неприятности с Софией никак не пересекались с Керберосовскими разглагольствованиями о блуде. Любезный хозяин положил Омара на уютное ложе, накрытое роскошным мехом, и отлучился в другую комнату. Но Омар, несмотря на свою усталость, никак не мог уснуть. «Постоянные рассуждения, споры, скандалы, разврат... Все это волнует современных людей. То, о чем у нас даже не помышляют, здесь вынесено на публичное обсуждение. Вздор!» Отчего-то даже в эту секунду поколебалась его вера в Бога. После всего увиденного его умонастроение не могло не зашататься. В силу своего упорного характера он не желал мириться с увиденным, но и в силу своей природной пассивности противопоставить всему этому он ничего не мог. «Философы говорят одно, а думают другое. Они считают, что не может быть одной истины. Керберос позволяет себе такое, будто нет никакого Судьи над ним». Он полагал, что если существует справедливый Бог, то должна быть справедливость в мире. Но как она могла быть, если для Деспотии считался справедливым один поступок, а для народов моря - другой? Неужели у вас Бог разный? Или у кого-то он есть, а кого-то он оставил?
Более всего его занимала София. Ее произвольно кинутая фраза «Я не в настроении» резала слух Омара. Такого не могло случится в Деспотии и, как ему казалось, не могло случится нигде. Как такое может быть: женщина, какой бы свободой она не обладала, отказывала мужчине в просьбе, ссылаясь на настроение? Это что - местная прихоть? Или нежелание выложить все начистоту?
На самом же деле для народов моря в этом отказе ничего предосудительного не было. Фигура речи, да и только. Женщины любили повторять эту фразу всякий раз, когда им не хотелось вступать в диалог, как и любили из раза в раз говорить «Я никому ничего не должна», чтобы оградить себя от ответственности. Но Омару это понять было невозможно, как и, стало быть, понять саму Софию. В этом скрывалась своя прелесть: ведь к непознанное пленит сильнее, чем слишком явное. Однако в его случае этот закон сработал наоборот - по первому времени симпатия еще преобладала, но уже потом неизбежно испарилась, как и все эмоции, пережитые вместе.
Так, вместе со своими мыслями Омар погрузился в глубокий сон. Неизвестно сколько он проспал, но проснулся он каким-то неестественным образом.
- Вставайте! - неизвестный человек внезапно начал трясти лежащего Омара, - Вы кто? Как вы здесь оказались?
Спросонья писец не сразу понял, что происходит вокруг.
- А вы кто? - лениво поднявшись, сказал он.
- Представитель закона, - твердо ответил он, - Так что вы здесь делаете?
Продрав глаза, Омар понял, что имеет дело с чем-то серьезным. Представитель закона, как он сам представился, был не один, и все они имели довольно внушительный, даже устрашающий вид. По одежде они ничем не отличались от военных, разве что вооружены полегче. Таких стражей порядка он ранее не встречал - в Деспотии, например, они выглядели куда безобиднее. Тут же ситуация иная: вооруженные, грозные, бесчеловечные, как показалось на первый взгляд. Отвечать нужно было немедленно:
- Что я здесь делаю? Сам не знаю, - как-то наивно проговорил он.
- Вы не местный? Вы говорите на каком-то странном наречии.
- Да, я из деспотии. Ученый.
- А как вы сюда попали?
- Длинная история, друг пригласил.
Из-за угла показался Керберос, ведомый двумя стражами и мрачно, будто из безысходности, смотревший в пол.
- Вот этот друг? - показал на Кербероса представитель закона, - Вы знаете, что он совершил преступление?
- Нет, - неуверенно сказал Омар.
- Он вас к себе пригласил что ли? - допрос словно ужесточился.
- Ну можно сказать и так...
- Вам повезло, что он с вами не расправился. Уходите скорей, этот человек мог вас убить.
Точно пребывая в лихорадочной неуверенности, Омар попятился к двери и выбежал на улицу. Вряд ли ему что-то по-настоящему грозило, ведь Керберос признался, что не трогает таких, как он. Но, с другой стороны, пугала туманность происходящего: мало того, что его неожиданно разбудили, так еще и задержали хозяина дома. Он же сам говорил, что проститутке никто не поверит, подумал Омар, тогда за что же его схватили? Может быть на его совести грехи иных масштабов?
Так или иначе Омару необходимо было возвращаться домой. Случайное знакомство не успело перерасти в дружбу, поэтому писца мала интересовала дальнейшая судьба задержанного. Но дома его ожидало нечто более ужасное. Ведь он ночевал не с Софией, а в месте с сомнительной репутацией.
- Вот и ты, - неприветливо встретила София вошедшего Омара. Ее красные глаза выдавали то ли бессонно проведенную ночь, то ли болезненное до слез утро, - И где ты был?
- Я переночевал в другом месте, - спокойно сказал он.
- Вот как. А дома ночевать отказался? Тогда проваливай отсюда, - в ее голосе сквозила обида и личная уязвленность, - Ты думаешь, что так просто можешь уйти? Я тебя приютила, не забывай. Я дала тебе ночлег. И ты так поступаешь?
- Прости, но я не люблю, когда на меня кричит женщина. Я так воспитан.
- Ты так воспитан? Тогда и живи самостоятельно! Иди, найди себе работу и ищи себе жилье. Я не хочу больше тебя видеть.
Софию можно было понять: невзирая на ее поведение - каким бы изменчивым оно не казалось, - она все-таки любила Омара. Дерзкие проявления ее характера оставались на ее совести, а сердце беспрестанно говорило «люблю». Она не хотела расставаться с ним, но в порыве эмоционального напряжения любой человек говорит не то, что диктует ему доброжелательное сердце.
- Не хочешь видеть? Хорошо. Твоя воля. Живи, как хочешь, - разгорячился Омар и мгновенно повернулся в сторону двери.
- Постой... - раздалось из-за его спины, - Я не хотела тебя обидеть. Не хотела задеть. Но и ты поступил неправильно. Наверное, сейчас не время для серьезного разговора, но обсудить наши отношения нужно, - она перевела дыхание и продолжила, - Я хотела тебя пригласить в театр - ты знаешь, где он находится. Завтра там состоится одно представление, на котором я очень хотела бы тебя видеть. Но раз уж так все получилось... Словом, если захочешь поговорить, приходи туда. Я буду ждать тебя. После представления - самое время все обсудить. Если нет, то мы расстанемся. Как ты сказал? «Твоя воля»...
На этом разговор и окончился. Омар безмолвно вышел на улицу - дальше от суетной жизни и ближе к желанному спокойствию. Этот день явно не задался с самого утра.