На проходящий поезд можно было сесть посредине ночи на Богом забытой станции. В Советском Союзе начался полный развал после глубокого застоя. Я с трудом добрался до железнодорожного вокзала маленького городка на Донбассе и вышел на замызганный перрон, зябко кутаясь в лёгкую курточку. Согреваться пришлось энергичной ходьбой.
- Вы на ленинградский? - спросил пожилой мужчина крепкого телосложения, когда я в пятый раз промаршировал мимо него.
- Как Вы догадались? - с небольшой долей иронии откликнулся я, демонстративно оглядывая пустой перрон.
Вдалеке показались заманчивые огни приближавшегося поезда. По закону железнодорожной подлости мы ехали в одном вагоне. Это выяснилось когда мы оба подошли к десятому. Проводника рядом не было.
- Поезд стоит всего пять минут! - с тревогой в голосе сказал попутчик. - А проводник даже дверь не открыл...
- Очевидно, он вечером перебрал и крепко заснул, - предположил я, - давайте стучать!
Нам пришлось настойчиво ломиться в закрытую дверь минуты три, рискуя вообще никуда не уехать, пока проводник, разбуженный шумом с матом, не открыл дверь.
- Чего так орать! - сказал он. - Может человек просто устал…
Разбуженный посреди ночи, он пребывал не в самом положительном настроении. Мы быстро прошли на свои места, естественно, оказались в одном купе.
- Хорошо, что кроме нас никого больше нет! - заметил я.
- Подсадят кого-нибудь... - недовольно скривился мужчина.
Пока мы переодевались, проводник, чтобы слегка заглушить чувство вины, решил приготовить чай. Взял топор и начал колоть щепки для растопки бойлера. В процессе ему в голову пришла мысль, что неплохо было бы взять с пассажиров деньги за постельное бельё. Не выпуская топора из рук, железнодорожник отправился в наше купе.
- По рублю с носа, - прикинул он. - Но я им дам комплект недавно сошедших пассажиров.
Я надевал штаны от спортивного костюма, когда с шумом открылась дверь купе. На пороге появился проводник со слегка злобным выражением лица, топором в руке и пугающими словами:
- Зарублю побельё!
- За что? - опешил я.
- Может быть, - спокойно сказал попутчик, - вы имели в виду «по рублю за бельё?»
Произошедший случай рассмешил нас, мы познакомились. Мой попутчик назвался Олегом Петровичем.
- Когда к нам ворвался проводник, - признался я, - мне захотелось выпрыгнуть в окно!
Он засмеялся и предложил выпить по сто грамм. После ускоренного употребления пятизвёздочного коньяка «Таврия» попутчик по самому неспешному на свете поезду Мариуполь-Ленинград, задал неожиданный вопрос:
- Задумывались ли Вы над тем, как фамилия человека определяет его жизнь?
- Нет, - честно ответил я.
- Что происходит с судьбой человека, когда он меняет фамилию?
- Как-то не приходило на ум...
Косые линии сердитого дождя яростно задубасили в плотно закрытое окно. После расслабляющего напитка вопрос вызвал лёгкое замешательство.
- Ничего себе вопросик! - присвистнул я.
Шёл непринуждённый разговор людей, волей случая оказавшихся в купе ночного поезда. Думать мне не хотелось, я вяло закивал головой, показывая заинтересованность темой.
- Женские судьбы в расчёт не принимаем, хотя и здесь не всё ясно… - собеседник не замечал меня. - Что происходит с Кошкиной, ставшей по мужу Собакиной?
- Интересно... - ради приличия вставил я.
Чуть захмелевший собеседник, возрастом недалеко за шестьдесят, продолжал:
- Изменения мужчинами фамилии естественно встречаются реже, но более наглядны...
- Да, да! - смог включиться я в разговор. - Когда я учился в Питере, со мной в общаге жил парень из Белоруссии. Фамилия его была Либерман, имя Яков. А времена советские, евреи старались изменить фамилию. У Якова два старших брата женились на русских и взяли фамилии жён. Один стал Ивановым, другой Петровым. И что Вы думаете?.. Оба спились, а Яшка ничего, уехал в Израиль, потом в Австрию. Живёт припеваючи...
Я мечтательно замолчал, вспоминая яркое студенческое прошлое.
- Вот видите! - воодушевился Олег Петрович. - У меня тоже был знакомый поменявший фамилию. Я знал его на протяжении десятка лет, если хотите, расскажу истории из его жизни?
Выпив дежурную рюмочку, я обречённо приготовился слушать. Попутчик, собрав разбегающиеся мысли, начал рассказ:
- Уланов происходил из приазовских греков-эллинцев. По официальной версии заселялись эти края в эпоху Екатерины Второй. Великая государыня даровала земли Азова трудолюбивым греческим колонистам, переселённым из Крыма. Они принесли с собой не только веру, уклад жизни, но и названия поселений: Ялта, Урзуф, Мангуш...
- Точно, - поддержал я. - В Крыму есть Ялта, Гурзуф...
- Вот видите, - он покачал рыжеволосой головой. - Уланов рос, когда в Азовском море водилась камбала размером со стол, а бычок считался мусором. Когда одним помидором можно было накормить взвод солдат. Абрикос родилось столько, что невозможно было пройти мимо деревьев, под ними лежали кучи плодов...
Олег Петрович замолчал, разведя в стороны руки, показывая горы счастья и благополучия о которых рассказывал:
- Голодать во время войны не пришлось. Мальчик вырос крепким, умным. Во время оккупации многие греки сотрудничали с немцами. До выселения целого народа, как с крымскими татарами не дошло, но кое-кто пострадал. Поэтому после школы, перед поступлением в институт он поменял фамилию, на ту, под которой его я знал. Свою настоящую не говорил даже при сильном подпитии. Крепко напугал народ товарищ Сталин.
- Тут не поспоришь... - я без напоминания налил нам коньячка и жестом предложил выпить. - Моего деда в тридцатые раскулачили и сослали в Сибирь... Там он и умер.
Вагонное стекло, грязное изнутри, моментально вспотело и заплакало грустными, серыми потёками.
- Вы меня понимаете! - Олег Петрович продолжил повествование: - Выпить и погулять Уланов любил, но больше всего любил женщин. Сказывались южные гены. Женился рано, на русской девушке, о чём потом горько жалел. Уланов говорил русским друзьям: «Ваши женщины не так воспитаны. Вот мой отец ни разу в жизни не обрезал себе ногти, не знал где на кухне вилки. Всё по дому делала жена. Дело мужчины зарабатывать деньги!» В его семье было по-другому. Жена работала, ему приходилось даже мыть посуду. Он мучился, после рождения сына загулял. Жена ревновала страшно...
- Попадаются такие экземпляры! - заметил я.
Актуальная тема вызвала острое желание покурить. Мы вышли в пустой тамбур и под звуки просящегося вовнутрь дождя продолжили вспоминать:
- Однажды во время встречи с любовницей вырубили свет, пришлось после всего одеваться в темноте. Придя, домой, как ни в чём не бывало, он плотно поел и пошёл спать. Спокойно начал раздеваться, снял штаны... Случайно поймал в зеркале расширенные глаза жены. На нём оказались женские, прозрачные трусы. «В темноте, когда одевались, перепутали часть одежды!» - с ужасом понял он.
- Вот попал! - буркнул я.
- Жена естественно в крик, наметился международный скандал. Как тогда было принято, она написала на работу, мол, разберитесь, образумьте... Работал он на шахте. Собрали коллектив, показательно прорабатывают. Выступил строгий парторг, говорил о семье, как ячейки социалистического общества. Слушали шахтёры невнимательно, сами такие, да и после смены. После собрания его директор спросил: «Ты всё понял?» «Всё» «Что понял?» «Хоть на одной ноге, - признался Уланов. - Но трусы надо оставлять...»
Я засмеялся и, воспользовавшись паузой, красноречиво посмотрел на часы. Спать хотелось, мы, наконец, заснули.
- Через несколько лет жена поймала их с любовницей в гараже… - после утренних процедур начал Олег Петрович. - Немного остепенившись Уланов, завёл себе постоянную. Встречались они два раза в неделю. Как правило, в ведомственной поликлинике, где она работала массажисткой. У неё был маленький кабинет с кушеткой. Если не получалось, тогда у него в гараже. В подвале была устроена специальная комната отдыха, обшитая вагонкой, с музыкой и диваном. Здесь, во время любовных утех они услышали за воротами голос жены: «Выходи!» Они затихли. «Я знаю, ты здесь, сейчас подожгу ворота!» Уланов не отзывался, держа в объятиях поникшую любовницу.
За непрочными стенами натужно пыхтевшего поезда едва угадывалась неопрятная сельская местность.
- Любовница предсказуемо забеспокоилась, а когда потянуло дымом, забилась в горячей истерике… - не останавливал словесного потока сосед. - Пришлось держать её, зажимая рот, пока мужики из соседних гаражей не потушили очаг возгорания. Жена ушла, убедившись в отсутствии внутри гаража любовников. Долго он жену упрекал за испорченные ворота...
Я посмотрел в плачущее окно и сказал:
- Кто объясняет, тот уже оправдывается…
- Постепенно Уланов пошёл на повышение по профсоюзной линии. Потом трудился директором шахты. Денег было столько, что приходилось скупать по блату золотые украшение и зарывать их в литровых стеклянных банках на даче...
Поезд устало затормозил у вокзала небольшой станции. Олег Петрович не останавливался:
- Уланов сетовал, что забыл места, где спрятал золото. Перекапывать огромный участок подозрительно. Потом пришла перестройка и неразбериха. Он где-то работал, продолжая вести привычную жизнь. Сын обзавёлся семьёй, жена заболела и умерла. Уланов сник. Он не женился на многолетней любовнице, хотя та настаивала...
Дождь прекратился. Попутчик внезапно остановился, словно машина, израсходовавшая всё топливо.
- Оказалось, что по-настоящему любил только жену… - с грустью сказал он.
Мы вышли в коридор. Я встал спиной к двери купе, а напротив меня Олег Петрович спиной к окну, расстояние между нами минимальное. Из туалета вышла девушка, точёная фигурка. Мы замолчали, в открытую разглядывая подходившую красавицу. Ей нужно было пройти в соседнее купе. Она подошла, остановилась, задумалась и спросила:
- Так... к кому передом? К кому задом?
- Если бы я увидел её двадцать лет назад… - прошептал он, когда девушка прошла.
Поезд подходил к станции, где ему предстояло выходить. Задумчиво глядя на огни приближающегося сонного Смоленска, Олег Петрович закончил:
- Изменив фамилию, Уланов изменил собственную судьбу.
- Наверное... - мне пришлось согласиться.
- Он прожил жизнь типичного русского человека эпохи застоя и не сделал того, для чего был рождён.
- Жалко человека! - кивнул я. - Но жизнь не перепишешь…
После выхода попутчика я заснул. Проснулся поздно и с тяжёлой головой. В одиночестве ехал до места назначения и смотрел на быстро меняющийся осенний наряд смешанных лесов северной России.
- Жаль, что у человека одна жизнь и нет шанса отменить ошибки! - вспомнил я разговорчивого попутчика.
Перед конечной станцией проводница по ошибке вернула два билета, мой и сошедшего рассказчика. Я взглянул на его проездной документ, там печатались данные пассажира. Внизу желтоватого бланка чёрными буквами была напечатана фамилия владельца - Уланов...