Наверное, это глупо, но что тут поделаешь? Начинают мои знакомые разговор об украшениях: про цепочки, колечки, браслетики. И как только доходят до серёжек, я сразу же теряю всякий интерес.
Мои воспоминания уносятся в далёкое школьное детство, когда мой дед настаивал на том, чтобы я, как настоящая паненка, проколола уши и носила серьги.
Я сопротивлялась и настаивала на своём: «Не хочу быть, как все, не буду носить серёжки».
«Ну будь, ну будь, корзя!» - смеялся дед, оставляя меня в покое, до следующего удобного случая.
Потом вдруг вспоминаю двух мальчишек, одноклассников. Я их так и называла «Серёжки». Они были дружны, часто садились за одну парту, пока учителя не разгоняли их со словами: «Так толку будет больше!»
Какой такой толк они от них ожидали, точно не знаю. Они были умные, начитанные, воспитанные мальчики.
Мы втроём иногда ходили в библиотеку, меняли книжки, потом сидели на скамеечке в тени старых акаций, болтали о жизни, о прочитанных интересных книжках и увиденных замечательных фильмах.
Я тогда не знала, что нравилась им обоим. А вот они точно мне нравились оба, просто как хорошие мальчишки, друзья.
Одного из них я ещё очень сильно жалела в душе, всеми силами стараясь ему это не показывать, но всегда какое-то щемящее «чувство» жалости комком подкатывало к горлу, когда я видела его грустные глаза.
Пока он рассказывал содержание новой, прочитанной им книги, я рисовала в своём воображении ту страшную картину, когда какой-то соседский мальчик, играя с ним в войну, убил у него на глазах его маленькую сестричку Леночку, четырёх лет от роду, просто выбежавшую навстречу, чтобы радостно поприветствовать братика. Соседский мальчик был сыном милиционера, почему он стрелял из табельного оружия отца, уже не узнать никогда. Но эта трагедия в жизни Серёжки стала роковой.
Второй Серёжка был немного «себе на уме» и не открывался всем и сразу. Его немного побаивались трогать и одноклассники и учителя. Он мог просто встать и уйти. Независимый такой нрав был у него. Но мне он всегда улыбался открыто, чуть сощурив свои «лукавые» глаза.
Мне нравилось общаться с Серёжками. Я тогда ничего ещё не ведала про любовь. Нет, конечно, читала в книжках и всё такое… Но сама ещё не испытывала такого никогда. Всё ждала и верила, что со мной это чудо обязательно произойдёт, не так скоро, конечно.
В ту пору после восьмого класса многие мальчики уходили учиться в техникумы, получали и образование и профессию. Особенно это рекомендовали тем, кто не питал особого тепла к школе, к процессу учения и воспитания.
Второй Серёжка, оказывается, уже тогда всё для себя решил: «Пойду в техникум, надоело всё…».
Что надоело? Почему он уходит?
Потом случайно узнала, что его отец музыкант. Играл он, правда, в духовом оркестре, чаще всего на похоронах, а домой приходил «на бровях». Наверное, это и стало главной причиной такого Серёжкиного решения...
Именно потому, что Серёжка собирался уходить из школы, он неожиданно решился признаться мне в своих чувствах.
Это, кажется, так называется: «застигнуть человека врасплох»! Просто подойти средь бела дня, взять за руку, сказать, что любит, поцеловать руку и уйти, не дожидаясь ответа.
Знаете, не всякий зрелый мужчина способен на такое! А мальчишка… Просто восторг! Браво! Кому? Его маме, книгам, а, может и папе, горькому пьянице, чью судьбу тогда он совсем не желал повторить…
Я сильно была обескуражена и даже подавлена этим признанием. А как же друг Сергей? Мне было нестерпимо обидно за него и ещё больше жаль, что он не первый признался мне в чувствах. Потом представлялась сцена, как они оба признаются мне в любви, а я прошу их остаться моими друзьями потому, что моё сердце принадлежит другому, то есть третьему...
Никому оно тогда не принадлежало, но это было какое-то особенное предчувствие моей предстоящей первой любви, которая полностью изменила мою душу и сердце, сделав меня настоящей, искренней и честной в отношениях.
Знаете, мы так и остались друзьями. Сергей тогда не поступил в техникум. Я о его признании никому никогда не рассказывала, так что никто о нём так никогда и не узнал.
Серёжки теперь всё реже садились за одну парту. Мы уже не ходили «менять книжки» в «библу» и совсем не сидели втроём на скамеечке просто так. Мы выросли.
Однажды, после очередных летних каникул, я вернулась домой на крыльях Любви. Я была тогда самой счастливой девочкой на свете! Я впервые в жизни влюбилась!
Наверное, Серёжки это заметили. Они почему-то улыбались мне в ответ одними губами, а глаза их были такими грустными, мечтательными… А, может быть, это была только моя фантазия, моё воображение...
Прошло много лет с тех пор. Жизнь, не церемонясь, направила каждого из нас строго по своему маршруту.
Но однажды я вернулась к своим истокам, чтобы найти на старом кладбище могилу моего деда. Я шла по заросшим травой тропкам, между бугорками заброшенных могил, надеясь отыскать именно ту, где много лет назад был похоронен мой дед.
Старая тётушка была единственной, кто мог мне тогда помочь. Но она никак не могла вспомнить, как и куда нужно идти, где поворачивать. Мы уже прошли большую половину площади заброшенного кладбища, когда я наткнулась на памятник со знакомой фамилией и выцветшей на солнце фотографией, на которой старший братик обнимал свою маленькую, ещё живую сестричку. Их похоронили рядом, практически в одной могиле, но спустя десятилетия…
Тётушка присела отдохнуть, она и рассказала мне, что парень этот «сильно тужил» по сестричке, стал «попивать», вот заболел и умер…
- А вот тут друг его, недалечко, Сергей тоже звали… Пьянка всё проклятая…
Я уже не слышала остальных её слов, когда подбежала к старой могиле и полностью обессилив, присела на выжженную нещадным солнцем траву. С фотографии смотрели на меня, чуть с прищуром, лучистые Серёжкины глаза…
- Вставай, милая! Поздно уже, тут недалеко и дед твой... Пошли. Пора.
Голос тёти не сразу вернул меня в сознание.
- Да-да, сейчас, идите, я догоню...
Я достала из сумочки потёртый кожаный футлярчик, осторожно вытряхнула из него на ладонь две маленькие позолоченные серёжки с бирюзовыми, как само небо, камушками.
Потом на ощупь нашла давным-давно заросшие дырочки на мочках и, крепко сцепив зубы, вдела серёжки...
- Здравствуй, деда! Это я! Смотри, у меня же серёжки! Твои серёжки, деда...
Я совсем не чувствовала физической боли, слёзы тихо катились по моим щекам, прохладный ветер обдувал лицо и, подхватив мои слова, уносил их куда-то далеко-далеко, в безоблачную прошлую жизнь...