Торпедный аппарат

Андрей Зотиков
          Сбылась мечта всей молодой жизни! Закончились золотые курсантские годы. На плечах появились свеженькие лейтенантские погоны, по бедру приятно постукивал кортик, а в кармане офицерской тужурки уютно разместился диплом, в соответствии с которым он теперь должен был именоваться лейтенантом Флота Российского с высшим военно-специальным образованием инженер-штурман.

          Но… С прибытием на подводную лодку, он понял, что погоны, диплом и кортик еще не сделали из него офицера. После того, как его представили экипажу, разместили в каюте на плавказарме, и накормили обедом, старший помощник командира выдал ему зачетные листы: на допуск к самостоятельному управлению электронавигационной группой и несению дежурства по кораблю. При этом старпом заметил:

          - Учти, лейтенант! Сейчас у нас в экипаже дежурных по кораблю не хватает – всего три человека. Чем быстрее ты сдашь зачеты, тем быстрее станешь заступать на дежурство. До этого момента ты не офицер подводной лодки, а пассажир и дармоед!

          И лейтенант Флота Российского погрузился в науку! С утра до обеда он передавал подчиненным те знания, которыми его напичкали в училище, а после обеда и до поздней ночи зубрил устройство корабля, ползая на карачках по отсекам, записывая в толстую тетрадь названия, назначение и устройство всех систем и механизмов.

          Еще с первого курса училища лейтенант запомнил слова старого капраза – преподавателя морской практики: «Запомните, товарищи курсанты! После окончания училища вы будете все знать, но ничего не будете уметь. Для этого нужна практика! А самый главный практик на флоте – это мичман. Не стесняйтесь и не считайте зазорным обращаться к мичманам за помощью. Вот когда они вас всему научат, только тогда вы станете грамотными специалистами и сможете этих же мичманов с чистой совестью ставить в позу, удобную для интегрирования!».

          Свято выполняя заветы своего наставника, лейтенант добросовестно эксплуатировал мичманов, терроризируя их и днем, и ночью вопросами: а это что, а это зачем, а это откуда и куда идет и так далее, пополняя и приумножая свои знания. Результат не замедлил сказаться – сдача зачетов шла вполне успешно, причем с перевыполнением сроков.

          Загвоздка возникла внезапно. Старшина команды торпедистов ушел в отпуск, а на очереди было изучение устройства торпедного аппарата. Насколько это было возможно, лейтенант вызубрил документацию. Но одно дело – теория, а совсем другое – практика. Как говорят в Одессе, это две большие разницы. За практикой, ввиду отсутствия на месте мичмана, лейтенант подошел к командиру БЧ-3.

          – Слушай, лейтенант! Некогда тобой заниматься, своих дел полные штаны, - охладил его пыл минер. – Ты вот что, подойди-ка с этим вопросом к боцману. Он у нас ба-а-а-ль-шой специалист по торпедным аппаратам.

          Лейтенант удивился:

          – Не понял, Игорь Иваныч, причем здесь боцман? Он же мой подчиненный, а не ваш.

          Минер снисходительно посмотрел на штурманенка:

          – Вот и плохо, лейтенант, что ты еще не изучил подчиненный личный состав. Петрович у нас – специалист широкого профиля! Он прослужил на флоте столько, что страшно подумать. А за это время можно было изучить не только устройство торпедного аппарата, но и в космос слетать. Только у Петровича времени на космос не было – он из морей не вылезал. Так что не тушуйся и иди к боцману, он все расскажет и покажет. Торпедные аппараты он знает, чуть ли не лучше меня…– минер пожевал губами, подбирая нужное выражение, – …и снаружи, и изнутри.

          Лейтенант пожал плечами и пошел к боцману.

          Григорий Петрович Грищенко был старожилом экипажа. Он уже перешагнул пенсионный возраст, но никак не мог расстаться ни с кораблем, ни с флотом. За свою службу он сменил несколько экипажей, и всегда, как только он оставался «безлошадным», за Петровичем выстраивалась очередь из желающих заполучить аса-боцмана к себе на корабль.

          У Петровича был, пожалуй, единственный минус – уж очень любил он наглядно демонстрировать молодым матросам процесс погружения подводной лодки. Первое погружение – это как прыжок в неизвестность: чёрт его знает, что там, внизу? Пока замполит проводил с молодежью душещипательные беседы о том, что «не надо бояться, вы же мужчины», боцман без лишних разговоров натягивал поперек центрального поста нитку с подвешенным посередине болтом. Молодняк заворожено наблюдал, как в процессе погружения эта нить начинает прогибаться – наглядное пособие того, как под давлением воды сжимается корпус подводной лодки. На глубине боцман выбирал слабину, заново натягивая нитку, и при всплытии она начинала растягиваться-растягиваться-растягиваться, пока – бэмс! – не лопалась. 
   
          Молодые подводники при этом зачарованно наблюдали, как оборвавшийся болт падал на  предусмотрительно подложенный боцманом лист железа – ба-бах! Обычно это «ба-бах!» сопровождалось звуками «шлёп-шлёп-шлёп!» – по  количеству  грохнувшихся в обморок  морячков, наблюдавших за процессом. Обычно, последствия таких «демонстраций» не баловали боцмана разнообразием: командир исподтишка грозил Петровичу кулаком, от старпома он получал пинок в спину и яростное нашептывание в ухо: «Ты, старый пень, когда-нибудь бойца до инфаркта доведешь!», а замполит полчаса читал ему лекцию о морально-психологическом состоянии личного состава…

          Лейтенант нашел Петровича в каюте мичманов. Тот, как всегда, не сидел без дела – на этот раз он мастерил новую легость. Для непосвященных поясняю: «лёгость» - это такая свинцовая штуковина (грамм этак в пятьсот), которая привязывается к бросательному концу, чтобы оный конец можно было закинуть как можно дальше. Кидают его не просто так – от нечего делать. С одной стороны к нему привязана легость, а  с другой – швартовый конец. С помощью бросательного конца швартов вытягивается на причал и привязывается к кнехту, дабы корабль не ушел самостоятельно в море.

          Итак, наш лейтенант подкрался к занятому важным делом боцману и задал вопрос в лоб:

          - Григорий Петрович! Говорят, что вы лучше всех разбираетесь в устройстве торпедных аппаратов. Поможете мне разобраться с...?

          Лейтенант запнулся, уставившись на боцмана:  лицо Петровича сначала побледнело, затем резко покрылось красными пятнами. Отшвырнув в угол каюты недоделанную легость, он начал медленно приподниматься со стула, вытягивая трясущиеся руки в направлении лейтенанта. В этот момент боцман был похож на вампира, тянущего когтистые руки к горлу жертвы...

           Видимо, изумление лейтенанта было настолько естественным, что несколько отрезвило Петровича, и тот не стал душить единоначальника, а, только, приблизившись вплотную, прошипел:

          - К-т-о т-е-б-я п-о-д-о-с-л-а-л?

          - К-к-к-уда по-по-подослал? – В отличие от боцмана,  лейтенант не мог говорить членораздельно, так как не понимал, чем так разозлил его.

          - Я спрашиваю, кто тебе рассказал про торпедный аппарат?

          Лейтенант развел руки в стороны и пожал плечами:

          - Дык, никто еще и не рассказывал. Я думал, что ты мне расскажешь.

          Петрович внимательно посмотрел на лейтенанта. Тот наивно хлопал глазами. Не усмотрев в его поведении  никакой «задней мысли», боцман опустил руки и сел.

          - Ладно, так и быть, расскажу тебе о торпедном аппарате, - после минутного размышления согласился он, - но при одном условии. Ты сдаешь мне того мерзавца, кто послал тебя с этим вопросом ко мне. Идет?

          Не видевший к тому препятствий, лейтенант «сдал» боцману минера. А на следующий день успешно сдал зачет по торпедным аппаратам командиру. Загадкой для него остались только внезапный приступ ярости, охвативший Петровича при упоминании торпедного аппарата, да разгром в каюте минера, который устроил боцман.

          Через год экипаж прощался с Петровичем – он все-таки ушел на пенсию. И лейтенант решился напоследок поинтересоваться мучившим его целый год вопросом: что же такого ужасного скрывалось за невинным понятием «торпедный аппарат». Задать вопрос напрямую боцману он все же не решился, поэтому уединился в каюте с минером. И тот, ухмыляясь, открыл ему страшную тайну.

          Тридцать с лишним лет назад нынешний пенсионер-боцман Петрович был молодым зеленым боцманом Гришей на эсминце. Он только-только был назначен на эту должность, и рьяно взялся за службу. Надо отдать должное его умению построить и подровнять подчиненных! Уже через месяц его команда рулевых стала лучшей на корабле. Боцман Гриша с первых дней службы уяснил для себя, что если хочешь жить спокойно, нужно добиться от подчиненных беспрекословного подчинения – раз, и отличного знания ими своей специальности – два. Тогда, отдав приказание, можешь быть уверен, что все будет выполнено точно, в срок и на отлично.

          В один прекрасный день – в субботу – на эсминце шла большая приборка. Весь экипаж, засучив рукава, чистил, драил и намывал родной корабль. Боцман расставил своих подчиненных по местам приборки, задал им фронт работ, а сам решил покемарить часок после бессонной ночи (неделю назад у него начался медовый месяц, длившийся официально три дня: ничего не поделаешь – служба!). Будучи хоть и молодым, но настоящим моряком, боцман твердо придерживался правила: если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте. Поэтому боцман Гриша отправился по кораблю в поисках логова, где его не достало бы всевидящее око старпома.

          Обойдя весь корабль, боцман сделал вывод, что сегодня ему некуда прислонить бренное тело. Все помещения были заняты «нижними чинами», надраивавшими эсминец и снаружи и изнутри.

          Поднявшись наверх, боцман уныло окинул взглядом палубу, по которой сновали его же подчиненные. Взгляд боцмана зацепился за торпедные аппараты. Возле них не наблюдалось ни одного матроса – торпедисты уже надраили все медяшки своего заведования.

          «А вот и логово для меня!» - смекнул боцман.

          Быстренько смотавшись к себе в каюту, он выудил оттуда ватник, чтобы было помягче, открыл заднюю крышку торпедного аппарата и втиснулся в стальную трубу, благо за короткое время службы еще не отрастил себе солидного брюшка. Прикрыв за собой крышку торпедного аппарата, боцман моментально заснул, улыбаясь и похрапывая от удовольствия.

          Ближе к обеду, большая приборка подходила к концу. Командир БЧ-3, проверив заведования своих торпедистов, остался доволен качеством приборки. Поскольку до обеда еще оставалось довольно много времени, он решил заняться материальной частью, а именно – торпедными аппаратами. Всем известна истина, что если на машине долгое время не ездить, она сломается от бездействия. То же относится и к любой технике, в частности, к торпедным аппаратам.

          Выполняя приказание командира боевой части, торпедисты приготовили аппараты к прострелке воздухом:  где необходимо – подкрутили,  сколько надо – нагрузили, развернули аппараты в сторону моря, открыли передние крышки и – шарахнули!..

          До сих пор неизвестно, кто из экипажа был более всех шокирован последствиями. Торпедисты решили, что из аппарата вышла торпеда, и сейчас пойдет ко дну здоровенный крейсер, стоявший неподалеку – как раз в его сторону были направлены трубы торпедных аппаратов. Командир БЧ-3 морально был готов расстаться с погонами за стрельбу личным составом вместо торпед. Командир корабля онемел, когда ему доложили, что боцман «вылетел в трубу» и слегка отошел, когда разобрался, что обошлось без жертв, после чего наглотался валидола и наказал всех подряд. Бедный боцман, едва не оглохший и наглотавшийся забортной водицы, долго не мог прийти в себя после полета.

          Больше всех пострадал остальной экипаж. Новость о человеко-торпеде разлетелась по кораблю мгновенно, в результате чего переборки на корабле содрогались от хохота несколько часов подряд. Народ хохотал так, что весь обед вместо желудков оказался на столах, на палубе и на матросских коленях – ложки тряслись, проливая первое и рассыпая второе. На камбузе пришлось повторно делать большую приборку.

           Естественно, история о боцмане, решившем стать торпедой, стала достоянием всей базы. Еще долгое время боцман везде замечал восторженные взгляды знакомых и незнакомых моряков, слыша за спиной перешептывания и приглушенное ржание.

          Со временем перешептывания прекратились. Однако к боцману почему-то зачастили ходоки всех рангов и званий: всем срочно захотелось узнать поподробнее об устройстве торпедного аппарата. Причем с вопросом обычно обращался кто-то один (обычно умевший быстро бегать…), а из-за угла за реакцией боцмана с интересом наблюдал пяток свидетелей.

          Шло время, менялись корабли, менялись места службы. Но куда бы ни забросила нашего Петровича судьба, везде находились люди, вдруг начинавшие интересоваться у него устройством торпедного аппарата.

           Кстати, наш лейтенант так и не узнал о том, что когда он задавал боцману этот, ставший традиционным вопрос, в окне каюты торчали две ухмыляющиеся физиономии – минера и механика…