1. Второпях можно не заметить встречи с Судьбой.
Ксена нервничала. Темар позвал её на День молодёжи, и надо было собираться, а ей не хотелось сегодня в толпу. У неё были критические дни и, впитанная с молоком матери привычка проводить время в одиночестве и медитации в этот период, давала о себе знать. Лучше бы они остались дома, твердила она себе. Днём выспались бы, позанимались гимнастикой, послушали музыку, полюбовались на луну над прудом. Но Темар отмахнулся от её возражений. «Это предрассудки. Ты современная девчонка, а слушаешь бред своей мамаши. Поехали на поле! В этом году приезжает убойная команда барабанщиков, и шоу танцующих фонтанов, весь день рок-музыка, а вечером фейерверк. Будет круто! Ты моя девушка, и что скажут друзья, если я приду и скажу: сюси-пуси, у моей детки критические дни и мамочка не разрешает ей выходить из дома?» «Дурак! Ты не смеешь обсуждать мои дела со своими придурочными друзьями!» – Ксена запустила в Темара подушкой, но уже знала, что всё будет так, как он задумал.
Мать копошилась в крошечной с пятнами желтоватой плесени на потолке кухоньке. «Опять рис!» – недовольно скривилась Ксена, скрещивая длинные ноги в позе лотоса. Засаленное сиденье, будто жалуясь, недовольно заскрипело. Клейкая масса шлёпнулась в плоскую деревянную тарелку, Ксена молниеносно выхватила из-под носа отца банку с приправами и яростно затрясла её над рисом, пытаясь скрыть неаппетитную массу под слоем разноцветных чешуек. Ела торопливо – остывший рис ещё противнее, чем свежеприготовленный.
«Почему у матери Темара да и у других женщин рис получается душистым, рассыпчатым. А отвратительней нашей еды не найдёшь, разве что в школьной столовой, к счастью, преданной забвенью, как страшный сон.»
«Работать пойдёшь, купишь пароварку – вот и будет тебе вкусный рис!» – проворчала мать, отправляя в рот большой слипшийся кусок. Жёсткий подбородок с покрытой волосами крупной бородавкой заходил из стороны в сторону. У матери выпало много зубов, и ей было трудно жевать. Ксена иногда жалела её, но чаще старалась не думать о чьих-то проблемах кроме собственных.
– Прекратите! – рявкнул отец, помаргивая подслеповатыми глазами из-под густых клочковатых бровей. Он не владел телепатией, но прекрасно чувствовал разницу между безразличным молчанием за столом и обменом безмолвными репликами. Он не терпел и стычек за столом, считая, что еда непременно должна настраивать все жизненно важные органы человека на гармоническое звучание со Вселенной.
– Вот и я говорю, – торопливо и громко сказала мать, – прежде чем плевать в тарелку из которой ешь, подумай сколько пришлось потрудиться твоему отцу, чтобы заработать горсть риса. Вот пойдёшь работать…
– Да пойду я! Пойду! – крикнула Ксена, швырнув палочки на стол. – Я ещё учусь, между прочим, и получаю стипендию! Не мечтайте, ни в официантки, ни в посудомойки я не собираюсь! Не хочу как крыса ковыряться всю жизнь в помоях. Я должна учиться, и я буду учиться! Работа, работа! Что ж вы всю жизнь работаете, а ничего кроме этой халупы и деревянных тарелок не заработали?!
Отец медленно поднялся, подпирая худыми плечами пятнистый потолок, вытер грубой салфеткой губы и пальцы, бросил её на стол, что ж, настроение уже было испорчено, надо дать выход скопившемуся за неделю гневу:
– Ты, тварь неблагодарная! Считаешь труд грязным и недостойным? Я жизнь положил, чтобы сделать тебя человеком, а ты?! – он охнул и осел, глухо кашляя.
Ксена насупилась и полезла за ореховым молоком в ларь, быстро смешала густую желтоватую жидкость с порошком, выписанным доктором, и подала отцу.
– Тебе нельзя громко разговаривать, – хрипло прошептала она, наблюдая с каким трудом отец глотает лекарство и как тяжело ходит вверх-вниз по шее большой кадык.
– Довела отца, – прошипела мать в спину девушке.
Ксена знала по семейным хроникам, бережно хранящимся в голове у тётки, отцовой сестры, что довела отца как раз сама матушка. Отец происходил из крепкой семьи, давшей жизнь троим ребятишкам, а впоследствии обеспечившей их будущее хорошим образованием. Отец приехал в развивающийся зелёный городок, устроился инженером на силовую станцию, соответственно получил дом на третьем уровне и ожидал, когда родные привезут ему невесту из хорошей семьи.
Тем временем он попался на глаза симпатичной ассенизаторше Зиле, работающей в восьмом, самом грязном, отсеке станции. Предприимчивая девица, как теперь говорят, «забила» на субординацию и принялась охаживать неопытного красавчика-инженера. Не успел он оглянуться, как оказался в постели бойкой красотки. Она вскружила ему голову, но понимала, что надо поторапливаться, пока очарованный принц не проснулся. Всем и каждому рассказывала, что ей сделали предложение и скоро состоится свадьба. Соседи и коллеги изумлялись, желали счастья молодым, а сногсшибательная новость разбегалась подобно кругам на воде. В конце концов в городок приехали разгневанные родители и только-только сосватанная дочь друзей, тренер по подводной медитации, испуганные докатившимися слухами.
Зила встретила будущих родственников во всеоружии, у неё было достаточно свидетелей, подтвердивших их с инженером брачный уговор. Сам жених впал в отчаяние, он и предположить не мог, что так глубоко увязнет в любовной паутине, заботливо сплетённой наивной с виду Зилой.
Родные уехали, осыпая голову отступника проклятиями. Его лишили наследства. Отныне он мог полагаться только на свои силы. Тётка, смеясь, говорила, что Зила невольно помогла ей занять то положение, которого она ни за что не могла бы достигнуть, имея в руках одну треть наследства. С двумя третями она могла рассчитывать на более выгодную партию. А тут ещё от каменной оспы умер старший брат, так и не успевший дать потомство. Небольшую ферму, нажитую в браке, равно как и накопительную часть банковских средств получила жена, а родительское наследство целиком перешло к сестре.
Тётка отдавала должное Зиле. Ведь та, приложив колоссальные усилия, чтобы устроить брак по расчёту, так и не успела насладиться лёгкой жизнью жены человека третьего уровня. Тем не менее, она никогда не роптала, служила надёжной опорой любимому мужу. Ксена порой ловила её тяжёлые неповоротливые мысли, и сама мучалась вопросом: за что? Но ответа не находила ни мать, ни юная Ксена.
Несчастья так и посыпались на голову Ксениного отца после скромной свадьбы. На станции случилась авария, он попал в число ликвидаторов второго потока и после консервации повреждённого отсека был отправлен на нищенскую государственную пенсию по инвалидности. Оставшихся в живых жителей всех четырёх уровней эвакуировали, но на новом месте обрести былую респектабельность смогли не все. Третьи и даже четвёртые уровни были забиты до отказа коренными жителями города. Родители Ксены с трудом устроились на пятом. Отец, подлечившись, нашёл место слесаря в небольшой фирме, квалификация позволяла ему справляться с работой любой сложности. Но он тосковал по прежней жизни, ему нравилось работать в чистых лабораториях, проектировать, созидать.
Ксена появилась поздно, матери шёл уже сорок второй год, она и не ожидала, что её чрево способно произвести на свет ребёнка. Промучавшись всю беременность, с трудом родила болезненное дитя и никогда не позволяла себе дать немного больше ласки и нежности крохотной дочке.
Дитя нового века, порождённого двумя революциями и гражданской войной, Ксена была непонятна родителям. Её неукротимый нрав, быстрый ум, яркая дикая красота, вспыхнувшая как им показалось в один миг и превратившая гадкого утёнка в сказочную принцессу, пугали их. Мать ещё пыталась соединить обрывки старого мира в разнопёстрое покрывало традиций, тряслась над прежним, но Ксена да и другие молодые, смеясь, отряхивали прах с ног и смело смотрели в небо.
«Совсем, совсем другие…» – с тоской думала старуха, ежедневно наблюдая из окна за дочерью, убегающей по извилистой каменистой дорожке вниз, в Училище.
Да, они всё ещё жили на земле в дряхлом домишке с маленьким садом и заросшим прудом, но все дороги вокруг были вымощены булыжником. А у магазинов даже проложен асфальт, вкусно пахнущий в дождь. Светлые, многоуровневые магазины, битком набитые вкусными продуктами, назывались супермаркетами, молодёжь предпочитала отовариваться в них, а не в тёмных, засиженных мухами лавках. Дома бывшего пятого уровня были названы исторической зоной и жителям даже назначили небольшие пенсии, чтобы они поддерживали свои лачуги в порядке и никуда не переезжали (кто бы пятнадцать лет назад мог о подобном помыслить?!), заботясь о домах как о живых существах.
Деонил, отец Ксены, единственный из всей округи наотрез отказался от материальной помощи, заявляя открыто, что ждёт – не дождётся, когда государство наконец выплатит долги бывшему ликвидатору, и его семья вернётся на свой, законами предков утверждённый, третий силовой уровень. Бесполезно было показывать ему газетные статьи и тыкать новой конституцией в лицо, в его уставшей голове не укладывалось, что прежний уклад жизни навсегда смыло волной перемен, и былые обязательства уже давно не имеют силы. Впрочем, как ликвидатор, он как раз имел права, и для него строилась новая квартира, и на открытый государством банковский счёт «капало» пособие, которое обеспечило бы им безбедное существование. Но старый упрямец стоял на своём, отказываясь от помощи и перебиваясь с хлеба на воду.
Продукты всё ещё были дороги, зато Ксена могла учиться бесплатно и у неё был нетбук за которым она просиживала ночи напролёт, как она говорила, общаясь с друзьями. Друзья были из Среднего города, и Зила втайне гордилась, что её дочь водит дружбу с такими людьми, хотя Ксена злилась и твердила матери, что кастовых предрассудков в молодёжной среде нет, как и нет жёстких ограничений старого мира. Ксена много рисовала, что в прежнее время было недопустимо для девочки её уровня, посылала работы на конкурс и даже получила премию за третье место. Премию она потратила на нетбук. Она показывала матери, объясняла как можно общаться со всем миром не выходя из дома, рисовать и писать стихи при помощи электронного чемоданчика, но конечно, Зила так ничего и не поняла. Отец почёсывал щетину на шее, наблюдая за ловкими пальцами дочери, скачущими по клавиатуре, одобрительно ворчал, вспоминая, как сам работал на громоздкой машине станции, программируя её. И даже иногда садился перед мерцающим экраном и осторожно манипулировал странным приспособлением, но признавался что всё-таки отстал от жизни. И сердился.
Ксена почувствовала душистый запах масла, отец закрылся в домашней молельне, мать загромыхала посудой. Внезапно девушке показалось очень соблазнительным предложение Темара. Как ещё час назад возможность провести день где-то вдали от дома казалась ей предосудительной? Она быстро переоделась в чёрные облегающие штаны, чёрную майку, расчесала длинные фиолетовые волосы, заплела в косу, вдела украшения во все проколотые для них дырочки. Придирчиво вгляделась в зеркало, прыщи никуда не делись, а ведь подруги как одна утверждали, что после секса они исчезнут. Вот дуры! – рассердилась Ксена и задёрнув тростниковые шторы, выскочила из комнаты.
– Куда навострилась? – привычно закричала мать. – Нацепляла на себя как макака!
– Сегодня День молодёжи, имею право оттянуться?!
– Не огрызайся с матерью. Огрызок! Сволочи кусок!
– Я тоже тебя люблю, мамуля!
– В былое время тебя на улицу бы не выпустили, бесстыдница! Какой тебе день молодёжи? У тебя «эти дела»!
– Ага. И касается это только меня! Достала, – с горечью прошептала девушка и выскочила из дома.
Темар не заставил себя ждать. Он подкатил на мотоцикле, швырнул Ксене шлем, и рванул с места, едва она села сзади.
– Кретин! Я шлем не застегнула! – задыхаясь от ветра, прокричала ему в ухо. Но Темар дико захохотал и прибавил газу. Ксена продрогла в тонкой майке на голое тело, а Темару всё равно, гонит как сумасшедший, конечно, ему хорошо в куртке. Ему главное не опоздать! Куда опоздать, почему опоздать – не имеет значения, лишь бы быть в куче приятелей, хлопать их по плечам, обмениваться приколами и ничего не значащими репликами, тусоваться. Ксена неуютно чувствовала себя среди них. Она осознавала своё интеллектуальное превосходство с одной стороны, с другой – у этих парней были богатые, несмотря на новые времена, родичи и прикид у любого был куда круче, чем у неё. Она ночи не спала, училась, чтобы получать повышенную стипендию и откладывать хоть понемногу на блестящие штучки вроде браслетов или серёжек. Темару же и в голову не приходило подарить что-нибудь подружке, его максимум – бутылка пива или шнурки для её длинных ботинок на толстой подошве, которые она не снимала ни зимой, ни летом. Но она и не обижалась. Главное, что у неё был парень, она ему очень нравилась, он гордился её успехами в Училище, её рисунками и фантастическими историями. И он был рад находиться рядом тридцать шесть часов в сутки.
Как всегда они приехали слишком рано. Поле ещё пустовало, на сценах в разных его сторонах сновали волонтёры, что-то подтягивая, укорачивая, удлиняя. Пёстрая ватага с крашеными в малиновый и зелёный цвета волосами прошагала мимо Ксены с Темаров и расположилась неподалёку, тотчас разбили палатку, вытащили небольшие инструменты и застучали в барабанчики, раскачиваясь в такт гибкими телами. Две девушки затанцевали, аккомпанируя себе деревянными щёлкающими пластинами.
– Полосатиков наползло, – недовольно пробурчал Темар.
– Не веди себя как гопник! – оборвала его Ксена, – Полосатики наши люди.
– Ещё скажи, эмоцио – тоже наши люди. Кретины кислотные!
– Чего ты к ним прицепился, – рассердилась Ксена, всё-таки ей надо было провести хоть некоторое время в медитации, негатив так и лез из неё. Не хватало чтобы кто-нибудь заметил сегодня её отрицательную ауру… Впрочем, собирающейся понемногу на поле молодёжи не было дела ни до кого кроме самих себя. Застучали барабаны, Темар рванул Ксену к ближайшей сцене.
Они приткнулись к металлической решётке, Ксена впервые увидела барабанщика так близко. Худощавое сегментарное тело отливающее оливково-зелёным, то удлинялось, то сокращалось в причудливом танце. Барабанщик чуть покачивал дынеобразной головой с огромными фиолетовыми глазами-каплями в такт едва зародившейся музыке. Он постукивал двумя парами рук по большим вытянутым по вертикали бёдер барабанам, рождая гул. Гул переходил в гудение, пощёлкивание, мелкую дробь и вновь в гудение. На сцену выскочил второй барабанщик, у этого маленькие барабаны росли на бёдрах попарно и звук их был отрывистым, звонким. Барабанщики скрестили усики, пощекотав друг друга и заиграли популярную композицию «На холмах, где я никогда не бывал», вызвав волну экстатического воя, прокатившегося по полю. На второй сцене показалась группа пару лет назад взорвавшая своей музыкой пресыщенный Восток и после мирового турне, принесшего славу и деньги, согласились выступить на рядовом фестивале к великой радости фанатов.
Дальнейшее казалось Ксене фантасмагорией. Смена артистов и декораций, давка, клубы ароматического дыма с обеих сторон, постоянный натиск подвыпивших фанатов, пару раз её довольно сильно ударили о решётку, она кричала, отбрыкиваясь от напиравшей толпы, орала и раскачивалась под энергетическую музыку, пила горькое мятное пиво, поставляемое вездесущим Темаром, швыряя подобно окружающим пустые бутылки в воздух, не заботясь, где и на кого они упадут. Одуревшая от сигарет и пива, с опухшими глазами, она оторвалась от ограждения, когда толпа схлынула, оставляя загаженное пространство перед обеими сценами. Темар тащил её куда-то, Ксена, икая, пыталась объяснить, что ей надо посидеть и отдохнуть, а не нестись неизвестно куда. Он подавал ей жареные на палочках мясные бобы, пичкал чересчур сладкими, тающими жёлтыми конфетами и всё на ходу, он куда-то стремительно летел, увлекая девушку. «Ах, да! Сегодня же ещё танцующие фонтаны!» – мелькнула саркастическая мысль, но выразить её словами Ксена не могла, а читать мысли Темар так и не научился, хотя она много раз пыталась обучить его безмолвной речи.
Они и в самом деле врезались в толпу, заворожённо глазеющую на фонтаны. На высоком подиуме танцевала длинноногая, длиннорукая фонтан, Ксена впервые видела её «живьём». Девушка-фонтан помимо непропорциональных конечностей обладала абсолютно безволосым зеленоватым бородавчатым телом. На самом деле то были не бородавки, а крупные поры, с нависшими над ними, неплотно прижатыми складками кожи. Девушка танцевала обнажённой, впрочем, фонтаны вообще не носили одежды. Парни в толпе свистели, улюлюкали, когда девушка на подиуме изгибалась в немыслимых позах, старались рассмотреть анатомические подробности тела, словно никогда не учились в школе и ничего не слышали об этих созданиях.
Фонтаны были похожи на людей, но не делились по половому признаку и, естественно не имели похожих на человеческие, гениталий. Они рождались гермафродитами как некоторые животные на Старой Земле, и когда приходило время спаривания – находили пару среди себе подобных. Точно никто не знал – девушки ли вообще фонтаны, людям проще навесить ярлык: да, фонтаны были с тонкими талиями и двумя парами похожих на груди выростами, но мало кто знал, кормят ли фонтаны грудью, каким образом спариваются, живородящие ли они или яйцекладущие. Специальная литература оставалась труднодоступной и не у каждого студента, если он учился не на профильном факультете, хватало денег заплатить за книги в университетской библиотеке.
На подиум выбежала стайка других фонтанов, их тела украсил великолепный боди-арт, искусственные бриллианты ослепляли публику, попадая в свет юпитеров. Замысловатый танец гипнотизировал, ноги не стояли на месте, приплясывая в такт музыке. Ксена вопила и гудела как и её соседи, голоса срывались на пронзительный визг. А когда фонтаны пустили первые струйки воды, беснование толпы достигло кульминации – восторженный рёв пронёсся над поляной. Девушка-фонтан прыгнула в толпу и побежала по плечам и головам – тонкая, невесомая, в облаке бьющей с невероятной силой воды. Охранники выловили нарушительницу. Опасный трюк всегда сурово пресекался, но фонтаны знали как ждут фанаты именно этого фокуса, и рисковали жизнью на каждом выступлении. Девушки на подиуме исторгли все запасы воды и раскланивались, рассылая воздушные поцелуи.
Темар снова дёрнул Ксену на себя: – Сваливаем, а то такое столпотворение начнётся!
Ксена покорно свалила следом. Они опять рвали толпу, мчались сквозь сердитые крики, наступая на ноги, хвосты и одежду. Темар налетел на какую-то девчонку, она не удержалась и рухнула наземь. Ксена мельком глянула в обиженное личико, и её как молнией поразило. Темар был далеко впереди, что-то рычал, призывая Ксену, но та оглохла и ослепла. Только огромные бирюзовые глаза незнакомки и пунцовый рот над дрожащим от обиды подбородком занимали её разум.
– Вставай, дурёха! – хрипло выдохнула она, – Затопчут!
И огрызнулась, когда мимо промчалась парочка, похожих на них с Темаром, идиотов. – Да, вставай же!
Девушка протянула руку, словно моля о помощи, но Ксена и так была готова выпрыгнуть из кожи, чтобы спасти и защитить девчонку. Она приобняла незнакомку и повела прочь, даже не поинтересовавшись, где её сопровождение. На относительно свободном участке поляны девушка попыталась очиститься от пыли, а незнакомка беспомощно оглядывалась по сторонам.
– Ты кого-то ищешь? – Ксена говорила небрежно, словно ей и дела не было до девчонки, но сердце колотилось от возбуждения. Она только и молила Бога, чтобы девчонку не нашли и не утащили друзья. Она кипела, ревнуя и ненавидя каждого, кто имел к девчонке хоть какое-то отношение.
– Нет. Не ищу, – голос девчонки, глубокий, грудной, звучал немного растерянно. Она запустила пальцы в волосы: – Ничего не помню. Вообще ничего. Мы сидели в студкафе, пили сок, разговаривали о силлабо-тоническом стихосложении неофилов, и вдруг – бум! – вырубилась, ничего не помню.
Её мимика, голос, жесты вызвали волну нежности и отчаяния у Ксены – моя, моя, моя! – стучало в висках.
– Наверное, твои друзья грубо подшутили, – Ксена и не пыталась скрыть иронию. – Дай-ка загляну в твои глаза! – Не дожидаясь согласия, Ксена заключила лицо незнакомки в узкие ладони и пристально посмотрела в глаза. Расширенные зрачки, сеточка лопнувших капилляров подтвердили догадку. – Они тебя ореховым молоком опоили. А ты говоришь – сок! Конечно, ты вырубилась. А где они сами, интересно? Притащили сюда и бросили?
– Боюсь, что нет, – равнодушно ответила девчонка. – Боюсь, что прячутся где-нибудь поблизости и на камеру снимают. Засранцы.
Ксена вскинула брови, она не ожидала услышать из уст новой знакомой вульгаризм. И ещё больше влюбилась.
– Давай выбираться, что ли?
– Давай. Тебя как зовут? Меня – Леона.
– Ксена. А тебе куда?
– А ты на мобиле? – Леона чуть улыбнулась, бросив оценивающий взгляд на спасительницу.
Ксена вспыхнула:
– Нет. Меня парень привёз.
– Ну вот, а ты из-за меня с ним рассталась. Значит, я тебя подвезу, мой рыдван двоих запросто выдержит, ты лёгкая.
Ксена не знала, что такое рыдван, но кивнула без колебаний. И так мамаша возникать будет, что запозднилась, а уж если пешком до города топать – вообще к утру вернётся. Да и с Леоной не сразу расстанутся.
Рыдван оказался небольшим одноместным внедорожником. Такая крохотуля стоила немерено. Ксена сжалась – Леоны ей как своих ушей не видать. И учится в универе, и мобиль свой, да и шмотки такие только по визору в дорогих шоу показывают, а в инет продаются на распродажах за баснословные деньги. Конечно, Ксена тоже не под забором родилась, как-никак отец с третьего уровня, но больших денег никогда не имел и знать не знает, что это такое. Ксена уселась по правую руку от Леоны в багажное отделение, немного смущённая создавшейся ситуацией. Но Леона ободряюще улыбнулась, свет от приборов придал её лицу легкомысленное выражение: – Ничего, сейчас вмиг домчим. Тебя, наверное, предки заждались…
Ксена кивнула, и вдруг её как прорвало, всю дорогу до дома она рассказывала о себе, о своём происхождении, о родителях, соседях и друзьях. И рада была бы заткнуться, но не могла. Будто не Леону, а её опоили орехами иль-чи.
Расставание было коротким. Леона чмокнула Ксену в щёчку и помахала на прощанье. Ксена проводила мобиль взглядом и стояла на дороге, пока виднелся свет фар. Дверь дома заскрипела, нехотя впуская девушку. Родители спали. Ксена прошмыгнула в свою комнату и, не раздеваясь, рухнула на матрац, глаза были сухи, но сердце плакало, пока сон не спас её, унеся из реальности до утра.