Мокрая трава по пояс, идти трудно, ноги заплетаются, как будто лес выставил капканы на опушке, чтобы лишние не ходили. В начале тропы приходится перелезать через упавшее дерево, в кустаринке нападают кусучие лосиные блохи. За шиворот стекают капли с листьев, платок съехал набок. Какие там шляпки-шапки! Только платок, повязанный по-деревенски, обмотанный вокруг шеи и затянутый крепким узлом.
Но, стоит только найти первый белый, и нет больше мокрых коленей и воды за шиворотом!
На обратном пути, еле волоча корзины и мешки, полагается немного заблудиться, походить по кругу часа два, то и дело натыкаясь на срезанные собственноручно грибы, и выйти, наконец, на поле с домиком-ориентиром возле двух огромных берёз.
А дома печка, тёплая лежанка, преодевание в сухое..Рай!
На объявление о продаже выкупленного мной соседнего дома первым откликнулся Палыч. Палычем он тогда ещё не был, а был горожанином, родившимся на асфальте. Быстро собравшись, он поехал с нами посмотреть на всё то, что видел только на фотографиях. Посмотрев, весь вечер сидел молча, с потемневшим лицом, думая тяжёлые думы.
Нее, не возьмёт. Ну что ж, всё должно произойти так, как произойдёт. Перед отъездом, как всегда, пошла попрощаться с пустым домом. "Дом,- сказала я ему,- ты знаешь, какой хозяин тебе нужен, вот и выбери сам, хватит на меня ответственность перекладывать".
В городе заявилась к Палычу, чтобы узнать, что он там надумал. А он меня удивил. "Покупаю, - говорит,- все родные против,кроме дочки. Она меня поддержала, ослика, говорит, купим. Я, говорит, буду играть на аккордеоне, а ты, папа, пряники продавать. Вот я и решил купить".
Ну, значит, так тому и быть.
В следующий приезд топила баньку по-чёрному. Стоя на коленях на пороге, низко наклонившись, подкладывала дрова в печь, когда подошёл любопытствующий Палыч. Вошёл смело внутрь, тут же выскочил, ударившись о притолоку. Стоит, кашляет, руками машет.
- Правда же, рай? - спрашиваю.
Ничего не ответил Палыч. Не мог, кашлял. Только глаза смеялись