Грамматические ошибки никогда не давались моему брату. Он, конечно, как интеллигентный человек, говорящий по-русски, слышал о крылатых строках Пушкина, но ошибки не выходили органично из его естества, оттого брат слыл человеком положительным, он и был положительным, даже водку не пил, потому что от водки нарушается речь.
Даже женился мой брат правильно. Познакомившись с будущей женой, он весь брачный период, как это положено, безумствовал, потом у него был медовый год, на протяжении которого он со всей силой-страстью оплодотворял молодую жену и в конце-концов-таки оплодотворил, потом он постепенно впал в черную меланхолию и стал неделями молчать, полагая, что жена испортила ему жизнь. Иногда он бранился с женой, иногда говаривал о скором разводе, который, конечно, был бы неизбежен, если бы не общий ребенок, ради которого надо сохранять семью. Семья сохранилась, потом брат, как это и было правильно в ту пору, эмигрировал и следы его затерялись бы в песке времени, если бы не проекции.
Дело в том, что мой брат никогда не жил, его, по правде сказать, не было, вернее, он, конечно, родился, о чем есть соответствующие документы, он окончил школу, полтора института, женился, имел сына, но, проживая в мире и никак не возмущая потока времени, он мог быть открыт мной только путем сложных вычислений, так сказать, "на кончике пера". Я вычислил своего собственного брата случайным образом, исследуя обратные проекции проекций некоей сложной системы, которую лучше всего следовало бы назвать "беспокоящейся пустотой".
Открыв брата, я не испытал счастья постижения, напротив, я испытал ужас от разверзшейся передо мной бездны.
Окруженный бесконечными мерцающими отражениями и преломлениями Проекций, я приступил к их систематическому описанию, не столько из научного любопытства, сколько из страха, происхождение которого так же легко понять, как и трудно объяснить.
Итак, открыв брата, я понял, что истинное письмо о нем, это письмо не о нем, а о любимой мной женщине, которую я - это уже совершенно во внутритекстовой традиции, но, что самое забавное, - чистая правда, - которую я никогда не любил, а, скорее, открыл любовь к ней или возможность любви на кончике пера. Но это повествование может так же оказаться и не о женщине, которую я любил или мог любить, а о брате, матерью или женой которого могла оказаться эта женщина, если не оказалась на самом деле, хотя я не знаю, потому что мать моего брата должна была бы быть моей матерью, если бы не проекции, если бы не беспокойная пустота...
Москва, 1998