Сказка о старике и старухе

Григорий Домб
      Смерть старухи случилась после смерти старика, потому что она питалась соками его жизни. Теперь старик лежал в гробу, гроб стоял на столе в зале, а старуха, всегда боявшаяся смерти, пряталась в кухне, рассказывая соседке - в который раз - историю своей жизни. Это была целиком вымышленная история, резюме которой укладывается в следующую схему: лишения - самоотверженность - служение - неблагодарность окружающих - болезни, как следствие всей предшествующей цепочки, стойкость в борьбе с недугами, думы о детях, нечуткость старика-мужа, который эгоистично занял ее место у смерти, дети, которые далеко и о которых разрывается ее больное сердце, снова воспоминания о лишениях и так - по кругу.
       Старик в гробу думал о том, чтобы старуха поскорее перестала рассказывать эту ерунду, потому что у старика и после смерти болела голова по той простой причине, что смерти нет, а головная боль есть.
       Старуха, между тем, испытывала раздражение оттого, что старик носится со своей головной болью, и после смерти не давая ей, старухе, свободы осуществиться в потоке речи.
       Соседка же вполне была унесена пульсациями чужого сознания, реализующего себя, как воля, творящая небытие абсурда в узнаваемом.
       Больше того! Она испытывала извращенное наслаждение, не веря каждому слову старухи, сомневаясь даже бытию старика во гробе, но только своим молчанием и кивками головы свидетельствуя о лжи.
       Кто скажет, что старик встал из гроба, старуха замолчала, а соседка поверила! Никто не изменил своему пути.
       О, матери и отцы наши! О, если бы я знал, что сделано Вами, и что сказано мной!
       О, брат брата моего! Замолчи, болит голова...
      

    ***
       Старуха, между тем, лежала в гробу, а старик сидел на кухне один, разговаривая сам с собой. Он сетовал на то, что старуха, никогда не любившая его и только понуждавшая к оказанию ей внимания, осталась, как обычно, равнодушной, и ему теперь остается бессмысленно доживать недолгие дни в немощи и одиночестве, не имея того привычного смысла существования, который давала ему требовательная старуха. Голова старика раскалывалась от боли, а, старуха, лежа в гробу, сердилась за это на старика, потому, что головная боль, есть она или нет,- она есть, а смерть это то, чего нет. И она злилась и злилась от бессилия своего положения, оттого, что соседка несомненно радуется ее смерти, а дед - он не мужчина, и никогда не посмеет сказать соседям правду о том, что она о них думает, даже ради нее, лежащей в гробу.
       В том месте вселенной, которое занимала соседка старика и старухи, в соседней квартире была пронзительная тишина, обрамляемая звуками и миганиями телевизора. Такая тишина, как воронка, втягивает в себя пространство и, таким образом, оказалось что гроб со стариком и старухой стоит на столе в кухне у соседки, а соседка лежит в гробу и она - сама старуха, а старухи, той, настоящей старухи, не было, и эта ненастоящая старуха понимает, что лгала всю жизнь, и что, поэтому, не было ее жизни, и поэтому она - ненастоящая старуха, и ей смертельно жаль старика и она чувствует к нему любовь, которой никогда не было, но которая есть, а старик чувствует вдруг любовь старухи к себе и не узнает свою старуху и даже пугается и хочет уйти, но идти ему некуда и вот тогда он принимает любовь и любовь совершается.

Москва, 1998