Начало обычного рабочего дня. Просторный офис, представляющий собой большую залу с высокими потолками, кондиционерами и широкими окнами, за которыми видно утреннее летнее солнце. Просыпающийся мегаполис. Робкий ветер легонько шелестит открытыми жалюзи. Один из отделов экспериментального центра. Обычные офисные сотрудники, из спецодежды только черные брюки и белая рубашка, кругом оргтехника, стопки бумаг и папок, книги, канцелярский хлам, бесконечным потоком телефонные звонки, немыслимое количество персонала. Юбки-карандаши стоят стайкой возле кулера и с отрешенно-деловым видом обсуждают новинки производства, перебирая ворохи документов. Кучка мини-юбок, смешливо оглядываясь и хихикая, сплетничает возле коридорчика, ведущего в женские туалеты. Туго затянутые галстуки спешат на утренние отчеты, перебрасываясь наигранно-серьезными комментариями по поводу вчерашнего хоккейного матча и очередных зубов на льду. Толстые стекла очков в черной оправе торопливо загружают рабочие программы, одновременно готовя кофе.
Несколькими этажами ниже, глубоко под землей, огромный машинный цех. Сердце производства и душа. Бесконечные тесты передовых технологий, гражданских и военных. Яркие спецовки со светоотражателями, строительные каски, фонари, тяжелая обувь. Здесь шумно и жарко. Поминутно что-то загорается, взрывается, сыплет искрами, жужжит, грохочет. Персонал общается исключительно криками, чтобы слышать друг друга хоть как-то. Машины разных размеров, от самых крошечных до громоздких и устрашающих, упирающихся в свод потолка. Жилы и капилляры кабелей и проводов, переплетающиеся на полу и провисающие от одной машины к другой. Стационарные прожекторы, укрепленные под потолком и весящие несколько сотен килограммов, и маленькие фонарики, которые обычно держит во рту каждый инженер-тестер. Длинные рабочие столы завалены гаечными ключами, отвертками, контрольно-измерительными приборами, инструментами, разноцветными оплетками, обрезками листового железа.
Непреодолимое желание уткнуться лбом в пробел и поспать еще хотя бы час. Сижу и поминутно дергаю давящий воротник форменной рубашки. Ненавижу галстуки. Мой кофе еще не остыл, ароматный и крепкий, но проснуться он не помогает. Может, чашка слишком маленькая. Упорно борюсь с подвисающей рабочей программой, она не менее упорно шлет меня на ***. Дурацкая усталость, а ведь еще только утро. Часы в уголке монитора безобразно расплываются, и я не вижу время. Хочется домой, спать. Ко мне подходят коллеги, мы о чем-то разговариваем, но сути я не улавливаю, обмениваемся какими-то документами. Все на автомате. Наконец меня оставляют в покое. Каждое рабочее место отделено от других невысокими перегородками из оргстекла, я вижу своих коллег через прозрачное стекло, в тех местах, где оно не закрыто развешенными листками с какими-то надписями, формулами, текстами, но слышу их плохо. Их голоса сливаются в монотонный гул. Положив локти на стол и оставив попытки восстановить работоспособность программы, держу свою кружку, обхватив ее ладонями и пристально наблюдаю чуть покачивающиеся блики, оставляемые на черной поверхности жидкости лампами.
Вижу, как блики резко дернулись, по поверхности кофе прошла рябь, чувствую ладонями тонкую вибрацию кружки. Изображение монитора качнулось, и программа вылетела, оставив меня наблюдать экран смерти. Дальше – сильнее, лампы начали гаснуть, заходясь в неистовом подмигивании и стрекоте, гулкая вибрация стола. Работа в отделе медленно прекращается, и персонал вслушивается в происходящее. Зудящая тишина. Следующий удар заставляет дрожать стекла, карандаши и мини начинают визжать и паниковать, галстуки повскакивали с мест и опасливо озираются, толстые очки, открыв рот, медленно впадают в состояние ступора и невозможности реагировать. Я сижу и держу свою чашку, смотрю, как из нее выплескивается на пальцы кофе. В зале отчетливый запах гари.
В следующее мгновение начинают дрожать стены. Они трескаются, расходясь разломами к потолку, с которого падают искрящиеся лампы, куски штукатурки. Начинается давка, все ломятся к выходам, не давая друг другу пройти, кто-то подрался, кто-то плачет. Кровь. Активизация системы пожаротушения, с оставшегося потолка градом валится грязная, холодная вода. Осколки лопнувших стекол разлетаются в разные стороны и застилают пол, хрустя под ногами. Первые языки пламени, виднеющиеся на лестничной площадке. Крики, ругань. Кровь. Первые жертвы, переломанные и раздавленные, как куклы, с торчащими обломками чернеющих костей.
Я сижу в опустевшем зале и не могу сдвинуться с места. Дым ест глаза, я не могу даже вытереть слезы. Просто смотрю, как горят столы, как крошатся стены, рвутся кабели, искрят машины. Нервно озираюсь и поднимаюсь на ноги, пробираюсь к выходу, почти ползком, руки-ноги не слушаются меня. Они в крови, но боли нет. От лестницы тоже почти ничего не осталось, кругом огонь, какая-то черная жидкость на камнях, раскрошенный кирпич, битое стекло. Снова кровь, но нет ни одного человека. Следующий этаж, следующий зал. Гарь душит, стойкий запах крови и горелого мяса, разорванные тела на кусках арматуры, торчащие руки из-под упавших плит, обломки металла, пластика, какой-то мусор, грязь, кругом льющаяся вода. Я постоянно спотыкаюсь и падаю, и когда встаю снова, мне кажется, что что-то тянет меня вниз. Под ногами горящая черная вода.
Наконец слышу крики, какой-то шум. Там, где было помещение, смежное с машинным цехом, сейчас собран весь оставшийся в живых персонал центра. Они испуганы до полусмерти, почти все ранены, кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то стонет и причитает. Многие лежат без сознания. Я вижу, как в глубине цеха работают машины, похожие на турбины, яростно перемалывающие воздух с грохочущим лязгом. Технический персонал пытается их остановить, но становится только хуже, они начинают вращаться с большей скоростью, создавая сильные потоки ветра и норовя изрубить лопастями все, что попадется. Выставляют металлические ограждения, заслоняя машины, закрывают их тяжелыми воротами с черно-желтыми полосатыми обозначениями и красными сигналами.
Эвакуация уже началась. Вижу спецтехнику спасателей, машины реанимации, пожарные шланги. Я медленно подхожу к толпе перепуганного народа, скопившегося у разломанного проема окна. Мы должны быть под землей, но я смотрю вниз, с высоты пятого этажа. От прилегающей к центру территории ничего не осталось, кругом трещины, уходящие глубоко в землю, из которых вырывается пламя. Смотрю на линию горизонта: уже вечер, начинает темнеть, закатное солнце высвечивает небо алым, горячим желтым и фиолетовым. А может, небо такое из-за полыхающей земли. На сколько хватает глаз, кругом все горит и рушится. Черные всполохи воронья шарахаются ввысь.
Сквозь сон слышу надрывающийся будильник. 6:30 утра. Кое-как выбравшись из-под одеяла, шаркаю к окну и несколько секунд наблюдаю просыпающийся мегаполис. Рассветное чистое небо. Такое безмятежное, мирное. Нужно собираться на работу. Надеюсь, сегодня мне не подсунут очередную гору документов, и с рабочей программой будет все в порядке.