Карточные долги священны

Игорь Козлов-Капитан
         В то время, когда не было компьютеров и видеомагнитофонов, детских приставок и мобильников с играми, карты были одной из самых любимых тем. Любой подросток мог показать один или два карточных фокуса. Но главной всё же была игра. Играли и взрослые, и дети. Взрослые собирались за сараями, там у них стоял сколоченный стол с лавками, а ребятня собиралась вокруг посмотреть. Играли на деньги. Из всех игр любимыми были две: «бура» и «свара». Объясню правила. В «буру» по кругу раздавались по три карты на игрока, вскрывался козырь и колода ложилась сверху. Первым ходил следующий от раздатчика игрок. Он мог зайти одной картой или двумя одной масти, или тремя одной масти, если везло. Три карты одной масти назывались «молодкой», они приходили редко. Следующий игрок должен был покрыть эту карту или эти  карты картой старшей масти или козырем и картой старшей масти. Если игрок был не в состоянии их покрыть, он сбрасывал заходчику карты рубашкой вверх, чтобы не было видно, что он сбросил. Тогда крыть должен был следующий игрок и так по кругу. Тот, кто забирал кон, подсчитывал очки вскрытых карт: туз – 11 очков, десятка -10 очков, король – 4, дама – 3, валет – 2. Остальные карты очками не считались. Для выигрыша надо было набрать 31 очко. Если в открытых картах такой суммы не было, игрок мог объявить о своём вскрытии. Тогда он переворачивал карты, сброшенные рубашкой вверх. Если среди сброшенных карт было достаточно очков до недостающей цифры 31, он забирал банк. А если при вскрытии очков не хватало, он доставлял на кон полный банк. Если игрок не хотел вскрываться, он продолжал игру. Тогда по кругу из колоды карт брались карты по одной и тот, кто забрал кон, теперь становился заходчиком. Если игрок собирал на руках три козыря вместе или трёх тузов с козырным, он тоже выигрывал. Это была захватывающая игра! Игра везения и выдержки. Здесь даже не столько имели значение деньги, сколько азарт. Впрочем, как кому…

        Мой друг Вовка Михайлов был старше меня на год. Он жил со мной в одном подъезде этажом выше. Высокий крепкий парень. Рыжий. Вовка не любил, когда его так называли. Он жил с матерью, дядей Жорой и младшей сестрой Ниной. Наверное, от того, что жили они очень скромно (а кто жил тогда по-другому?), Вовка всегда мечтал иметь много денег. Для него игра в карты была целью выиграть. Поэтому он чаще других был организатором таких игр среди пацанов:
- Ну, что, по копеечке? – предлагал он.
- А где будем играть?
Сначала мы играли исключительно там, где взрослые не могли бы нас засечь. Хоть отцы и любили сами играть в карты, но детям своим это делать запрещали. Мы чаще играли на чердаке дома. Если чердак был заперт на замок, замок снимали и все желающие играть залезали наверх. Из какого-нибудь щита сооружали стол, из кирпичей стулья. И так каждый раз, потому что кто-то бдительный потом всё это ломал, хотя после игр замок вешался на место. Уже позже, повзрослев, играли дома у Юрки Хапаева.
- В буру или свару? – спрашивал Вовка, тасуя колоду.
- В свару!
- Люблю свару! – ухмылялся Вовка, обводя всех хищническим взглядом, - А деньги-то есть?
- А у тебя самого-то есть?
- У меня?! Да я тебе деньгами всю жопу заклею!
На самом деле никто и никогда не знал, у кого сколько денег. Деньги вынимались из кармана по частям и клались перед собой. Да и много ли могло быть у нас, пацанов, денег?
Хорошо, если копеек двадцать…У Вовки их было всегда меньше всех…
- В буру играем с «шохой» или без? – «Шоха» - это джокер, подходящий к любой масти и весящий  11 очков, как туз.  Но в тех картах, которыми мы играли, старых и потрёпанных, откуда мог взяться джокер? Тогда «шохой» становилась шестёрка крестей. А теперь, правила. Карты раздавались по кругу по четыре карты каждому (Если бы раздавалось по три карты, эта же самая игра называлась бы «секой»). Везло тому, у кого на руках оказывалось больше карт одной масти. Очками считались только эти карты, составляющие одну масть. В этой игре все картинки – короли, дамы, вальты были по 10 очков, остальные карты имели столько очков, сколько они имели. По сути эта игра была не чем иным, как дворовым покером. Та же суть, тот же смысл, только во сто крат упрощённый. Хотя, я бы так не сказал… Покер – игра выдержки и нервов, умение блейфовать так, чтобы соперник тебе верил и тебя боялся.
Свара была точно такой же игрой, с не меньшими, а, может, и большими страстями, так как в покере редко приходят две сильные комбинации двум игрокам одновременно, в сваре это встречается чаще.
- Играем без «шохи»!
- Деньги на кон ставьте! – Вовка ждал. Только когда все поставили на середину щита по одной копейке,  раздал карты. Все подняли свои карты, сложенные стопочкой и медленно,  стали раздвигать их в веер. У каждого на лице начерталось напряжение. Вовка увидел свои карты первым, его глаза загорелись радостью, которую он никогда не мог скрыть, если к нему приходила хорошая карта. Его рука сразу легла на копейки, лежащие перед ним. Становилось ясно, что он готов продолжать игру, выдвигая по одной, а то и больше копеек на середину. Вторым открыл карты Юра Хапаев,  открыл и снова сложил в стопочку. На его лице ничего не отобразилось, только удивление, он обвёл всех вопросительным взглядом. Юра Хапаев был ровестником Вовки, он жил в третьем подъезде с младшим братом, старшей сестрой и родителями. Всегда носил большие круглые очки, был молчалив и серьёзен, от этого всегда напоминал сову:
- Ну, ходи, ходи! – Поторопил его Вовка, - Это был ещё один Вовкин прокол, выдававший его хорошую карту – нетерпение.
- Патрикеша, ты чё тянешь резину!? – это сказал я, самый младший среди присутствующих, обращаясь к Старостину Коле.
- Я сбросил! – ответил Коля.
Коля жил во втором подъезде. Он был худ, черняв, сутул и задумчив. Выглядел он много старше своих лет, всегда морщился, отчего на его лице образовывались складки, плюс у него не хватало одного зуба.  За всё перечисленное Коля получил кличку «Старикашка Патрикей». Но именно у него одного из всего двора был магнитофон «Романтик», который мы могли слушать часами. Особенно песни Владимира Высоцкого, особенно про тюрьму и лагеря, про те же карты: «Зачем пошёл ты в пику, а не в черву?» Записи были плохие, приходилось вслушиваться в каждое слово, но это не имело никакого значения… Именно о Коле, о Старикашке Патрике я когда-то во дворе  заговорил стихами, что бы была хохма, чтобы все пацаны посмеялись до упаду. И они хохотали и ржали, и Коля не обижался. Я и не думал, что именно с этой хохмы  начнётся мой путь в мир поэзии…
- Дал копейку! – сказал Юра, и двинул копейку на середину.
- Тоже дал! – сказал я и поставил свою копейку.
- Две копейки дальше! – торжественно объявил Вовка, и двинул две копейки на середину.
- Есть две копейки! – поддержал Юра, и тоже двинул две копейки. Теперь оба смотрели на меня.
- Пять копеек дальше! – сказал я. Теперь Вовка и Юра смотрели друг на друга.
- Посмотримся? – предложил Вовка Юре.
- Сначала поставь пять копеек! – напомнил правила Коля. Глаза Вовки растерянно заметались по сторонам.
- А мы не договаривались давать сразу пять копеек! – вдруг изрёк Вовка, - Давайте договоримся, сколько можно давать максимально! Я предлагаю не больше трёх! – И он посмотрел на Юру, ожидая его поддержки.
- Согласен! – сказал Юра.
- Не по правилам! – напомнил Коля, - Кто сколько может, тот столько и даёт!
- Да иди ты! – рявкнул Вовка, - А если я сразу рубель дам?!
- Не дашь! – возразил Колька, - Откуда у тебя рубель?!
- А вот оттуда! – и Вовка показал на свою задницу, - А ты что скажешь?! – теперь он смотрел на меня.
- Я уже сказал: пять копеек дальше!
- Юра, давай пополам! Я поставлю три копейки, и ты две и мы посмотримся!
- Давай! – Поставили. Посмотрелись. Юра сбросил карты. А Вовка опять воззрился на меня?
- Варим? – осторожно предложил Вовка.  «Варим» - это означало, что если я соглашусь «варить», то у нас с Вовкой получится ничья. В этом случае игра может продолжаться, но тогда и Юрка, и Колька, ели захотят продолжать игру, должны поставить на кон по полбанка, а если не захотят, то мы с Вовкой либо снова раздадим карты на двоих, либо поделим банк пополам.
- У меня очки! – не согласился я.
- У меня тоже очки! Так, варим? – Я уже почувствовал, что у Вовки было на руках не больше двадцати одного очка – туз и десятка или картинка. У меня были два туза – 22 очка.
- Нет! – отрезал я. На лице Вовки нарисовалось мучение. Оно бы нарисовалось и в том случае, если бы я сказал «варим!», потому что тогда бы Вовка считал, что он прогадал, предложив «варить»! Вовка копил деньги. Вовка имел цель – выиграть в лотерею машину. Поэтому все выигранные деньги Вовка тратил на покупку лотерейных билетов, а потом с нетерпением ждал розыгрыша.  Из экономии он не покупал газету, а шёл в читальный зал библиотеки и там просматривал подшивки. В городской библиотеке его хорошо знали все библиотекарши. Иногда, только он появлялся на пороге, ему уже кричали: «Газеты с розыгрышом ещё не было!»
- Юра, - Вовка обратился к Хапаеву, - Ты видел мою карту, вот посмотри ещё, - и он сунул под нос Юре свои карты, - Давай вскроемся напополам! Я за две копейки, а ты за три!
- Это почему так? – не понял Юра.
- А потому что в прошлый раз я поставил три, а ты две…
- Нет! – сказал Юра, - Вскрывайся сам!
- Коля! – теперь Вовка тыкал своими картами в лицо Старикова, - Давай напополам! – Стариков внимательно изучил карты и отрицательно покачал головой.
- Варим? – Вовка снова смотрел на меня. Его глаза выражали боль и тоску. У него была на руках хорошая карта, такую карту грех сбрасывать просто так, но и вскрываться с такой картой за пять копеек было опасно! Ну, хотя бы за три… Вовка бы вскрылся… А тут целых пять копеек!
- Варим! – согласился я, - Ставь пять копеек!
Я не скажу, что мне не нужны были деньги или я не хотел бы выиграть. Я тоже копил деньги. Но не все. Я копил только однокопеечные монеты. Я их складывал в железные баночки из-под валидола и хранил под своей кроватью. Каждая баночка была подписана, сколько там монет, но можно было и не подписывать, каждая баночка вмещала ровно пятьдесят монет. Я копил эти монеты несколько лет, а потом пересыпал в матерчатый мешочек, который сам же и сшил, и подарил этот мешочек маме на День рождения. Там было одна тысяча шестьсот однокопеечных монет. Мама была удивлена и обрадована, это были достаточно большие деньги. Она отнесла мешочек в сбербанк, там его содержимое высыпали на весы и подтвердили:
- Один килограмм шестьсот грамм! Получите шестнадцать рублей!
Почему я согласился варить? В первую очередь, было жалко Вовку, а во вторую, карты – это ведь риск… Когда я сказал «варим», лицо Вовки вспыхнуло светом радости и почти счастья, но я ему эту радость омрачил, сложив свои карты стопочкой и засунув в центр колоды. Вовка посмотрел на меня так, как будто я выстрелил в него из пистолета в упор.
- Сколько у тебя было? – Испуганно спросил Вовка.
- Не скажу! – отрезал я.
- Вот! Смотри мои карты! Вот! Смотри! – Вовка сунул мне под нос своё очко на бубновых тузе и даме, - А сколько было у тебя?!
- Меньше… - вздохнул я. Вовка был убит. Он зло посмотрел на меня и скрежетнул зубами, - Ладно, - процедил Вовка, успокаивая себя, тебе это ещё таким боком выйдет! Разую до нитки! И тут же набросился на Юру:
- Я же тебе, дураку,  предлагал вскрываться напополам! Сейчас бы банк поделили! А теперь давай, доставляй полбанка!
 Юра зашевелил губами, шевеля мелочь в центре щита:
- Три копейки было на банке, плюс моя одна, Игоря одна, плюс Вовкины две, плюс Игоря пять, плюс Вовкины три и мои две, итого 17 копеек. Ставлю восемь копеек! – согласился он.
- Ставь, ставь! – подначивал Вовка, - вместо того, чтобы забрать, ставь!
- Я доставлять не буду! – наотрез отказался Колька, - Пропускаю! Играйте без меня!
- Что? Мама денег не дала? – Вовка уже не знал, на ком бы ещё отыграться. Его руки бешено тасовали колоду. «Свару» предложил он, значит, он опять раздавал.  Раздал. С ещё большим напряжением теперь мы трое раздвигали свои карты в веер.
- Есть копейка! – сказал Юра и двинул копейку на середину.
- Есть копейка! – сказал я и тоже двинул копейку на середину.
- Пять копеек! – объявил Вовка и обвёл всех счастливым торжествующим взглядом. И опять у него на руках оказалась хорошая карта!
- Есть пять копеек! – как бы лениво поддержал Юра, и было не понятно, это он так пошутил или на самом деле он даёт пять копеек, но его пять копеек уже легли на середину. Я молча бросил свои карты в колоду, у меня вообще не было ни одного очка, я подумал, что я зря согласился «варить». Вовка сделал вид, что озабочен, что очень серьёзно задумался, но улыбка так и пёрла на его лицо.
- Ладно, - делая скорбное выражение лица, произнёс Вовка, - рискну… Ещё пять копеек!
- Десять копеек дальше! – спокойно продолжил Юра.
Вовкин торжествующий вид, сняло, как рукой. Он уже не так уверенно смотрел в свои карты, теперь он снова всем видом выражал беспокойство. Теперь он смотрел то на меня, то на Колю, то на Юру, как бы прося совета.
- Да хрен с тобой! – вдруг решительно произнёс Вовка, - Вскрываюсь! – подтолкнул к середине щита две монеты по пять копеек и бросил свои карты на стол, уничтожающе глядя на Юру. Три карты крестовой масти легли на стол: шестёрка, восьмёрка и девятка, - Двадцать три! – объявил Вовка.
- Очком по жопе! – сказал спокойно Юра, и тоже бросил свои карты на стол, три карты червовой масти: шестёрку, восьмёрку и даму, - Двадцать четыре! – и загрёб со стола деньги. Вот теперь и Юра улыбнулся, милой виноватою улыбкой…

Карты – это строптивая лошадь, хочет везёт, хочет не везёт. Вовке всегда везло меньше всех. Вспоминается один случай. Проигравший Вовка стал уговаривать меня сыграть с ним в долг. Мы стояли в нашем подъезде.
- Ну, давай сыграем! Давай!
- Нет, в долг не буду, ты, если проиграешь, всё равно не отдашь! – Что касается меня, то я бы обязательно отдал долг в случае проигрыша, потому что с детства начитался книжек про тюрьму, где говорилось, что карточные долги священны.
- Отдам! – Божился Вовка. Короче, он меня уговорил. Стали играть в «свару» прямо в подъезде, стоя у подоконника. Вовке не везло. Ему не просто не везло, а вообще не везло.
Он быстро проиграл рубль, потом два, потом три. Когда он проиграл пять рублей, его понесло:
- Давай сразу по пять рублей! – предложил Вовка.
- Хочешь отыграться за один раз то, что проиграл за час?
- Хочу! – искренне сознался Вовка. Но это был не его день. Он проиграл и это. И тогда стали играть по десять рублей, а потом по двадцать, по сорок, по восемьдесят…
- Хватит! – сказал я, - Где ты возьмёшь такие деньги?
- Летом заработаю! – заверил Вовка. Когда он проиграл тысячу рублей, ко всем его эмоциям добавился нервный смех.
- Я больше играть не буду! – сказал я, - Мне и этих денег надолго хватит!
- В последний раз! В последний! На все деньги сразу!
- Нет! – сказал я.
- Ну, прошу тебя, в последний раз! Ставлю на кон свою квартиру!
- Это не твоя квартира! – возразил я, а твоих родителей.
- Ну, когда-нибудь она будет моей! – Вовка, как в воду глядел. В те времена никто и никогда не мог даже и представить, что настанет время, когда квартиры станут приватизироваться и переходить в собственность их владельцев. Вовка проиграл квартиру. Больше ему предложить было нечего, и он нервно засмеялся:
- А здорово мы пошутили!
- Карты – не шутка! – сказал я, - А карточные долги священны!
Поставить на кон квартиру – это был хитрый Вовкин ход. И дураку тогда было понятно, что отдать её никак нельзя по всем законам того времени. А раз нельзя отдать самый крупный проигрыш, то что говорить о мелочах?  Но Вовка просчитался! Есть в мире законы, не подвластные человеческому уму. Слово материально. И всё, что словом начерталось прежде, сбывается…
      Когда уже во времена перестройки умерли Вовкины мама и дядя Жора, квартира по наследству перешла к нему и его сестре Нине. Не знаю, какой карточный фокус показал Вовка сестре, но только квартира осталась за ним. Он женился. По любви. У него родились две дочери. Но Вовкина любовь к деньгам и экономии в семье полностью расстроили его отношения с женой. На момент окончательного разрыва он работал помощником бурового мастера в Уренгое, летал туда на вахты. Когда он однажды вернулся, его чемодан был выставлен за дверь. Мой друг воспринял этот разрыв с мучительной болью. Он не хотел уходить из семьи, он любил и жену, и дочерей, но…Жена с ним развелась,  и Вовка потерял квартиру. Но и это ещё не конец истории.
       Моя жена Надежда настояла на том, чтобы мы переехали из Мурманска в Дубну. Благодаря моему отчиму Валентину Владимировичу, нам удалось купить маленький деревенский домик на краю города. Я продолжал ходить в море и вскоре, когда появились деньги, мы с женой решили перестроить наш домик в большой двухэтажный дом. Нужно было только найти строителей и договориться с ними. Я искал, спрашивал у друзей и знакомых, кто бы мог за это дело взяться. Мне предлагались разные варианты, но все они по каким-то причинам нас с женой не устраивали: то цена за строительство была большой, то бригада строителей неквалифицированная. И вот иду я однажды по городу, а навстречу идёт Вовка Михайлов. Такой же большой и рыжий, почти не изменился. Я обрадовался, увидев его, а он обрадовался, увидев меня, ведь мы же друзья детства! Разговорились. Он рассказал о себе, я о себе.
- Ты хочешь перестраивать дом?!
- Хочу!
- И не можешь найти строителей?
- Пока не могу!
- Я согласен! – запальчиво произнёс Вовка, - Я берусь за это дело!
- Слушай, Вова! Разве ты плотник или каменщик?  Может, отделочник или столяр?
- Нет! – сказал Вовка, - Но мой двоюродный брат – строитель! – затараторил Вовка, - И шабашник! Он ещё и камин тебе сложит, он мастер! Мы с ним вдвоём и пристройку тебе сделаем, и второй этаж возведём, и крышу покроем…
- И застелите её железом! – продолжил я.
- Да! Всё сделаем! – заверил Вовка, - И денег много не возьмём! Только платить будешь в долларах…
Надо сказать, что это было время «чёрного вторника», великого дефолта в стране. Рубль резко упал, а доллар поднялся. Большая часть людей оказалась в критической ситуации, да и с работой для трудоспособного населения был напряг.
- Хорошо! Завтра приходи ко мне с братом! Обо всём договоримся…
На следующий день Вовка пришёл ко мне с братом Серёгой. Серёга действительно оказался строителем-шабашником, каменщиком и печником. Они вдвоём сделали всё, как и было оговорено за мизерную по нынешним временам цену, за цену, которую они сами и назначили, при этом Вовка занимал позицию нашей стороны, уверяя брата, что так надо.
      Я уже давно забыл про Вовкин долг, а он, думаю,  и вовсе не помнит. Я вспомнил о нём только сейчас, когда стал писать о Вовке рассказ и сопоставлять факты. Теперь вспомнив это, я говорю: Вовка вернул свой долг сполна! Кстати, он по-прежнему любит свою жену и дочек. Недавно сам за свои деньги сделал в их квартире ремонт. Надеюсь, что он скоро вернётся в свою квартиру…