Начало Века Гардарики XXX VII

Сергей Казаринов
Напряженный, наэлектризованный донельзя черный джип с воинственно помятым «кенгурятником» ковылял по узенькой лесной двухколейке, страдая непривычным к русским дорогам мотором.. Он, наверное, был не более привычен и к другой ментальной беде Державы на букву Д, которая, кажись, готова была взорвать изнутри, разбить этого труженика трассы, как столь недавно он расправился с тольяттинской старушенцией.
Внутри салона все, казалось звенело воинственными намерениями с заднего сидения, выпрысками астральной досады, облома, прерванного залпа «мартидо», что порою злее прерванного акта…
- Достаточно. Вот оно, кажется, хорошее место… - с ярко прозвякивающим напряжением в голосе произнесла девушка на переднем пассажирском. – Глуши, Кот, приехали.
Амбал в нелепо (теперь уже) сидящем «форменном» костюме обреченно как-то заглушил мотор и медленными движениями, плакно-равномерно, стал выползать из машины. Несчастный непременно ждал смерти, звериным чутьем телохранителя чувствующий не просто ОПАСНОСТЬ, а яркое свое «лишество» среди этих незнакомых людей, мнил себя беззащитной помехой в этом таежном пейзаже. «Хохла» он просек моментально – авантюрист-беспредельщик, а «девка» какая-то чудненькая-странненькая, неадекватные темы речет. Абсолютно неясно, что ждать от подобных персонажей. 
- Давай-давй, Боня, не стесняйся, раскладывайте костерок… я за водицей сбегаю, все ж пить хотим…  Посидим-по… Поговорим о том-о сем. – Хохол держит на мушке, весь превращенный в курок. Винтарь, правда, древний. Сбой может дать. А вот если нырнуть в лес… Да нет, настигнет, ушмалит в решето… Нет, рано об этом думать… Вот, если бы… Черт! К чему клонит эта телка!!! Куда она-то ведет!!! Тут мозгов явно поболее, чем у «оруженосца», может, и планы более обширные, более извсканно-изрващенные.
Вот, вывела всех.
Молчание.
Батальон ментов народился.
Задымила по-хозяйски, улыбается хищно как-то. Глаз, тем не менее, косит на «хохла», чо-то роится в этой белобрысой, почти блондинистой, головке. Черт! Как х..рово без ствола, он как раз у нее на заднице и есть-то!..
«Что ж вы делаете, горе мое… Что ж не смоете кровь с белоснежных клыков…» - разрывал меж тем Ленкин мозг Розенбаум, «Ах, какая весна в бирюзе… Ах, какая она… »  Готоавность к прыжку на вздымающийся вал… «Ах, какая весна в бирюзе…» Боня, чуть-чуть вольно, но хоть на момент ослабни. Покажи, что поплыл… Не чувствую.. А, вот-вот, дрогнул бедром…
- Ну что, мальчики, зачем вы так… Что нам сейчас делить – шишки кедровые, что ль… Богданчик, ну че ты с винтарем все, он же безоружен… Безоружен…  Зачем столько жути. Дь-явол! – вдруг сморщилась в гримасе «девка», - всю жопу уж отмял мне ствол твой… Бонь, взял бы что ли у меня…
Рука ее нехотя взялась за рукоять, Костя подобрался, изготовился скакнуть на эту хищную стерву, чем бы это ему ни грозило. От нее неслась какая-то немыслимая хрень, запахи и оттенки звуков сих мутно-фиолетовых сигналов..
(На противостоянии Кот всегда чуял подобные необъяснимые токи намерений, разных цветов, ультразвучаний и запахов. У нее – все какое-то новое, незнакомое. И тем и есть – ОПАСНОЕ)
Ему казалось, что крутится супер, гипер-замедленная съемка…  Ему примерешилось собственное движение, которого он не делал – сотворил «мозгом», но не успел телом. «Ах, какая весна в бирюзе… Ах, какая она была…» - вдруг откуда-то из эфира донеслось.
- Да возьми его назад, блин! – гневный девичий вскрик. Рукоять оружия ловится Константином, как опытным жонглером, в миллионую долю секунды, а «девка» буквально взлетает  над землей и бросается на шею «хохлу». Выстрел, свист ошалелого снаряда, зловещая матершина бессилия от невменяемой неожиданности, сплетенье тел на земле. Что такое! Хохол, кажется, готов разорвать девушку на мелкие лоскуты, придавить горлышко, празмозжить череп.
Кот пальнул в воздух и ринулся на спасение спасительницы.
Винтарь хохла отлетел в сторону
- Лежать, суки! Сми-и-ррррна!!! – завопил не своим голосом Костик, - ВСЕМ!!!
Украинец, похоже, пребывал в глубоком шоке от происшедшего. Девчонка же лениво обернулась и окатила телохранителя до смерти безразличным взором. На лице ее красовался синеющий штамп  хохляцкого бешенства, вся какая-то рваная, растрепанная. Но донелься безразличная к приказу… «Полет Валькирии» - влруг проскользнуло у Кота в сознании, как он вспомнил ее прыжок, параллельный с возвратом оружия ему. Что она!!! К чему ведет!
Почему-то очень захотелось разрешетить их обоих, окончательно, навсегда, забыть, как страшный сон все эти приключения.
- Дурачок… Опусти пушкарь свой… Только не вздумай бежать, попридержись… - ласково защебетала безумица, подымаясь с украинца. Морщится – видать, крепко успела «приложиться» в прыжке. –  Все хорошо, свои! Богдан, на, возьми… - дотянулась до винтаря и буквально насильно вложила его в руку хохла. Тот, правда, сразу оживился.  Подобрался. Подготовился…
- М…чье, б… - прошипела она затем как-то под себя, а громче произнесла чрезмерно усталым голосом, с тяжелым вздохом, - Парни! … - поморщилась от боли, сделала прихрамывающий шаг, - У меня душа болелеа, что вы не на равных… Теперь – хоть в сито превратите друг друга, если еще хотса. – ее голос инфернально звенел в зловещей тишине, - Боже, как я устала от всего этого, от вас! – вдруг вскрикнула она, казалось, искренне, измученно и со страданием, - Мальчишки, ну что вы! Мы ж тут все одной крови, все в одной петельке тут! Господи, как хочется тепла и радости. Ну ж! Котик, Богдан, что вам не живется! Послушайте же, маль-чи-ки! Опустите вы свои дебильные палки, Не, вы меня, факт, расплавили в конец!
В глазах Елены блестели самые натуральные, самые искренние слезы. Радости или усталости, неясно. Или и того и того.
- Ну сколько можно мочить друг друга, Лучшие давно уж в лучшем мире, а вы… Себя не жалко, меня пожалейте. Пить хочу!...
Богдан, не найдя угрозы в вооруженном Константине, с досадой швырнул винтарь об землю. Теперь уж все бесполезно, ведь и верно.
- Коз-з-за, б…,  - процедил сквозь зубы и сплюнул,
- Спасибо, Лен… – произнес Кот одними губами, прекрасно осознав – не стоит хохлу ничего подобного слышать.
Затем она, явно прихрамывая, аккуратно подняла с земли «мелкашку»,, приблизилась к телохранителю и уверенно протянула открытую ладонь.
- Давай сюда! – на долю секунды глаз властно блеснул. Костик на автопилоте «сдал оружие», ему вообще все как-то стало все равно. Да и было, собственно.. – Я за разводящего буду. ЭТО вам еще пригодится для более святых целей, - улыбнулась Елена уже спокойными, потеплевшими враз глазами. Донесла стволы до багажника джипа и кинула их вовнутрь. – Мужики, давайте костерок, что ли, я за водицей сковыляю пока. Умираю от жажды…      

«Кулебяка в пятнадцать слоев…» - продолжала «вести» ее песня. Да уж, «дети Кабула», как ни крути. Хоть кому то и родиться довелось незадолго до окончания этого… «И афганские видят сны… Оба берега на Днестре…». Афганец. «Волкодав»… Как он там, интересно, доехал ли до той вятчины, откуда пошла волна?... А откуда она, правда, пошла, что там за напасть такая, из лесов тех сказочных. Арсениевой «древлепущи»??  Ой, не до этого, жопку бы свою донести докуда-ни-то, там- надега, орн – все сделает как надо, без предъяв. Как хорошп, что есть такие – сказал – и спокойствие, и уверенность. Спасибо ему. Спасибо всем. СПАСИБО – Спаси, Бог!...
«Все быстрей и быстрей сатанинский мотив шурави подхватил»… Подхватил, завернул, вплеснул в вихрь одержимого противостояния, из коего так настойчиво пытаются вывести уже вполне нажравшиеся властьпридержащие, отолерантненые наркоторговцы. Тем самым, афганским героиновым синдромом, достигшие трона Державы. А вихрь не отпускает. И уже не сатанинский, а новый…
Сатана обкакался на этой земле. Ушел в обратку на более ровные пастбища, благо, они – весь цивильный мир. А вихрь не отпускает шурави, призывает нестись до конца, до верного исхода. Только не перестрелять бы друг друга.
«Представляешь, сколько сволочей обрадуется, узнав, что мы тут перебили друг друга!». Нет уж, подождем.

Ленка удивлялась – как это в моменты такой опустошенности продолжают течь через башку всевозможные мысли, планы, действия и прочая дребедень. «Это пока жажда мучит, напьюсь и отрублюсь, как полено… Хотя не-е-ет. С мальчишками-то потрендеть надобно, а то не как опять ужастики пойдут…»

Только бы Боня отошел, блин.  Ну, неужто все еще да? Казалось бы, эта ее выходка должна возыметь эффект рвоты при попытке изнасилования – но вот возымела ли, достигла ли адресата.

*   *    *

…На лес опускается темная ночь,
Пусть ветер колышит мой ветхий шалаш…
Одна лишь у ветра красавица-дочь,
Он сон не нарушит предутренний наш…»

Серега Беркин, прозвенев мелодичным проигрышем, отложил гитару и преданно глянул на Милану, обнимавщую ребенка.
- Ну, чем тебя еще порадовать?  Сейчас, я так понял, «вечер памяти Кудрявцева»… Я вот даже и не знаю, это – его песня или нет… У него настолько разветвленный репертуар…
- Да Танюхина это песня… Не помню фамилии – была у нас такая, чУдная совершенно девчонка. – Милана закинула алюминевую кружку с остатками егерского самогона, -  фу-уффф, сопьюсь с вами, реально… 
- Как Барс умеет подбирать репертуар! – умиленно улыбнулся егерь, - вот уж…
- Бли-и-н! Я Димуську обожаю! Слушай, он как то на посиделках буквально залил меня песнями этого…  вашего КЮБЗа, что-ли, ну, зоопарка-то. До утра маял,  Мы ему концерт на «Юго=Западе» устроили, он еще там разбавлять начал свои творения этими вашими песнями, а потом на одном теплостанском флэту как зарядил…
- Понял-не-дурак! – кокетливо прервал ее Беркин, - слушай тогда…

…Мне жить с каждым днем постней
В болоте из сытых дней…
Меня, как рахит, московский гранит превращает в раба…
Я брошу и дом, и стол,
Мне нужен квартальный столб,
Мне нужно идти, мне нужно дойти, дойти до столба!...

Гитара несла агрессивный, разреженный энергетикой действа, бой.
- Это – Барс??? – сквозь текст песни бросила Лана
- Не, не он… Не знаю кто! – отвечал Сергей, не прерывая боя, это – КЮБЗ…
- ВИВА КЮБЗ!!! – завопил что есть мочи Станислав. О подобном «братском» восклицании он слыхал от Димона, о его рассказах о детстве…
- Хором, братан! ВИ-ВА КЮБЗ! УРАААААА!- разнесся над тайгой клич троих постояльцев кордона, сдобренный треском выпрыгивающих из очага искр…

…Иду, раздвигая лбом
Валежник и бурелом…
Какие бы камни судьба не бросала, мечтаю о том,
Чтоб всем сволочам назло
Найти мне квартальный столб
И чтобы исправно был номер квартала написан на нем…

А если он будет пуст,
Как ласка уснувших уст,
Два слова кричащих на грани молчащей поставит клинок…
И тот, кто за мной пойдет,
Найдя этот столб, поймет,
Как все таки клево, что в мире суровом он не одинок!...

- Ну с вами, прямо, молодеешь на вечность! – воскликнул егерь, восхищенно, то ли от сидящей напротив красотки, то ли от собственноготвнезапного драйва, воскликнул Серега.
- Давай-давай, милый, «Фрегат» гони, только не останавливайся!!! – Миланка аж дрожала от какого-то немыслимого энергетического возбуждения, - гони, вспоминай!!!

Наш фрегат давно уже на рейде
Ссорится с прибрежною волною.
Эй, налейте, сволочи, налейте,
А не то поссоритесь со мною…

- Ва-а-ау! ВИВА КЮБЗ! – пронзительно завопила девчонка. Клич быд повторно подхвачен двумя парнями
- О Бог мой, как я обожаю Димуську! – горячо, быстрым речитативом щебетала Ланка. Он… Он, правда – Барс! Такой котик с такой жесткой хваточкой ко всему! Блин! Барс своим рок-н-роллом всем этим песням дал новую жизнь, новое звучанье! Серень, как ты мог забыть ТАКОЕ детство??? Давай… эти… «Перекаты», вроде так?!
Беркин ревниво вникал в чувственное щебетанье Ланы, до сердцебиения ненавидя себя за ту самую ревность. Хотя что – Димон, будто его это девушка… Безумие гуляет в предгорьях, пространство захлестывает какой-то волной еще с раннеутренней грозы. И кисти рук как в последнюю надежду вцепляются в привезенный двумя гостьями инструмент, коего давно уж в руках не держал. Была гитарка год назад, от старости разошлась уж. И… рядом с этой актрисой-скрипачкой что-то меняется в башке и в физиологии. Глаза, что ли, лучше видят?!! О, черт возьми! (Не-не, извините, рОдные, плохое слово «черт», говори – СПАСИ-БО!)
Он глянул в небеса. Опять уже рассвет. Вернее, и закат то не особо был. И – «кьяк-кьяк-кьяк» - птичка варяжская пронеслась по привычному пути. То ли на охоту …
- Покуда сокол мой был со мной… Мне клекот его заменял молитву… - вдруг заговорила Милана, медленным движением протягивая руку к гитаре. Рука девушки дрожала от чего-то внутреннего. После некоторого количества агрессивных переборов наступившую тишину прорезал божественный «сладкий» вокал…


- Я в лесах наберу слова…
Я огонь напою вином.
Под серпом как волна трава
Я разбавлю надежду сном

- Боже! А это – КТО??? – в экстазе от слов, музыки и исполнения закричал Беркин
- Погодь, погодь, - зашептала девушка.

- Сердце сварено в молоке,
Лист крапивы – в глазах костер.
Лунный свет на твоей руке,
На рубашке – красный узор.
На рубашке – красный петух,
А и мне ли жалеть огня?...

Ее опять понес таинственный зов куда-то в дальние места, где ждали. Ждал. Кто???? Только запах горячего железа, как от ствола егерской винтовки да дух мужского намерения ОБЛАДАТЬ до конца был ответом ей. Как вызов на Родину, как притяжение корней.

- Кровь делю на двоих без слов,
Почернеют снега к весне,
Алой лентой ночных костров
Свою душу отдам тебе…***.

- Я это… Только что! Лад-дно, потом додумаю…- она задумчиво отложила инструмент
- Ланочка, записывай! – за время ее вокала Стас успел сгонять в избу и вернулся с бумагой и карандашом. Лана ухватила карандаш и судорожно застрочила текст, нервно дергаясь рукой и яростно что-то черкая там.

Егерь отшел от них в глубинной светлой тоске. Казалось, собственным его драйвом и свежерожденным Миланиным текстом он погружен в пучину древних полузабытых состояний щенячьей радости и Веры в Жизнь, в панораму открытых путей и освещенных лучами долин. Только вот не «щенячьей радостью» отлилось все это, а некой плазмой глубокого умиротворения, укорененным осознанием верности дороги, что ли. Щенячьей же радостью был охвачен его зрелый кобель, кой скакал и грозно лаял, свирепым басом «пугая» пацаненка, норовя завалить его на лопатки своей тушей. Сколь ко ж в глазах пса было счастья! Вот бы человеку так.

Тут как тут, неожиданно, подвалила Милана. Приластилась, густо чмокнула в щеку. Ей и запах алкоголя так безумно шел, так возбуждал! Сергей даже вздрогнул от щекотки по всем открытым местам ее бескрайних волос.
- Ну что, ну что грустим, рейнджер? Мне б такое детство, как у вас с Барсом… Ой, Он же скоро концерт в Питере дает! Клево, завидую им…
- Кому?
- Зрителям.
- А я вот себе завидую, - произнес Беркин.
-  Как это??? – бескрайне удивилась Милана, подняв бровки, - поясни тупой, как это – себе - завидовать? Ни разу не пробовала.
- Маленькая еще,  - усмехнулся Серега, настойчиво оглаживая деву по всем возникающим на пути неровностям и ложбинкам.
-Я… я не доспросила… Как же ты забыл… такое детство? – дыхание уже участилось, глазки влажнеют от предощущения. Богиня!
- Тебе сколько лет? – спросил ни с того неи с сего парень.
- О-о-х! А сколько дашь, чтоб не обидеть? Признаться, неинтересно. Фиолетово, проще говоря.
- Ощущение порой, что пятнадцать-шестнадцать… Не больше. И за собой туда же тащишь.
- А ты куда в полтинник, что ли сбежал… Зачем? Тебе то сколькло?
- Тридцать пять, как никак…
- И… какая разница? Разве в тридцать пять не бывает так  хорошо, как в детстве. Или… или, тебе – неззззззяяяя?? В шестнадцать ты, наверное, и глазки имел зоркие, аль я ошибаюсь? И в темноте зрил? А?
Ох, стерва-стерва! К чему опять ведет?
- И стареешь ведь, банально – отпустив, забыв свое состояние ТОГДА, когда по-верняку – ХОРОШО, радостно. А у тебя в вашем КЮБЗе этом, сколько всего творилось! Закачаешься! И ты позволил себе отринуться. Вот и одиночество, и болезнь,… И, хоть и не люблю этого слова, ПУСТОТА.
- Так меняется же все! Семью кормил, вторую, работка жмет – не поездишь, водочки не попьешь душевненько, песенок не поорешь…  Все туда, в детство ушло.
Милана даже отстранилась от ласк егеря. Смотрела на него в упор, сурово.
- Ну и дурень же, ох, дурень. ГДЕ МЕНЯЕТСЯ, красава? Ну? Вокруг. В мире, даже, может быть – если так хочешь, хотя и там не особо. У людей вокруг, да и сами они, - меняются.. Ты то тут при чем? В тебе то что за процессы  ???
Удивительные речи, право.
- Меняешь ты! САМ! Хорошо – на плохо, радостно – на озабоченно, живо – на мертво.Вот тебе и дистрофия… Не сетчатки, духа! Мало того, что в таком мире с детства обитал, так еще и живешь тут… Откуда, может, я и уезжать не сразу захочу. А все не так чего-то. Да если б тебе тот драйв, с каким ты меня песенками потчевал, да на постоянку, куда б делась твоя болячка, помысли.
«Такой драйв от того, что ты сейчас со мной» - подумал Беркин, и стало вдруг неимоверно горько, хоть вой зимним волком.
- Э-эй! – резанула девчонка пространство гневным высоким тоном и двинула егерю со всей дури в плечо, - ты что зациклился!!! В себе, в себе рой, мачо! Будет тебе еще клевее девка! – она по-ведьмински расхохоталась, - что тебе я далась! Не парься! -   «Детский смех» уже пошел гулять вихрями по всему занимаемому им телесному пространству, выворачивая с корнем любые мысли и способности, кроме вполне определенных и следовательных. – Супермадоннам, гетерам по жизни  тебя ласкать, заклинаю! – она уже вовсю приноравливалась к совместной сладкой радости – все, все впереди, милый! Меня, как полено, помянешь… Вечность у тебя впереди, малыш…

====================================================
*** слова песни – Наталии О Шей (Хелависы)

Продолжение
http://www.proza.ru/2010/10/22/253