ЦАРЬ
(Россия. ХY11 век).
Царь Алексей Михайлович прислушался к шуму за окном. Толпа не утихала. Ни торжественный вид царских хором, ни патриарх, ни попы в рясах, ни воеводы со стрельцами, не тем более всякие дьяки, стольники и целовальники не могли угомонить ее. Стрельцы были ненадежны, они явно сочувствовали смутьянам и могли примкнуть к ним.
Алексей Михайлович повернулся грузным телом к домочадцам, среди которых трясся от страха его тесть, боярин Милославский, выдачи которого и требовала толпа.
«Доигрались, сучье племя? – сказал царь, обращаясь к сродственникам. «Ну, что? – погрозил он тестю,- выдать тебя, бляжий сын? А? Доворовался, а я теперь расхлебывай? Воровать вы все горазды, а вот ответ держать! – и тут царь завернул кучерявым затейливым матом, до которого он был всегда большой охотник.
«У-у-убьют!» - сказал, заикаясь, бледный Милославский. – Выручи, надежа государь, выручи, заступник ты наш, царь батюшка, надежа наша! Ради доченьки моей, Машеньки! О господи!» Тут Милославский повалился в ноги царю и стал целовать полы его одежды.
Алексей Михайлович вырвал полу из рук цепляющегося тестя и сделал знак стольнику. Поднаторевший стольник, поняв с полуслова, быстро и ловко налил вина в дорогой заморский кубок венецианского стекла и подал с поклоном царю. Царь выпил кубок до дна, вытер губы. «Сидите тута смирно», - сказал он, перекрестился и пошел на крыльцо.
Увидев царя, толпа приутихла, подалась назад и скинула шапки. Передние переминались с ноги на ногу, подталкивали друг друга. Вдруг из толпы вышел с видом «была не была» кудлатый лохматый мужичонка и, ударившись в ноги царю, выпрямился и заговорил, немного заикаясь от волнения.
«Одолели! Разбойники! Христопродавцы! Стяжатели! Выдай их нам, надежа-государь! Выдай нам боярина Милославского! Первого вора и кровопивца! Выдай, государь, подобру-поздорову, добром просим, честь по чести! Мочи нет! А? – он повернулся к толпе за поддержкой. Толпа одобрительно гаркнула, загудела и надвинулась на царя.
«Вы вот что, мужики! – внятно и рассудительно сказал царь, - вы это, простите меня, своего государя, а только боярина Милославского я вам выдать никак не могу!»
«Все знаю, - продолжил он, поднимая руку и возвысив голос, - вор он и разбойник, тудыть его в бога душу мать, сволочь, говно, кровопивец дребаный, и туда и сюда», - и тут царь завернул такое, что мужики выпучили глаза и смущенно заулыбались. «Да только, - продолжил царь, - отец он жены моей. Ну, как я спать-то с ней потом буду, если выдам его? А? Вот ты, - он протянул руку и подтянул к себе за ворот рубахи кудлатого и бородатого мужика, - встань на мое место, смог бы ты потом со своей спать?»
Мужик переминался с ноги на ноги, вдыхая винные пары, исходившие от царя, и хлопая глазами.
«Дак что ж, ему теперь так сойдет? – спросил он за всех.
«Нет, не сойдет, - ответил царь, - я его, во-первых, - он загнул палец, - изо всех чинов вытряхну! Во-вторых, изо всех жалованных мною поместий вышибу! А в-третьих, - тут царь немного замешкался, как бы не зная, что сказать.
«Что в-третьих-то?»- спросил кто-то из завороженной толпы.
«А дам ему в зубы!» - сказал царь.
«Охо! Хо! – громыхнула толпа. – В зубы! Хо! Ха! Вот это по-нашему!» И тут же загудела разноголосо: «Слава царю-батюшке! Заступнику! Защитнику! Государю нашему! Отцу родному! Благодетелю! От он этих бояр! Он им задаст! Он им морды-то порасшибает! До крови! Паскудникам! Пойдем, мужики! Спасибо, государь! Спасибо, отец родной! Пойдем! По домам, мужики! Спасибо! Царь обещал! Все сделает!»
Царь истово кланялся толпе. Целовался со встречными и поперечными. Утирал слезы на лице рукавом. Опять кланялся и целовался. Крестился.
Толпа гудела и заворачивала со двора. Наконец-то стрельцы захлопнули ворота за последними.
Царь отдышался и пошел в палаты. «Ну! – сказал он домочадцам и сродственниками, - видали как надо!»
«Так на то ты и наш царь, - сказал все еще бледный, но уже приободрившийся тесть.
Алексей Михайлович покосился на него, подошел поближе и коротким, хорошо поставленным ударом въехал тестю в зубы.