«Скорей, скорей, скорей,» - в нетерпении подгоняла я автобус. Опаздываю, безбожно опаздываю. А ты этого, ой, как не любишь.
Наконец-то! Оттеснив плечом тщедушного старичка, перекрывшего своей тенью выход, вылетаю пулей из дверей автобуса и несусь по дорожке парка, на ходу подкрашивая губы, к заветной скамье.
Ты, конечно же, уже сидишь и, по всем признакам, недоволен.
- Привет, – тяжело дыша, падаю на скамью рядом.
Ты выключаешь таймер на мобильнике и осуждающе качаешь головой:
- Сто пять секунд.
- Прости глупую, прождала автобус, а после он полз как черепаха.
- Ты знаешь мою маленькую слабость, - говоришь, нахмурившись, - многого я не требую: будь пунктуальна, береги мое время и нервы.
- Девушкам даже полагается опаздывать по этикету, - ляпаю оправдательно, позабыв, что пререканий ты не терпишь.
- Полагается, – взрываешься ты. – Безмозглым телкам полагается, у которых одна извилина, да и та в заднице! Ты же не такая? – с ироничной усмешкой смотришь мне в лицо. – Очень надеюсь…
- О, Господи, конечно, не такая, – я готова на все, лишь бы реабилитироваться в твоих глазах.
- И еще, - в воздухе зависает многозначительная пауза, - вчера вечером, когда я тебе звонил, голос у тебя был странный. Похоронный какой-то. Я уж подумал, не в крематорий ли попал?
- Да ладно, - отмахиваюсь легкомысленно, – голос, как голос.
- Понятно, - цедишь, почти не разжимая губ, - значит, мой звонок тебя не обрадовал. А я-то старался сделать приятное, – и ты демонстративно-обиженно отворачиваешься.
- Ну что ты! Очень, очень рада, - досадую на свою оплошность. – Голова весь день болела, вот и все. Я обожаю твои звонки, твой голос…
- Что, хорош мой голос? – вмиг добреешь ты. – Нравится?
- О, он такой, такой... Обалденный, слушала бы и слушала.
- Ничего не могу с собой поделать, отходчив не в меру, - закидываешь ногу на ногу и расслабленно откидываешься на спинку скамьи. Исподтишка любуюсь тобою: классический греческий профиль, более красивого мужчины я не встречала.
- Скажи, ты больше не сердишься? Нет же? Нет? Мне так не хватает твоей тонкости восприятия. Толстокожая бегемотиха, бредущая по льду! А вокруг мины, мины… И ты, словно хрупкая фарфоровая статуэтка...
- В самую точку, - смягчаешься ты. – Что ж, пользуйся моей добротой. Умеешь подлизываться, не то, что другие бабы. Спорят до последнего, аж дым из ушей. Нет, чтобы понять – мужик всегда прав, на то он и мужик. Родилась женщиной, так уж осознавай свою человеческую неполноценность, не выставляй себя на посмешище. Спасибо скажи, что тебя еще терпят и даже прощают хроническое женское вранье, полное отсутствие всякой логики и мелкособственнические инстинкты. И учти: прощать всякий раз я не намерен!
Из всего сказанного понимаю одно: ты меня похвалил! Торжествую – твое доброе слово дорогого стоит.
- Как дела? – интересуюсь ласково.
- Как, как, – моментально мрачнеешь. – Вчера сделка на двести тысяч сорвалась. Из-за тебя, между прочим. Да, да! Расстроился после нашего разговора, завелся, а тут клиент звонит. Ну и выдал ему все, что думал. А потом всю ночь уснуть не мог, сердце болело… После нашего общения вечно как выжатый лимон… словно всю энергию жизненную забираешь… Сама-то вон – что розан, - угрюмо взглядываешь на меня.
- Бедный мой, бедный, - едва не плачу. – Чувствительность у тебя просто невероятная. Прости меня, дуру!
Тягостно вздыхаешь:
- Заварила кашу, а я расхлебывай. Типичный женский эгоизм, только о себе и думаешь. Все вы, бабы, одним миром мазаны…
Уничтоженная собственной бессовестностью, расстроенно хлюпаю носом и лезу в сумку за платком.
Твой зоркий взгляд тут же выцепляет лежащую в сумке книгу:
- Какую макулатуру сейчас читаешь?
- Очень популярная французская писательница, - тороплюсь с ответом.
- Дерьмо собачье, - прерываешь эмоционально. – Женская проза. Мармелад. Я тебе что сказал читать?
- Нигде достать не могу, - оправдываюсь горестно. – Ни в книжных, ни в инете нет. Который день ищу, ищу…
- А нет, потому что Литература, - ты поднимаешь указательный палец вверх. – Не терплю тупых баб, даже спать с ними скучно. Глаз зальешь, проходит номер. Беда в том, сейчас в завязке…
Выпрямляю спину, декольте вперед и всеми силами стараюсь изобразить на лице недюжинный интеллект.
- С тобою ничего… местами даже интересно, - твоя благосклонность ввергает меня в экстаз. – Если бы я решил жениться, то лучшей кандидатуры не придумаешь.
Задумчиво замолкаешь, я же, затаив дыхание, превращаюсь в одно большое ухо.
- Вкусы и предпочтения мои знаешь, - продолжаешь ты, - мириться умеешь. Не глупа… совсем не глупа. Доверять тебе могу. Ведь могу?
Быстро согласно киваю, в горле – спазм от волнения, в глазах – слезы благодарности.
- Ну вот… Не соска двадцатилетняя, шашни на стороне заводить не будешь. Не будешь?
- Я не такая, – испуганно вскакиваю со скамьи. – Что ты!
- Знаю, знаю. Опять же внешне мне нравишься, лицо и фигура ничего…
- Тренажерный трижды в неделю, - гордо рапортую я.
- Симулякр, - произносишь презрительно. – Бег, плавание, лыжи – к природе ближе нужно быть. Да, ладно, ладно, молодец, - благородно снисходишь, видя мою растерянность. – Другие в твоем возрасте, ужас что такое. Уж повидал, - и замолкаешь, словно спохватившись, что сказал лишнее.
- Какие другие? – ревниво спрашиваю я.
- Да брось, - ты явно доволен. – Ревнуешь, что ли? Пока ты меня не разочаруешь… Будь уверенна… Все зависит от тебя...
Твой взгляд рассеянно скользит по сторонам и с плохо скрытым интересом останавливается на округлой попке молодой мамаши, склонившейся над коляской.
Ловлю себя в очередной раз на пошлой бабской ревности и вздыхаю: ты, безусловно, прав, мне столько еще предстоит работать над собою.
- Так что? Согласна?
- Это что, предложение руки и сердца было? – радостно обмираю и даже на секунду перестаю дышать.
- Ну, ты – балда! Конечно, – смеешься ты. – Моя любимая группа?
- Deep Purple!
- Чего не терплю в отношении себя?
- Небрежности!
- И?
- Давления!
- Кто всегда прав?
- Ты!
- Каких женщин не люблю?
- Глупых и пошлых!
- Мое любимое блюдо?
- Жаренные свиные ребрышки!
- Молодец. В пятницу идем заявление подавать.
- Почему в пятницу?
- 10-е – мое любимое число. Два раза разводился 10-го, день рождения у меня 10-го июня, внучка родилась 10-го сентября, а с пятой женой, этой стервозиной недоделанной, заявление в ЗАГС подавали 10-го мая. Мистическое число.
Оп-ля-ля, с трудом верю своему счастью: официальный брак! Значит, ты настроен серьезно.
- Ну что, рада? – игриво спрашиваешь ты. – Есть ли вопросы, пожелания? Так ли уж я идеален?
Обожаю, когда ты такой… милый. Мнусь, боясь снова что-нибудь сболтнуть невпопад. И, запинаясь, робко говорю:
- Только не обижайся. Единственное, что меня немного напрягает, твое сквернословие. Пойми, пожалуйста, правильно.
- Блять, и ты туда же! Не можешь без этих своих закидонов! – в твоем голосе моментально появляется раздражение. – Что за хамский тон училки младших классов?! Я в совершенстве владею русским языком, - от твоего крика я цепенею, – могу дни напролет говорить стихами! А матерюсь исключительно тогда, когда меня доводят… Вот как сейчас. Заруби себе на носу: все зависит от тебя. Не доводи. А не нравлюсь – брось меня.
- Прекрати, – ужасаюсь я. – Не говори таких жутких слов, жизни без тебя не мыслю! Тянет со страшной силой. Кармическая связь какая-то.
- Ага, стокгольмский синдром, - уже смеешься ты. – Запомни, не будешь меня злить, все будет хорошо.
- Не буду! Да я для тебя!.. А что такое стокгольмский синдром?
- Не знаешь? – веселишься вовсю. – Дурочка моя.
- Зато ты все знаешь, - с гордостью глажу твою руку.
- А то. Держись рядом, мы просто созданы друг для друга. Кто ж тебя, балду такую, жизни научит, от твоих недостатков и комплексов излечит? Ведь пропадешь без меня. И запомни: на земле миллиарды живущих, но только одного-единственного из них хочется втиснуть в свое прокрустово ложе. Думаешь, мало баб метили на твое место? Но я выбрал тебя. Тебя!
Таю от этих слов и даже согласна на непонятное прокрустово ложе, лишь бы быть рядом. Любимый!
Взявшись за руки, неторопливо идем к автобусной остановке.
- Знаешь, - произносишь ты и, неожиданно остановившись, томно щуришься на солнце, - так устал, ужас нечеловеческий. Закатиться бы с тобой вдвоем куда-нибудь.
- Давай! Здорово!
- Жаль, на мели сейчас... Благодаря твоим стараниям…
- А я у Наташки займу, она даст. И на работе на недельку отпустят, - несмотря на давящее чувство вины, я счастлива до безобразия. С тобой, вдвоем – ура, ура!
Киваешь.
- Не нравится мне Наташка. Ты с ней поменьше общайся… Сразу видно, штучка та. Сейчас отскачу по делам ненадолго, а через пару часов – жду у себя. Прихвати там чего-нибудь. Ну, ты знаешь...
Конечно, знаю. Твои гастрономические пристрастия за полгода я выучила назубок. Как, впрочем, и все остальное.
- И вот еще что, - говоришь строго, - с какого перепугу ты напялила эту отвратную кофту? Чтоб я ее больше не видел! Во-первых, вульгарно до невозможности. Вон, все мужики на твой вырез глазеют… Нет, если тебя это заводит… А во-вторых, тебе этот цвет совсем не катит. Ты же знаешь, у меня художественный вкус.
Это правда, твой вкус для меня всегда служил эталоном. Поэтому единственное, что я могу сделать: отвязываю с ремня сумки шелковую косынку и старательно маскирую ею свой пышный бюст.
- Умница, - хвалишь ты, - люблю послушных девочек.
Провожаю тебя внимательным взглядом, на губах – вкус твоего мятного «Дирола», ладонь до сих пор ощущает тепло твоей руки. Потираю, слегка морщась, правую ягодицу. Твой прощальный страстный щипок оказался на редкость болезненным. Опять появится синяк.
Снимаю и прячу в сумку косынку, достаю мобильник и привычно, на автомате набираю хорошо знакомый номер.
- Объект минуту назад сел в маршрутку, - тихо говорю я. – Да, все поняла. До связи.
Иду, чуть утомленно улыбаясь голубому небу, веселому птичьему гаму и детским радостным крикам.
На душе удивительно спокойно, как обычно бывает после добросовестно выполненной нелегкой, но ответственной работы.
Да, просто работа. Ничего личного.
Проходя мимо витрины антикварного магазинчика, бросаю взгляд на массивные бронзовые часы с резвящимися улыбающимися ангелочками. Семнадцать часов десять минут.
Ровно через 32 минуты на земле еще одним женоненавистником станет меньше.