Начало: http://www.proza.ru/2010/10/03/1279
Другим бзиком Моряка было презрительное небрежение к табаку, алкоголю и к женщинам; судачил о них охотно, но никогда не уподоблялся большинству. Выдайся редкая возможность, все мужики поголовно выпивали, добавляя беспокойств Баркенову, не сокрушаясь о расходах, хотя до попойки были ой как бережливы. Пьяные бичи искательно либо с нотками угрозы в голосе изводили начальника: «Леван Родионович, выдай последнюю бутылочку!.. Мы точно знаем, Полина на складе спрятала…» Моряк же – вражина! уник! – никогда не выкупал полагаемой доли. Дефицитное спиртное поровну делилось на всех. Предстоящий завоз и дни пьяной безработицы всегда порождали нездоровый ажиотаж. Закупать алкоголь начальник уезжал молчком, но отрадный слух с быстротой поветрия обегал и лихорадил участок, неведомо от кого зародясь. Злостные выпивалы начинали энергично отлавливать единственного трезвенника. Первым настигший Моряка счастливец имел двойную дозу пользительной дури: рома, спирта либо английского виски, дающего отрыжку вятским можжевельником. Настойки и дешёвые вина зимой не завозили; русская горькая водка густела при перевозке, звонко разрывая бутылку. Леденец в форме лопнувшего сосуда не пропадал, употреблялся по назначению.
Начальник авторитарно олицетворял правовые органы, отчитывался за происходящее на Хатыннахе; должность незавидная. Баркенов бороды не растил, но скулы и подбородок всегда чернели небритой щетиной. В аварийные дни спадёт с голоса и лица, недоспит, но деятельным участием ни один ремонт не минует, по обыкновению, дотошно вникнет в каждый. При необходимости сядет за руль или рычаги трактора, в крайне лютый мороз за Куропатку на разведочных линиях управится. Руководить – действие тяжёлое, сладко быть женой крупного начальника. В дни редких и шумных, обособленных попоек безотлагательно встанет из-за стола, негромко скажет: «Если пьянку нельзя предотвратить, её следует возглавить. Пойду бичиков проведаю!..» Подбористый, пепельного окраса Бим по пятам ускользал за хозяином, который возвращался с поизбного обхода шаткий от угощений; лестно бичам выпить с Леваном Родионовичем. Да кто себя не жалеет, тот других не щадит; любимчиков не было, равно требовал армейского послушания и старанья в работе. Шоферов сменял, как при регулах женщина – мокрые прокладки, чтоб не ерепенились.
Из транспорта имелись два трактора и новая автомашина с крытым кузовом. Вахтовку обслуживал водитель Родимчиков, мужчина сдобно упитанный, и оттого весёлый. Хитрые завидущие глазки оживляли одутловатое лицо; был он четвёртым за недолгую бытность Хатыннахского отряда. Машину не глушили неделями; иначе сливай антифриз и заливай с утра в радиатор горячим. Моторное масло загустеет так, что после прогрева картера паяльной лампой все жильцы дома горных мастеров ворочают заводную рукоятку: сам Родимчиков, брат Саня, Винчестер и Тимофеич, и пасмурный начальник. Мороз он железо рвёт и вспугнутую полетевшую птицу убивает. Сильно вредила хладноломкость металла, а в стужу ремонтировать – пытка невыносимая. Шофера роптали. Пребывая в тепле кабины да избы, требовали дополнительной оплаты. Водитель спал чутким сном кормящей матери; на холостых оборотах заглохнет двигатель, и отъездились. Баркенов закрывал им сверхурочные наряды, однако недовольство копилось, и конфликт разрешался руганью. Поостыв, шофёр и рад бы замириться, да сердитый начальник запросил по рации замену, водит вахтовку сам. Пешком отсюда далеко не убежишь, майся бездельем в ожидании оказии. Покладистый Родимчиков продержался квартал! После вешнего ледохода прогон замыкался метеостанцией, и вахтовку успели забрать на базу. Взамен пригнали «студебеккер» после капитального ремонта. Свежеокрашенный рыдван вскоре обездвижил, и смену стали возить на тракторе. Знобкой езде в открытых санях многие предпочли живую ходьбу вдогонку.
Сполна своенравный Моряк изумил зимовщиков чураясь бани, события редкостного как возлияния. Зимой возили с наледи «ломкую воду», изводя на потребности по литражу домашних ёмкостей для растапливания льда; чем чаще отливаешь талую, тем скорее он тает. Лёд-синец привозился чистыми, угловатыми и прозрачными голубыми глыбами. Больших трудов стоило превратить его в прохладную, а затем в горячую воду; с немалыми издержками баню устраивали единожды в месяц. Формировалась кочегарная бригада, отряжался трактор на заготовку льда и дров. Несколько дней истопники занимались только лишь подвозом и топкой печей, и не было индивида, не выказавшего нетерпеливый интерес. В объявленный нерабочим день народ гуськом брёл на дымившие трубы, зажав под мышкой скверно постиранное бельё, а истые ценители несли персональную шайку и берёзовый засушенный веник. Прогреть настывшее банное помещение полностью не удавалось; мылись на полках в тесноте парилки. Левый бок мочалкой согрел, а правый тем временем озяб. Но всё равно это был желанный праздник оздоровительного всенародного омовения!
Моряк же все моечные дни равнодушно иг-но-ри-ро-вал! Всю затяжную долгую бесконечную зиму! Нагло сослался на врождённую водобоязнь и заявил, что моется тот, кому лень почесаться. Признался, что никогда не умывается по утрам, а на порицания и уговоры лениво отбрехнулся: «К хорошему человеку грязь не пристаёт!.. Людовик четырнадцатый мылся весной. Если не мыться более двух недель, наступает грязевой баланс. Чище, разумеется, уже не станешь, но и грязнее чем есть, не сделаешься».
Грязь не сало: высохла и коростой отпала. В городе, где нетрудно жениться и проблематично выйти замуж, Моряка с нетерпением ждали жена-домохозяйка и двое сыновей старшеклассников. Моряк жил исключительно на запись; бухгалтерией экспедиции ежемесячно отсылались в Иваново трёхзначные переводы, адресуемые дражайшей супруге. Коренной целью северных круизов Моряка являлись деньги, на покупку дорожающих материальных благ, недвижимых и подвижных. Моряк не скрывал срока нынешнего вояжа: «За год я миссию выполню и отдам швартовы! – выделяя голосом слово «миссия», петушился он. – Калым с женихов беру чистоганом!..»
Добровольно едут на север за романтикой либо за деньгами; многих завезли сюда принудительно по этапу. Заработок тут многотрудный, а палаточной экзотики достанет на всех, если подразумевать бытовую неустроенность. Прагматичного Моряка привёли утилитарные соображения, а Винчестера и Ершова – романтика дальних странствий; не гнались пока ни за чинами, ни за наградами; о деньгах вспоминали возле кассы. Однако в капитале скрыта могучая сила, никто деньги не отменял и вряд ли где разразится финансовая революция. Любая страна будет нуждаться и беспрестанно разыскивать и добывать золото; спрос и цена будут неуклонно расти, покуда существуют нации и государства, товарно-валютные сношения. Ради жёлтого благородного металла, образно и поэтично названного древлянами «слезами Бога Солнца», а ворами – жаргонным словечком «рыжьё», и работали люди на затерянном среди гор захолустном Хатыннахе.
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/10/03/1321