Я везу Жанне розу. На высоком, тонком стебельке птичье сердце бьется неверно и не в такт Садовник срезал мне ее в своем залитом акварелью саду. Я везу Жанне розу. Кручу педали старого велосипеда. Спицы мягко звенят. На теплом летнем воздухе. Велосипед поскрипывает, оставляя в желтой пыли. Узорчатые следы. Я везу Жанне Розу. Хотя точно помню. Она ушла из этого мира много лет назад.
Проснулась от знакомого шороха. Это письма. Мне приносят их каждое утро. И деликатно подсовывают под дверь. Почтальон знает, что я ложусь поздно. Обычно писем много. И они все разные. Вот пузатенький, подписанный свинцовым почерком конверт. На нем дешевая марка. Этот с работы. Вот несколько плоских широких конвертов с бабочками марок на груди. Это от друзей. Они и пахнут по-разному. Они и ложатся на письменный стол каждое по-своему. Я бережно их несу от дверей. Через комнату к столу в предвкушении.… И так каждое утро. Вот и сегодня я подкралась на цыпочках быстро и бесшумно, чтобы не вспугнуть. Их, свои письма! Вот я чую. Свинцовый запах газет. Их многоголосое бормотание. Вот, поскрипывая тяжелым брюшком, неторопливо протискиваются деловые письма. Вот еще несколько конвертных вздохов на разных языках. И шаги уходящего почтальона. Я быстро наклоняюсь. К порогу. Но…писем нет! Нигде! Ни одного лоскутка бумаги! И так уже четвертый день. Сердце гулко бьется о грудную клетку. С перьями на голове. И розовых цветов махровые тапочки. На босых ногах. Я стою и реву как дура! Пошла в ванную. Хочу посмотреть. На себя потерянную, несчастную, с разводами слез на щеках. Подошла к зеркалу. И…увидела письма. Вернее, то, что от них уже осталось. Огрызки обмусоленных, надкусанных, торопливо сжеванных конвертов некрасиво торчали из моего рта. Так вот оно в чем дело! - подумала я и успокоилась. Теперь. Когда я знаю, куда исчезает моя почта. Все сразу встало на свои места. И даже легкое чувство радости вспыхнуло на мгновение, в сознании. С тех пор, как я кушаю все подряд. Подобное событие меня не удивляет. Я давным-давно съела знакомых своих друзей, своих друзей, друзей своих друзей с их воспоминаниями. И намерениями. С обрывками музыки. С мечтами, которые прятались в чулане. С вихрями желаний. С мечтами, которые сбылись, с мечтами, которые сбудутся.
С мачтами шей на плечах. С маяками глаз. Скушала всех в шерстяных и хлопковых курточках. С книжками. И голосами. Я скушала всю свою семью с ее печалями и архивами. Я скушала любимый письменный стол. Большой, коричневый, светлый. Помню, как, важно доев последний кусочек стола, словно это было мягкое суфле. Я поднималась на цыпочки, будто цапля, вслушиваясь в себя. Ведь этот стол должен помнить столько слов. Предметов, запахов. Капель кофе. Вслушивалась в себя. Глубоко и напряженно. Я пыталась услышать его истории. Но стол не отзывался. Я съела улицы своего города, закручивая в них начинку из скамеек и светофоров. Скушала шоколадные плитки старых домов и хрустящие панели новостроек Я съела всех близких и дальних знакомых. Скушала рамы от старых картин. Шкафы, книги, пластинки. Приходила девушка Полина, уродство по-женски распято на ее лице. Я плакала. И повторяла: Полина, Полина, какое у вас красивое имя! - подарила ей свои серебряные кольца. Я скушала ее. Я съела стулья и свои воспоминания. Я не хочу и не могу есть себя. Дожевываю последний колышек гитарный. Что бы мне такого съесть? В доме ни стульчика. Ни одной книги, ни одной клавиши, никого. Что бы мне такого скушать? Мягкий овал белого фарфора в темноте, мотыльки глаз. В темноте густо льется вода в кране. Тикают небесные часы. И кажется, вот-вот взлетишь и упадешь на жесткое, как лед, небо. Рассмеявшись. В темноте. Горячая, как жизнь, кровь. Я не могу, не хочу есть себя.
P.S.
Дивные розы в вечернем саду бьются неверно и не в такт, словно птичьи сердца на тонком высоком стебельке. Плачут алые розы в ночном саду запахами. Дрожат на ветру. Вслушиваюсь...
Когда же зазвучит этот дивный оркестр голосов музыки, звуков, когда тихо звякнут струны скушанной мною гитары? Когда громко грянет оркестр всех этих мыслей, улиц, слов, чувств.
Но я ничего не услышала.
Я была в темноте.
в тишине, в пустоте,
Божественной пустоте.