- У нее нет сердца! – грубо бросила некрасивая девочка, глядя на куклу, которую красивый мальчик так отчаянно прижимал к своей высоко вздымающейся груди.
- Она – пустая внутри! – поддакнула вторая. - Можешь оторвать ей голову и посмотреть.
Но красивый мальчик с серыми, как осеннее небо глазами отказывался верить их словам: не может быть, что она – пустая! Ведь он так ее любит…
Горло сдавило спазмом, к глазам подкатили слезы, обжигая тонкие, чувствительные роговицы и превращая мир в зыбкое марево.
Стало больно, и уже нечем было дышать изголодавшимся по кислороду легким. Нечто липкое и горькое заклокотало в горле, а затем растеклось по грудной клетке, вызывая тихий, но отчаянный стон.
Одна из некрасивых девочек вырвала куклу из вмиг ослабевших рук сероглазого мальчика и одним резким движением оторвала ей голову.
- Вот, смотри: там нет ничего, - и ткнула растерянному мальчику обезглавленное фарфоровое тело прямо в лицо.
Он вздрогнул, огромными глазами глядя на изуродованную красавицу, и резко подался вперед: его вырвало – сильно, отчаянно, до боли во всем теле. В носу и горле пылало, обжигая полости ядовитой кислотой.
А некрасивые девочки смеялись, глядя на мальчика, который больше всего на свете любил свою куклу. Куклу, которую они убили на его глазах, вместе с ней забирая смысл того, что этот мальчик именовал жизнью. Убили, убили, с корнем вырвав сердце из груди, которой сейчас не хватало кислорода, чтобы справиться с болью. Жидкой, вязкой болью, что толчками отзывалась в висках и случайными комками рвоты застревала в горле.
Вместе с болью пришло и осознание безысходности. А с нею, в свою очередь – слезы. Тяжелые, мутные капельки, что так неприятно жгли кожу, проедая в ней невидимые язвочки, незримо уродуя самое прекрасное лицо в мире, превращая ангела в простого смертного. Чистое, невинное создание стремительно погибало, убитое циничностью и жестокостью людей, уступая место таким же, как и они.
Грустно…
Мальчик с глазами цвета осеннего неба медленно опустился на землю, прижимая дрожащие руки к груди, что стоном – тихим и отчаянно-болезненным – исторгала из себя противный кислый воздух. Углекислый газ.
На траву, ядовито-зеленую, но какую-то вялую, рухнуло то, что некогда было возлюбленной сероглазого ангел. Просто в лужу рвоты, пачкая тонкий, нежного пастельного цвета наряд, выполненный из тонкого полупрозрачного кружева.
Мальчик громко, судорожно всхлипнул, начиная задыхаться. Никогда еще ему не было так мучительно плохо. Потому что никогда в жизни никто не вынимал у него из груди еще живое сердце. Маленькое, жарко трепещущее в предсмертной агонии. Вот оно – у его ног. В запачканном кружевном платьице. Кто же знал, что оно из фарфора? Кто мог подумать, что его можно так легко разбить? Кто мог предположить, что маленькому ангелу обрежут крылья, лишив его возможности летать? Нет – вернуться на небо. К таким же, как и он. Невинным и чистым.
Втоптали в грязь. Смешали с ней. И смеялись, глядя на то, как он тщетно пытается из нее выбраться. Но что может ангел без крыльев? Только ползать.
- Эй, ты чего? – мальчик не заметил, как к нему приблизилось еще одно живое существо. Теплое, как ветер, что трепал светлые пряди волос убитого ангела.
- Ничего. Оставь меня в покое! – забитый ребенок семнадцати лет злился, выплескивая свою боль и ярость на совершенно незнакомого человека, забыв, что значит – доверять другим.
- Я не могу…
- Убирайся!!! – он вскинул голову и сквозь прозрачное золото волос увидел… свою убитую любовь, но только воплотившуюся в облике странного юноши с удивительным взглядом. Потому что сочувствующим. А наш мальчик не знал, что это такое: давно он в этом разуверился. А потерять веру – самое ужасное, что может случиться с человеком. Мы должны верить – хоть во что-то, а иначе жизнь превратиться в животное существование.
- А можно я останусь? – юноша с кукольным лицом смотрел в серые-пресерые глаза, проникая в них так глубоко, что мальчик физически ощутил это мягкое, теплое проникновение. Этот юноша стремительно заполнял собой его самого, неуклонно приближаясь к зияющей пустоте в полости грудной клетки. В поисках сердца, которое сейчас лежало у его ног, жестоко изуродованное.
- Нет, - коротко выдохнул мальчик с серыми глазами, понимая, что хотел сказать «да». Но не смог: слишком больно ему сейчас было. Он просто не хотел снова почувствовать собственное сердце. Без него лучше. Просто никак.
- А я хочу, - юноша сделал шаг вперед, замирая возле разбитой куклы. Секунду помедлил, а затем опустился на корточки, кончиками пальцев касаясь фарфоровой красавицы. Того, что от нее осталось: кружева платья, нежной матовой кожи…
- Не трогай ее!!! – мальчик с серыми глазами резко подался вперед, ударив юношу по руке. А тот, в ответ, неожиданно приблизился к нему и, коснувшись губами его губ, прошептал:
- Пойми: ей уже не больно. А мне – да.
Мальчик замер, чувствуя, как что-то яростными толчками разбивает его грудь изнутри. Что это?
Но никто не ответил. Только он продолжал тихо, но жарко дышать ему в губы, а потом снова их коснулся – легко и предельно нежно – и практически беззвучно спросил:
- Хочешь, я стану твоей куклой?
Мальчик замер, не дыша. Только губы ловили приятное тепло и сладость поцелуя. Замершие на тонкой коже в ожидании ответа.
- Нет, - снова повторился он. Но теперь это короткое слово имело другой смысл: - Я не хочу, чтобы ты был моей куклой. Я хочу, чтобы ты был моим другом.
- Всего лишь? – грустная улыбка украсила красивые губы юноши.
- Нет, - он никогда прежде не говорил этого слова. И никогда прежде не видел, чтобы кто-то так радовался, его услышав. Потому что эти три буквы смогли изменить сразу две судьбы, сплетая их в одну.