Импровизация по мотивам романа "Инкуб"
Однажды ведомый любопытством, я заглянул в края, где родилась моя любимая матушка.
Стоило ступить на земли семейства де Линь, как навстречу мне попался сухонький старичок, который гулял в сопровождении пары огромных псин. Вычурный зелёный наряд и голая макушка, окружённая венчиком редких белых волос, придавали ему трогательно-беззащитный вид. "Молодой человек, могу я чем-нибудь помочь вам? – проговорил он, подслеповато щурясь в мою сторону.
Спрыгнув с коня, я снял шляпу и со всей возможной учтивостью поклонился престарелому сеньору. "Сударь, буду премного благодарен, если вы не сочтёте за труд и подскажете, как найти фамильное гнездо барона де Линь..."
Не успел я договорить, как старик с невнятным возгласом качнулся в мою сторону – словно одуванчик под порывом ветра – и в следующее мгновение я оказался в его объятиях. Вопреки ожиданиям, они оказались крепкими, как сталь.
"Господин барон... дедушка!" – воскликнул я, чувствуя себя довольно неловко. По ряду не зависящих от нас причин, это была наша первая встреча.
"Эвальд!.. У тебя глаза моей дорогой Адель!" – взволнованно проговорил престарелый сеньор, жадно вглядываясь в моё лицо. – Как только пришло письмо от твоей матери, я ждал тебя со дня на день и вот наконец-то ты дома. – Утирая глаза, он потянул меня за собой. – Идём же, мой мальчик! Все уже в сборе и ждут только нас".
И правда, даже не знаю, как небольшой старинный замок сумел вместить в себя такую прорву народа.
Процедура представления основательно затянулась. Нужно было видеть, с каким любопытством глядели на меня многочисленные родственники и знакомые семейства де Линь, а затем старались выпытать подробности жизни в загадочном для них Ночном королевстве. Как мог я отшучивался, говоря, что мы живём точно так же, как и они. Мол, ничего особенного у нас не происходит. Как все остальные мы трудимся в поте лица, чтобы заработать себе на хлеб, а если повезёт, то ещё и на бутылку хорошего вина.
Уклончивые ответы не помогли. За обедом гостей прорвало, несмотря на старания дедушки увести разговор от острой темы. Вскоре народ распоясался, и вопросы приобрели нагловатый оттенок, хотя открыто никто не переступал границу дозволенного. Но это до поры до времени. Поневоле пришлось взять ситуацию в свои руки и недвусмысленно напомнить с кем они имеют дело. Для этого было достаточно встать из-за стола и от души улыбнуться.
На какое–то время гости онемели при виде признака принадлежности к племени моего отца и некоторые из мужчин, кто похрабрей, потянулись к оружию. Но накал страстей сбил дедушка, и за столом вновь воцарилось веселье. Правда, должен заметить, что с изрядной долей принуждённости. Гости не сразу отошли от моего эпатажа.
Особенно пугливо вели себя молодые девицы, которые то и дело опасливо косились в мою сторону. Я с трудом удерживался от смеха, глядя на их вытаращенные глаза и приоткрытые рты. Тем не менее, на моём лице не дрогнул ни единый мускул. Мамина дрессура. При каждом удобном случае она неустанно вдалбливала в мою несчастную голову, что наследник... не важно чей, скажем, своего отца. Так вот этот чёртов наследник своего отца должен всегда помнить о массе всяких глупостей, включая светские приличия.
Видя неподдельное огорчение дедушки, после обеда я извинился перед ним и сказал, что не задержусь, если его смущает моё присутствие. Ведь я не виноват, что я тот, кто я есть.
Кажется, я слегка погорячился и был не слишком тактичен. Старик так разволновался, что я с трудом его успокоил. Пришлось дать слово, что я не уеду тайком и погощу если не месяц, то, по крайней мере, две недели уж совершенно точно. В общем, сам дурак, нечего без нужды демонстрировать своё отличие от людей. Да и родители предупреждали, чтобы я не делал глупостей, настраивая людей против себя.
Вопреки ожиданиям гости почему-то не разбежались. По-моему, их стало даже больше. Причём настолько, что не было никакой возможности запомнить все имена.
Ради дедушки я постарался исправить испорченное первое впечатление и пустил в ход всё имеющееся обаяние, а его у нашего племени море разливанное. Я был любезен и учтив до тошноты. Естественно, такая политика принесла свои плоды, даже с избытком. Вскоре я уже не искал общества, а скрывался от новоявленных друзей и подруг, не дающих мне прохода.
В общем, две недели промелькнули в каком-то суматошном угаре. Слава милосердному Господу, я без особых потерь выдержал испытание людской дружбой. И всё же, невзирая на умоляющие взгляды дедушки, как только подошёл заранее оговорённый срок, я собрал волю в кулак и сказал со всей решительностью: «Простите, сеньор, но ни дня больше! Когда вокруг столько двуногой пищи, соблазн чрезвычайно велик. Вы же не хотите, чтобы о вашем внуке осталась недобрая память?» Под давлением этого неоспоримого аргумента дедушка был вынужден согласиться с моим отъездом, и я засобирался домой.
Не скажу, что это решение далось мне легко. Как бы то ни было, но я очень привязался к старому барону, – ведь старик любил меня совершенно искренне. В его глазах я всегда оставался родным внуком, приезда которого он ждал долгие годы и уже не надеялся увидеть. Я знаю это совершенно точно. А вот откуда идёт моя уверенность – это секрет.
Сборы были недолгими. Я не хотел, чтобы за мной увязались почитатели, и уехал на заре, попрощавшись лишь с дедушкой. Он держался бодрячком и всё равно я уезжал с тяжёлым сердцем. Под конец он обнял меня и, не выдержав, заплакал. Чёрт возьми! Я сам с трудом удерживался от слёз, понимая, что вижу его в последний раз.
Несмотря на расстройство, я не сразу покинул Эдайн. Было невозможно уехать, не совершив паломничество к могиле знаменитых любовников – Менестрелю и Даме, слава о которых гремела по всей Ойкумене. А прославились они благодаря волшебным сказкам о любви. Ни одно порядочное застолье не обходилось без баллад Менестреля, ни одна библиотека не могла считаться таковой, если у неё не было сборника сочинений мадам де Ториньи.
Каюсь, что тоже грешен. В своё время я под завязку начитался их романтической дребедени. Хотя, что уж кривить душой? Каждый кто хоть однажды соприкоснулся с творчеством знаменитой парочки, навек становится их горячим почитателем.
Много сочиняли и о самих Менестреле и Даме, как правило, об истории их всепоглощающей любви. На мой взгляд, это обычная мелодраматическая история, встречающаяся сплошь и рядом. Лишь выдающиеся личности героев придавали ей такую необычайную значимость.
Но прославились Менестрель и Дама не только своими сочинениями. Досужая молва приписывала им ещё кое-что. В народе бытовало поверье, что они помогают встретить свою любовь. Вот так, ни больше ни меньше.
Само собой, я был полон скептицизма, но в душе как последний дурак надеялся на чудо. Дело в том, что окружающие похвалялись этим загадочным чувством, нападающим на них с регулярностью сезонной лихорадки, но меня любовь обходила стороной.
Конечно, у меня были связи с женщинами, но ни одна из них не сумела затронуть моё сердце. Терзаемый сомнениями, я уж начал подумывать, а вдруг изъян кроется во мне и это я не способен любить?
***
Путь был неблизкий, и солнце уже близилось к закату, когда я добрался до небольшой деревеньки. Около церкви нашёлся добрый самаритянин, который рассказал, как найти могилу Трубадура и Дамы. Руководствуясь его подробными указаниями, я поднялся на пологий холм. Петляющая тропа, заросшая по краям вьющимися розовыми кустами, привела меня туда, где рос гигантский каменный дуб.
Чёрт возьми! Какое чудесное местечко! Открытое всем ветрам и солнцу оно призывало не скорбеть, а дышать полной грудью и петь от счастья. Я сам не отказался бы однажды здесь упокоиться. Впрочем, это не к спеху, сначала нужно сделать то, зачем я сюда явился.
Благодаря не зарастающей народной тропе долго искать не пришлось.
Вязь стихотворных строк на беломраморной плите тонула в море цветов от восторженных поклонников и маленьких подарков от влюблённых, которые, по словам всё того же доброго самаритянина, взяли моду свершать паломничество к их могиле и клясться здесь друг другу в вечной любви перед расставанием.
Я смахнул с плиты выцветшее барахло и букеты различной степени увядания, а затем прочитал надпись-посвящение на староэдайнском, сочинённую мадам де Ториньи.
В рифмованных строчках было столько искренней любви, что по моей спине пробежали мурашки. Раньше я не встречал этого стихотворения.
Поклонившись праху неразлучников, я смиренно повинился: "Простите, Менестрель и Дама! Не судите строго дурака, ещё не знающего счастья любви".
На сердце легла грусть. Я присел на корточки и начал перебирать груду любовных записочек, ещё не испорченных непогодой, гадая, что внутри, а затем настолько увлёкся процессом уборки, что не заметил, как подступили сумерки.
Почему-то колеблясь, я всё не мог расстаться со знаменитым трубадуром и его возлюбленной, хотя всё возможное уже было сделано. Мраморная плита снова блестела как новенькая и записочки, сложенные рядом с ней аккуратными рядками больше не закрывали чудесную вязь стихов.
Перед тем как сжечь мусор, я не выдержал. Конечно, не хорошо, но хотя бы в награду за свои труды можно глянуть, о чём просит народ? Я наугад развернул одну из ветхих записочек, перевязанную выцветшей ленточкой, в которой с трудом угадывался изначальный цвет. Уверен, что поначалу она была не розовой, а ярко красной, – цвета истекающего кровью сердца.
"Ларри, поверь! Я так люблю тебя, что ради нашего счастья готова продать душу дьяволу. Прости меня, Господи! Прошу, не уезжай, любимый! Твоя Мария".
Почему-то бесхитростные строки, выведенные старательным полудетским почерком, растрогали меня до глубины души. Я почувствовал, что к горлу подступил ком, а на глаза упорно наворачиваются слёзы. Чёрт возьми! Я завидовал неведомому Ларри!
После лихорадочных поисков нашлась ещё одна записочка, написанная тем же почерком. "Где ты, Ларри? Вчера я проплакала целый день, пока папенька не пригрозил меня выпороть. Ведь уже прошла целая вечность, а тебя всё нет! Вернись, любимый! Твоя Мария".
Растроганный до глубины души, я был в таком состоянии, что сам убил бы эту сволочь Ларри, попадись он мне сейчас. Как смеет этот идиот медлить с возвращением, когда его так любят и ждут?
Внезапно чьи-то тонкие пальчики вырвали записку из моих рук.
– Как вам не стыдно, сударь? Не смейте читать чужие послания! – раздался возмущённый девичий голос, звенящий от неподдельного возмущения.
– Почему? – поинтересовался я и, обернувшись, утонул в чистых озёрах самых красивых глаз, что когда-либо видел в своей ещё не слишком длинной жизни.
Беглый взгляд показал, что их обладательница не только хороша собой, но и настоящая леди.
– П-понимате, сударь, если прочитать, то влюбленные никогда не встретятся... – пролепетала ошарашенная девушка, и я в который уже раз пожалел, что унаследовал от матери её потрясающую красоту, которая не даёт проявиться присущей мне галантности в общении с прекрасным полом. Как это ни прискорбно. Не успеваю я развернуться, как выясняется, что плод уже созрел и в ухаживании больше нет нужды.
К счастью, добыча оказалась не из лёгких. Девушка быстро оправилась от потрясения, вызванного лицезрением моей физиономии, и с надменным видом вздёрнула носик. Ах ты, моя прелесть! Уже за одно это я готов тебя полюбить!
– Как печально! – Я поклонился и, немного смешавшись под строгим взглядом, пробормотал: – Простите, милая девушка, я этого не знал.
Видя моё смущение, красавица приободрилась и, презрительно фыркнув, перешла в наступление:
– Я вас не знаю! Немедленно отвечайте, кто вы такой и что здесь делаете?
– Вы знаете всех паломников, идущих к этой могиле? – спросил я, не зная умиляться ли храбрости наивной дурочки или презирать её за глупость.
– Да, знаю! Перед тем как придти сюда, они обязательно заходят в церковь и молятся. Ведь это грех, просить о помощи язычников.
"Ясно. Наверно, это дочка местного викария", – подумал я, зачарованно глядя на девушку и при этом чувствуя, что из меня одновременно с досадой просто хлещет идиотское умиление.
Чтобы хоть немного прийти в себя, я закрыл глаза и потряс головой. «О чёрт! Действительно, что это я делаю?» – растерялся я, удивляясь собственной реакции на обычную человеческую девчонку.
– Разве вы не знаете? Конечно же, жду вас! – вдруг вырвалось у меня в ответ на вопросительный взгляд девушки.
– Что?! – опешила она.
Воспользовавшись её замешательством, я взял нежное личико в ладони и без лишних слов приник к манящим губам.
У них оказался чудесный привкус спелой земляники. «Интересно, это настоящая ягода или какие-нибудь косметические ухищрения?» – подумал я, но тут же этот дурацкий вопрос улетучился из моей головы. Я был пьян без вина и хотел, чтобы сказка длилась вечно. Но, увы!
После хлёсткого удара из моей груди вырвался невольный вздох.
Какая всё же гадость светские приличия! Я же вижу, что пришёлся по нраву моей красавице.
– Сударь! Позвольте узнать, что вы делаете? – возмутилась девушка.
Ну, вот! Начинается!
– Пока ничего особенного. – С показным расстройством я приложил руку к груди и со всей галантностью поклонился. – Всего лишь ни за что, ни про что получаю пощёчины от той, что украла моё сердце.
– Да как вы смеете! – кипятилась моя красавица с непритворным негодованием. – Просто не знаю, что я сейчас сделаю!.. Вот возьму и пожалуюсь папеньке!
– Мой ангел, не нужно папеньки! – взмолился я и вкрадчиво добавил: – Поверь, он здесь совершенно лишний.
– Что?.. Что вы возомнили о себе, сударь?.. С чего вы взяли, что ваша смазливая физиономия хоть на минутку привлечёт меня! Я уже ненавижу вас, самонадеянный болван! – выпалила рассерженная девушка.
– Неужели?
– Да!
– Может, проверим? Лично мне понравилось, как ты целуешься.
– Я?.. Я вас целовала?.. Лгун! И не смейте мне тыкать!
– Простите, это у нас с отцом фамильное, – повинился я в своей предосудительной фамильярности и тут заметил, что моя красавица ругаться ругается, но даже не подумала сдвинуться с места.
О, это признак, говорящий о многом!
«Кажется, мы всё же поладим!» – обрадовался я и пустил в ход смирительные поцелуи, поскольку с детства не люблю затянувшиеся выговоры. Девушка брыкалась, но не очень сильно и я возликовал.
Увы, радость оказалась преждевременной. Видимо, дело подпортила моя сияющая физиономия. Она поспешно отстранилась, и на её глазах появились слёзы, и моё сердце дало перебой.
– Сударь, я не давала вам повода думать обо мне как о гулящей девице!
– Ну конечно нет, моя прелесть! – воскликнул я, чувствуя некоторую досаду.
Вот ведь маленькая лицемерка! Интересно, если в её понятии целоваться с незнакомцем, значит, не давать ему повода, тогда не знаю, что и думать.
– Убирайтесь вон! – топнула девушка ножкой и схватилась за завязки шляпки, которая под моим напором сползла ей на затылок.
– О нет! – взмолился я и, немного подумав, опустился на колени. Кстати, давно отработанный трюк, приносящий стопроцентный успех у слабой половины. – Дорогая, не прогоняйте меня, если не хотите, чтобы я умер от любви!
И всё же девица порядочная шельма! Её слезы мгновенно исчезли, и она проговорила, не скрывая ехидной улыбки.
– Сударь! Вы даже не знаете моего имени, а уже признаётесь в любви!
– В чём проблема? Давайте исправим это досадное упущение.
– Зачем? – Девушка хитро прищурилась. – Неужели хотите воспользоваться случаем и начертать записочку с просьбой о любви?
Я пожал плечами.
– Почему бы и нет? Если это поможет, я готов начертать миллион записок с просьбой о вашей любви.
– Мне что за дело? Пишите, если хотите, но это глупо по отношению к человеку, которого вы видите в первый и последний раз.
Ах ты, самодовольный котёнок! А вот здесь ты здорово ошибаешься.
– Мой ангел! Почему ты решила, что мы расстаёмся? – проговорил я, удивлённо приподнимая брови.
– Что?!..
Наконец-то, в моей собеседнице сработало чувство самосохранения, и она пустилась наутёк.
Поздно, моя любовь! Давно пора понять, что это не дело – оставаться наедине с мужчиной в подступающих сумерках и тем более целоваться.
Свистнув Буяну, я вскочил в седло и на полном скаку подхватил беглянку.
– Негодяй! Пустите немедленно!..
Ну уж нет! Стараясь не слишком сильно прижимать к себе драгоценную ношу, я сорвал цветущую ветку дерева и, вернувшись, бросил её на могильную плиту.
"Спасибо за бесценный подарок, Менестрель и Дама! Я уж боялся, что уеду от вас с пустыми руками, – мысленно воскликнул я. – Вечной вам любви и покоя, друзья!"
Неожиданно зазвенел призрачный смех и мне почудились два силуэта, держащиеся за руки.
"Как это жестоко, молодой человек! Чего нам совсем не нужно, так это вечного покоя!"
В женском голосе прозвучала затаённая надежда на чудо, и я смутился. Кажется, призраки знали, кто я такой.
"Увы! При всём желании я не смогу вам помочь".
Чёрт! Матушка спустит с меня шкуру, а отец поможет, если я снова ударюсь в некромантию.
"Иветта, не смущай юношу. Не беспокойтесь, сударь! Мы счастливы и этого вполне достаточно", – отозвался мужской голос. Но прозвучавшая в нём тоска непоседливого бродяги по привычным для него странствиям, нашла живейший отклик в моей душе, – ведь по натуре я тоже далеко не домосед.
Вот тогда, поддавшись порыву, я сделал то, за что родичи будут пилить меня до скончания моих дней. Ну и ладно. За свою так называемую непомерную гордыню я и так получаю постоянные выволочки. Особенно обидно, когда они перепадают мне от отца. Уж кто бы говорил! В плане гордыни я на его фоне сущий младенец. Если верить его рассказу, то из-за этой самой гордыни он отказался пойти на службу к сверхъестественному существу, которое, по его намёкам, могущественней, чем создатель нашей Вселенной.
Признаться, в душе я не чувствовал ни малейшего раскаяния за свой проступок. В конце концов, почему богам можно, а мне нельзя? Эта несправедливость возмущает меня с самого раннего детства. Временами мне кажется, что я ловлю их насмешливый взгляд и это безмерно злит. Как смеют они без моего ведома распоряжаться моей жизнью?
Смешно, да? Мне тоже. В душе я убеждён, что могущественным существам совершенно нет дела до моего дурацкого протеста, и это особенно удручает. И всё же берегитесь, насмешники-боги! Я вам не жалкая марионетка! Не знаю как, но я сумею подпортить вам игру.
Привстав на стременах, я помахал Менестрелю и Даме, утративших свою загробную призрачность, и вовремя успел перехватить руки девушки, вознамерившейся подпортить мою физиономию.
– О, боже! Зачем ты это сделал, мерзкий колдун? – возмущённо воскликнула она.
– Ах, моё сердце! Неужели не ясно? Хочу, чтобы они были рядом с нами и сочинили новую прекрасную сказку о любви, – я заглянул в растерянное личико девушки. – Ну как, Мария? Мы им в этом поможем?
S. Safo
Санкт-Петербург 02.10.2010г. (в редакции от 14.11.20013г.).