Насмотревшись фильмов о прогрессивных руководителях и начитавшись пропагандисткой литературы Николай хотел стать таким же, как эти кино -литературные герои. Поэтому после успешного окончания института он отверг предложения продолжить учебу в аспирантуре. Ему не терпелось окунуться в живую работу.
- Там то я себя проявлю, - думал Николай, - покажу, как надо работать. А то, что это за урожай, 15-25 центнеров хлопка-сырца с гектара. У меня будет не меньше сорока-пятидесяти. Комплексная механизация работ, научная организация труда, использование передовой агротехники. Все применю. Заживут люди другой полнокровной жизнью.
Еще относительно молодой, но уже обрюзгший, начальник районного управления сельского хозяйства, куда по направлению прибыл Николай, мрачно ознакомился с его документами.
- Как-нибудь доберешься на перекладных до колхоза, он в километрах тридцати отсюда. Покажешь свое направление председателю. Там решите, что и как.
Николай долго дожидался председателя в замызганной грязью конторе. От нечего делать несколько раз перечитал информацию на небольшом стенде в коридоре. Различные приказы, список активистов колхоза, сводки, планы, медицинские памятки предупреждения заразных болезней и прочую дребедень. Председателем оказался небольшого роста, около пятидесяти лет слегка полноватый мужичок.
- Так…, протянул он, ознакомившись с направлением, - а ты парень женат, или как?
- Нет, а какое это имеет отношение к делу?
- Самое прямое. Если не женат, ты мне тут всех девок в колхозе перепортишь.
- Почему так считаете? Я что похож на развратника?
- Не знаю, кто на кого похож, но только если, глотнешь малость, так сразу на баб и потянет. Сам не поймешь, что, как, откуда, что случилось, что получилось. Мне скандалы не нужны. Женись, тогда нет вопросов, будешь работать у меня агрономом.
- Но у меня к вам направление. Я в колхозе хочу работать. Невозможно вот так сразу жениться.
- Все парень. Это твое дело, жениться, не жениться. Короче, неженатые мне не нужны. Так и скажи начальнику управления. Не хочет, мол, иметь скандалы на женской почве.
Начальник управления молча выслушал сообщение Николая о неудачной попытке трудоустройства.
– Не берет, значит…. Может тебе и впрямь жениться. В общем, ладно. Зайдешь денька через два. Может к тому времени что-то и решится.
Надежды Николая об успешной работе на производстве начали давать сбой. Через два дня начальник управления, озабоченно нахмурив лоб, и постукивая карандашом по столу, посоветовал не торопиться с трудоустройством.
- Пока ничего не удалось решить. Не могу неволить председателя. Мы работаем над вопросом. Зайди денька через два-три.
Лишь на двадцатый день Николаю предложили должность старшего агронома управления. Других вариантов не было, пришлось согласиться.
В гостиничном номере, где временно разместился Николай, постоянно сменялись жильцы. По преимуществу это были геологи или командированные из столицы различные чиновники. Геологи устраивали вечерами шумные застолья, опустошали по бутылке, а то и по две на брата. Вели интересные разговоры, спорили, доказывали, играли на гитаре. Николай быстро сошелся с ними. Это были в принципе свои в доску ребята. Обветренные, мужественные, загорелые, они жили своей особой романтической жизнью. Николай хотя и сидел за столом с геологами, но поднимал с ними рюмку больше для приличия. Уговоры выпить до дна на него не действовали. Он ежедневно по два часа занимался гантельной гимнастикой и крепко укрепился во мнении о несовместимости спорта со спиртными напитками и курением.
Горничная, убирала поутру, урожай пустых бутылок. Удивлялась – «Это, какое здоровье надо иметь, чтобы столько вылакать». Впрочем, удивление ее было притворным. Регулярная сдача стеклотары обеспечивала ей небольшой прибыток.
Колхозы находились на приличном расстоянии друг от друга. Приходилось использовать попутный транспорт, пешком обходить поля. Недостатков была масса. Председатели колхозов разводили руками, нет рабочей силы, нет специалистов, нет техники, материалов, агрохимикатов. Но и там, где можно было устранить недочеты, чаще всего бойкотировали рекомендации Николая. Требовательность и принципиальность молодого агронома раздражала их, в большинстве своем, немолодых, много повидавших в жизни людей, вносила нервозность в сложившийся быт, взгляды и традиции. К тому же, кем был для них, этот передвигающийся пешком, без каких-либо властных полномочий, юноша. Никем. Пятым колесом в телеге. Вот если прикатил бы он при солидной должности на легковушке с личным водителем, тогда другое дело. К такой оценке людей их приучила система построения самой жизни. Во всем остальном это были приветливые, хлебосольные, с большой долей юмора хозяйственники.
Николай заходил в кабинет председателей, требовал исправить положение.
– Разве не видно, что на выделенных под обработку авиацией полях, не то, что самолету, трактору развернуться трудно. Там же, где может и должна работать авиация, у Вас работают трактора.
Некоторые председатели грубили:
- Это не твое дело, какие поля и, под что мы выделяем. Без твоих советов обойдемся. Сами знаем, что и как. Недавно появился и уже командовать. У нас такие долго не задерживаются. Начитался всяких книжек на нашу голову, умник.
Другие отвечали помягче.
- Наверно произошла путаница. Мы разберемся с этим и примем меры.
Николай аккуратно составлял докладные начальству об обнаруженных недостатках. Отдельных председателей вызывали и мягко журили. Но практически ничего не менялось. Колесо жизни катилось по старой наезженной колее.
Самым интересным был порядок взаимоотношений начальства с подчиненными. Любое поручение, в том числе заведомо невыполнимое, бралось под козырек, и не просто бралось, а бралось с рвением. Подчиненные всем своим поведением показывали, что не только какие-то там поручения, но если нужно, то и орехи готовы задницей колоть, и землю носом рыть. Николай вначале не понимал такого поведения. Тем более, что невыполнимые поручения естественно не выполнялись. Выполнимые тоже не всегда. Обыкновенно все кончалось тем, что начальство периодически устраивало подчиненным разнос. Смиренно опустив голову, и каясь в мнимых и действительных грехах, те, в свою очередь, едва ли не клятвенно, давали новые обещания выполнить, какие угодно, поручения. Такая тактика приносила успех, поскольку позволяла успешно гасить напускной гнев начальства. По истечении некоторого времени описанная картина повторялась вновь с небольшими вариациями. Разнос - признание вины - клятвенные обещания. Это напоминало комедию, в которой каждая сторона прекрасно знала отведенную ей роль. Словом афоризм: «Жизнь – это игра, и люди в ней артисты» как нельзя лучше соответствовал иерархическим взаимоотношениям людей в районе.
- А чего Вы соглашаетесь выполнять задания, которые не зависят от Вас, - спрашивал Николай у некоторых, получивших нагоняй, комедиантов.
– А ты попробуй сказать нет, - отвечали ему, - и сразу станешь неугодным. Сразу возникнут ненужные проблемы. Вот и говорим – да. Так, по крайней мере, и начальству, и нам спокойнее. Оно тоже знает, что мы можем, что не можем. Начальство для того и начальство, чтобы подчиненных поругивать.
Агрономы управления, с которыми Николаю приходилось иногда выезжать в инспекционные поездки, предпочитали провести время за дестарханом (обеденная скатерть), чем влиять на положение дел в колхозах.
– Сначала отдохнем, потом за работу - говорили они Николаю - Руководители колхоза и без нас знают свои недостатки, так что нечего капать им на мозги. Мы здесь просто для порядка. Нас послали, вот мы и приехали. Немножко поработать, немножко отдохнуть.
По заведенной традиции отдых организовывал один из бригадиров или специалистов колхоза. Лежа на мягких коврах и опираясь локтем на подушки, пили душистый чай и вели неспешные разговоры в ожидании шурпы или плова. Горячее употребляли чаще всего с водкой, разливая ее по пиалам.
- А ты чего не пьешь, - спросила однажды Николая одна из активисток колхоза, лет за тридцать, весьма эмансипированная женщина. Она, как и остальные мужчины, тоже возлежала на подушках и пила с ними на равных, почти не пьянея.
- Мне нельзя. Я гантельной гимнастикой занимаюсь.
- А что это такое?
- Это когда, поднимают тяжелые вещи и прыгают с ними, - пояснил ей один из мужчин.
- Вот, дурак, нашел, чем заниматься. Лучше бы уж нами, женщинами занимался, - сказала активистка, под дружный хохот окружающих.
Наутро агрономы управления быстренько объезжали на выделенном для них транспорте колхозные поля. Бегло осматривали их, давали для порядка советы, составляли и подписывали бумаги о состоянии дел, затем вновь располагались на подушках в ожидании очередного застолья. Польза от них для колхозов была в принципе нулевой.
Чтобы, иметь хоть какой-то транспорт Николай решил купить велосипед. В магазинах района, они отсутствовали, но по слухам были в Нукусе (столица Каракалпакии). От района до Нукуса было примерно 60 - 65 километров. Поразмыслив, Николай решил, что не такое уж это большое расстояние, чтобы не вернуться из Нукуса в район на велосипеде.
Значительная часть пути в Нукус пролегала по грунтовым дорогам. К тому же из-за отсутствия прямого сообщения пришлось пересаживаться с одного междугородного автобуса на другой и вдобавок пересечь на пароме Амударью. В результате в Нукус удалось попасть только к вечеру. К счастью до закрытия универмага оставалось еще пятнадцать минут.
Молоденькая продавщица, оформляя покупку, пошутила – Слушай, молодой, красивый. Может, меня до дома довезешь. Я тут недалеко живу.
- Такую, как ты красавицу, не на велосипеде, на Волге возить надо, - отшутился Николай.
- А я не привередливая, могу и на велосипеде, - улыбнулась продавщица.
Нужно было торопиться, последний паром отплывал в семь вечера. Николай усердно нажимал на педали. Как оказалось, не зря. Сесть на паром удалось перед самым его отплытием. После пересечения Амударьи предстояло доехать до узбекского города Ходжейли, затем еще 35 -40 километров до района.
Безлунная ночь быстро вступила в свои права, украсив яркими звездами южный небосвод. После Ходжейли асфальтированная дорога сменилась грунтовой. Неизмеримо далекие светила едва освещали ее. Приходилось, напрягая зрение всматриваться в дорогу, чтобы не сбиться с пути, тем более, что дорожная колея то расходилась по разным направлениям, то сливалась в одно целое. С правой и левой стороны дороги местами чернели заросли гребенщика. Эти суровые растения пустынной зоны и изредка встречающиеся полуразрушенные глинобитные строения подчеркивали строгое молчание огромного мусульманского кладбища, через которое пролегала дорога.
Мысли Николая, целиком занятые задачей не сбиться с пути, неожиданно прервались свирепым лаем выкатившейся из-за зарослей гребенщика, своры среднеазиатских овчарок - алабаев. Атака псов была настолько стремительной и неожиданной, что повергла Николая в настоящую панику. Страх быть растерзанным, заставил его гнать изо всей силы велосипед. Тщетно. Зубы псов лязгали почти у самых ног. Еще мгновение, понял Николай, и точно схватят, полоснут зубами. Это опасно. Нужно остановиться.
В прыжке Николай слетел с седла. Присел. Выставил перед алабаями для защиты велосипед. Ощутив себя почти таким же, как они зверем, стал их по черному материть. Сгрудившиеся в одну кучу псы, злобно рыча, били хвостами по дорожной пыли. Легкая, как паутина, пыль медленно вздымалась под звездным небом. Навсегда запомнилась Николаю эта картина. Страх с одновременной готовностью бороться до последнего за жизнь – вот те основные чувства, которые он ощутил в эти минуты. Наверное и пещерный человек испытывал те же самые чувства при столкновении с дикими зверями. Ярким факелом засияла в инстинктивном поведении Николая первобытная юность канувших в лету эпох.
Странно, но велосипед явился хорошей защитой от одичалых собак. Для них, кладбищенских псов, это устройство, выглядело серьезным препятствием. Во всяком случае, никто из алабаев не делал попытки обойти человека сзади и атаковать со стороны спины. Держа перед собой велосипед, медленно, продолжая материться, и передвигаясь на корточках, Николай отодвигался от псов дальше и дальше. Такая тактика возымела успех, псы стали понемногу отставать. Однако стоило сесть на велосипед, как собачья свора вновь дружно устремлялась в погоню. Наученный опытом Николай сначала крутил педали во всю мощь, когда же собачьи клыки оказывались в опасной близости у ног, спрыгивал с седла и, выставив перед собой велосипед, повторял прежнюю тактику перебранки с псами. После шести-семи таких приемов алабаи отстали от него.
Николай огляделся. Под бесстрастным сиянием звездной ночи угадывалась лишь едва заметная тропинка. Дорога исчезла. Теперь ночного путника торжественно и молчаливо окружали могильные холмы с лестницами для восхождения душ мертвых, куполообразные усыпальницы, мазары. Легкий ветерок колыхал обрывки похоронных тканей на установленных в торцах могил шестах.
- Влип, подумал Николай, - драпал, как последний дурак, и сбился с дороги. Надо же, черт возьми. Теперь придется возвращаться к той же своре псов. Иначе не найти дорогу. Не оставаться же до утра в этом царстве мертвых.
Тропинка вывела Николая к недружественным алабаям. Снова началась яростная перебранка человека с одичалым зверьем. Но в отличие от первого, панического бегства, Николай уходил от псов с умом, не теряя из виду дороги. Да и псы, видимо, чувствовали отсутствие былого страха у ночного странника. Во всяком случае, теперь они преследовали Николая с меньшим остервенением. - Еще две- три такие встречи с Вами, - подумал Николай, - и Вы у меня станете ручные.
Часам к двенадцати ночи, измочаленный долгой дорогой и полученными стрессовыми впечатлениями, Николай подъехал к протекающей возле поселка речке. Нетерпеливо скинул с себя одежду, кинулся в воду. Короткое купание приятно освежило и взбодрило разгоряченное тело.
–Повезло, - думал Николай. Проехать столько километров и не наткнуться на ржавый гвоздь или колючку. Случись прокол шины, пришлось бы точно дожидаться рассвета, чтобы залатать камеру. Хорошо, что такое не произошло на кладбище или возле обиталища кладбищенских псов.
В гостиничном номере сон мгновенно сморил Николая. Спал долго. Проснулся на другой день, в районе двух-трех часов дня.
Вновь, уже на велосипеде, Николай объезжал колхозные поля, выявлял недостатки, писал докладные. Его докладные, он это стал хорошо понимать, были по сути, гласом вопиющего в пустыне. Между тем начальство на различных совещаниях, планерках, собраниях считало своим долгом винить во всех недостатках не только руководителей хозяйств, но и специалистов управления. Никакие возражения о слабой реакции руководства на докладные во внимание не принимались. Более того, вызывали раздражение и новые обвинения в плохой работе.
Наступила хлопкоуборочная страда. По заведенной традиции высшее руководство района в лице первого секретаря райкома партии созвало в начале октября совещание с участием специалистов управления. Одного за другим поднимали с места то одного, то другого специалиста и секретарь райкома говорил ему примерно следующее:
- Тебе, товарищ Мамедов, мы поручаем колхоз имени Калинина. Выезжай завтра и прими меры, чтобы к годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции колхоз выполнил план хлопкозаготовок. И вот что еще. Нужно чтобы любой ценой был выполнен также план машинного сбора хлопка-сырца. Если даже для этого хлопок ручного сбора придется пропускать через трубу хлопкоуборочного комбайна. Тебе понятна товарищ Мамедов поставленная задача. Справишься.
- Да, справлюсь, обязательно справлюсь, все силы приложу - преданно глядя в глаза, заверял секретаря райкома, Мамедов.
- Предупреждаю, пятого ноября будешь лично рапортовать мне о выполнении колхозом плана хлопкозаготовок.
- Конечно, обязательно буду рапортовать. Можете быть в этом совершенно уверены.
Очередь дошла до Николая.
– А вот и наш молодой специалист. Хорошо, очень хорошо. Докладных много пишешь, а дела не сдвигаются. Ну, теперь, надеюсь, сдвинутся. Выезжай в четвертое и пятое отделения совхоза имени Жданова и прими меры для выполнения этими отделениями плана хлопкозаготовок, включая план машинного сбора. Задача, думаю понятна. Жду тебя пятого ноября с рапортом о выполнении плана.
- Я не буду рапортовать Вам пятого ноября о выполнении плана.
….. – А…как….почему не будешь? – растерялся секретарь.
- А кто я такой. Я могу написать Вам докладную о недостатках, но приказать работникам совхоза исправить положение не могу. Это можете Вы или директор совхоза. Ставьте меня на должность начальника отделения совхоза, спрашивайте за отделение, ставьте на должность директора совхоза, спрашивайте за совхоз. Вы же хотите, чтобы за выполнение плана отвечал не тот, кто является реальным руководителем отделения или совхоза, а не имеющий никаких властных полномочий, простой агроном управления.
В возникшей паузе и внезапно повисшей в зале тишине ясно слышалось жужжание одиноко летящей мухи. Не было еще случая, чтобы кто-то стоящий на нижней перекладине иерархической лестницы осмелился в чем-то возразить первому лицу. И вдруг это делает какой-то недавно появившийся мальчишка, да еще в присутствии специалистов управления. Что там крутилось в этот момент в голове у «Первого» сказать трудно. Скорей всего желание поставить на место зарвавшегося молокососа, посмевшего посягнуть на его авторитет.
- Вы... товарищ... коммунист?
- Нет.
- Оно и видно, видно, - взъярился секретарь райкома. В общем, выполняйте, что сказано. К пятому ноября жду Вас с рапортом о выполнении плана. Не то, пеняйте на себя.
- Я уже высказал свое мнение, Рапортовать Вам пятого ноября не буду. Пусть рапортуют те, кто должен по занимаемой должности отвечать за выполнение плана.
- Хватит, надоело слушать Ваши идиотские отговорки. Если не хотите работать, так прямо и скажите. Идите и выполняйте задание. Нечего здесь анархию разводить.
Николай сразу почувствовал перемену отношения окружающих к себе. От него начали сторониться. Никто не хотел быть заподозренным в сочувствии бунтарю. Торопливо поздоровавшись, тут же уходили куда-нибудь в сторону. Если же Николай подходил к какой-нибудь группе беседующих, группа тут же распадалась. Лишь заезжие геологи плевать хотели на поднявшуюся вокруг Николая чехарду. Как и прежде они приглашали его в свою компанию, как и прежде поддерживали дружеские отношения.
Апофеозом последствий поступка Николая явился вызов к начальнику управления.
- Говорят, ты пьешь. Вот жалоба от горничной гостиницы. Каждый день она убирает за тобой пустые бутылки. Так ты можешь в алкоголика превратиться. Предупреждаю, прекращай пьянство, не позорь наше управление.
- Вы что видели меня хоть раз пьяным. Я даже не курю. Все знают, что спортом занимаюсь. В гостиничном номере не один живу. Приезжают и уезжают разные люди. Бывает, что выпивают вечерами. Остаются после них пустые бутылки. Но причем здесь я. Почему мне приписываете пьянство.
- А ты уходи, когда твои соседи по комнате пьют.
- А куда я уйду, выделите мне какое-нибудь жилье, и я уйду.
- Ну, в общем, я тебя предупредил. Будь поосторожнее с этим. Не то загремишь у нас на пятнадцать суток по пьяному делу.
Команда травли видимо была дана сверху. Образовавшийся около Николая вакуум грозил закончиться чем-то значительно худшим. Однажды в столовой, кто-то из группы подвыпивших мужиков начал швырять обглоданные кости в сторону его стола. Пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержаться, сделать вид, что не заметил, куда летят кости. Это удалось лишь потому, что ни одна из брошенных костей не попала в стол Николая или в него самого. Оброненное начальником управления предупреждение о возможных 15 сутках подтверждалось маячившими возле столовой фигурами нескольких милиционеров.
Попытки ввязать в какую-нибудь историю продолжались. Горничная написала несколько жалоб о пьянстве Николая и его недостойном поведении. На вопрос, почему она так поступает, последовало немедленное письменное заявление о нанесенных ей оскорблениях. Николай ясно понял, он тут долго так не продержится.
В военкомате сильно удивились просьбе Николая призвать на действительную военную службу. Такое встречалось нечасто. Можно сказать, вообще не встречалось.
- У тебя же военный билет. С таким документом можно и не служить. Ты что на сверхсрочную хочешь, - спрашивал офицер, вертя в руках военный билет Николая.
- Нет на действительную. Я вообще в армии не служил. У нас в институте не было военной кафедры. Хочу отдать долг Родине. Каждый мужчина обязан получить армейскую закалку.
- Но уже поздно, последняя команда призывников укомплектована и скоро будет отправлена в областной город.
- Ну и что. Доукомплектуйте команду еще одним призывником.
-А как быть с медицинской комиссией. Ты не успеешь пройти ее до отправки команды.
- Я здоровый и крепкий парень. Успею.
- Ну, тогда вперед, если успеешь. Вот тебе медицинская форма, пусть врачи сделают в ней отметки о твоей пригодности к военной службе.
Николаю понадобилось полдня, чтобы обегать медицинские кабинеты и получить требуемые резолюции.
Начальник управления с облегчением воспринял весть о призыве Николая в армию. Был немедленно подписан приказ о его увольнении и выдан расчет. Не меньшее облегчение испытал и Николай.
В областном городе команду призывников подвергли повторному медицинскому обследованию. Николая тяготила эта процедура. Приходилось стоять обнаженным перед любопытными взглядами женского медицинского персонала. Молодые девушки, не стесняясь, измеряли рост и вес молодых голых парней. Николай попытался пройти эти процедуры в плавках. Но в очередном медицинском кабинете молодая женщина- врач потребовала:
- Выйдите и зайдите, как положено, по форме.
- А что, разве нельзя в плавках.
- Много не разговаривайте, солдат. Здесь армия. Делайте что говорят.
Долго мяла, щупала. Осматривала так и этак. Заставляла вытягивать перед собой руки, попадать указательным пальцем с закрытыми глазами в кончик носа, присесть и встать на одной ноге, стукала по колену молоточком. Измучился с ней, сгорая от стыда, Николай. Женщине, по-видимому, нравилось смущение парня.
- Вы прямо, как аленький цветочек раскраснелись солдат, прикуривать от Вас можно. Перед женой тоже краснеть будете. Идите.
Через несколько дней команду призывников из областного города отправили в столицу. Здесь после нового обстоятельного медицинского обследования Николай попал во внутренние войска. Здесь, не только в карантине, но и после него, солдат гоняли по полной программе. Физическая, строевая, огневая, служебная, политическая подготовка занимали все время. Но Николаю служилось легко. Предыдущая спортивная подготовка, независимый характер и упорство – позволили ему быстро выдвинуться в число лидеров в своей роте. Строгая армейская дисциплина не тяготила Николая. Воспитанный в патриотическом духе, он сам требовал от солдат безукоризненного выполнения воинского долга.
- Чего сопли распустил, хватит ныть, - говорил Николай, - отдельным, жалующимся на тяготы военной службы, солдатам. – Не позорь звание советского воина. Здесь тебя три раза в день кормят, заставляют заниматься физическими упражнениями, бегать, прыгать, стрелять. Вон какую ряху отъел, двумя половинками кирпича не закроешь. Тут тебе фактически курорт, санаторий, а ты – надоело, скорей бы дембель, дембель. Смотреть противно, не мужик, а баба.
- Ты мне политику не толкай, она и без тебя мне осточертела - отвечали Николаю некоторые нытики. На хрен сдался… мне такой курорт, санаторий. Тебе после института год служить, а нам три года тянуть. Нечего себя с нами сравнивать.
Здесь в армии, ни до того, ни после не встречал Николай столько изломанных судеб, столько человеческих трагедий, какие довелось ему увидеть за один год службы. Этапирование заключенных, охрана обвиняемых при рассмотрении уголовных дел верховным судом, прием-сдача помилованных и приговоренных к высшей мере, показали ему насколько хрупко благополучие любого человека. Каких только не наслышался тогда Николай мрачных историй, повергших самого различного возраста людей в пучину физических и душевных страданий. Радость помилованных и невыразимая скорбь в глазах обреченных навсегда сохранились в его памяти, как напоминание о необходимости дорожить каждым днем, каждым мгновением своей жизни.
Что, какая сила, чья злая воля выбросила этих несчастных людей на обочину, за пределы самой жизни? Какие роковые обстоятельства ввергли их в мрачный огонь неволи? Получалось так, что все происходило, как бы по задуманному сценарию. Затуманенный спиртным здравый смысл не мог справиться со взрывом эмоций. И происходило то, что происходило. Здесь, на примере исковерканных судеб людей, Николай воочию убедился в справедливости поговорки, что нельзя зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы.
В конвойной роте, где служил Николай, не всем нравилось его независимое поведение. Он держался особняком, не входил ни в какие группировки, жестко и бескомпромиссно пресекал попытки дедов поменяться с молодыми солдатами обмундированием. Вести себя таким образом ему помогал предыдущий жизненный опыт. Солдаты чувствовали и инстинктивно уважали внутреннюю силу духа Николая. Дедовщины, как таковой, практически не было, лишь иногда проявлялись отдельные элементы конфликтных взаимоотношений дедов с первогодками.
Нельзя сказать, что не было попыток посягнуть на авторитет Николая. Попытки были. Одна из наиболее запомнившихся, произошла на стрельбище.
Часть отстрелявшихся солдат, среди которых был и Николай, расположилась на пустыре, в стороне от стрельбища. Довольно крепкий, хорошо сложенный парень, как бы шутя, ткнул Николая кулаком в бок. Николай не среагировал. Парень, проходя мимо, еще раз ткнул его бок. Опять Николай не среагировал. Но когда это повторилось в третий раз, Николай понял –это вызов, и этот вызов надо принимать.
- Ты что, боксоваться хочешь, - задал он парню вопрос.
- Да хочу боксоваться.
- Значит, ты выбираешь бокс.
- Да, выбираю бокс.
Николай сознательно тянул время. Требовалось психологически настроиться к предстоящему бою. Оценивающе посмотрел на задиру. Перед ним стоял достаточно уверенный в себе бычок. Проиграть схватку – значит потерять авторитет, лишиться репутации лидера. Этого нельзя допустить. Противник выбрал бокс…, бокс. Здесь все зависит от сильных и точных ударов, надежной защиты и выносливости. Значит нужно ошеломить противника с первой же минуты схватки. Во-первых, бить жестоко, беспощадно. Во-вторых – экономить силы. В третьих – защищаться.
- Ну что ж бокс, так бокс.
Солдаты плотным кружком окружили место схватки. Отданные команды вступили в действие. Николай, не сводя глаз с противника и блокируя его удары, бил со всей силы. Почти все удары ложились точно в цель. Уже на первой минуте боя, были рассечены брови, заплыл глаз, лицо задиры обагрилось кровью из разбитого носа. Однако, против ожидания Николая, этим он лишь привел в бешенство противника. Несмотря ни на что, задира продолжать атаковать. Николай встречал напористого бычка все новыми и новыми точными ударами, вкладывая в них всю силу своего духа. Но они не останавливали бычка. С залитым кровью лицом он продолжал напирать. Николай терял силы. Понимал, что долго так не продержится. Надо его остановить, но как? Нанести удар в опасные для жизни места, но так можно и убить.
Спасение пришло неожиданно в момент, когда Николай, держался на силе духа из последних сил. Солдаты, в глазах которых происходящее выглядело жестоким избиением одного противника другим, подбежав сзади, оттащили от Николая задиру.
- Ты с кем связался, - кричали они ему. Он же тебя убьет.
- Я же не знал, что он будет бить в морду, - орал задира.
- Ты выбрал бокс, а в боксе бьют только в морду – ответил Николай. Его чистое лицо резко контрастировало с окровавленной физиономией избитого парня.
Не видевшие бой солдаты с интересом спрашивали.
- Где это ты успел так продырявиться, вроде совсем недавно с другой рожей ходил.
- Да это Николай его отутюжил, - поясняли солдаты, сам дурак на бокс напросился. Вот результат.
Офицеры, проведя небольшое расследование обстоятельств случившегося, пришли к выводу, что здесь нет вины Николая. Пострадавший сам напросился на экзекуцию. Полученную взбучку решили считать воспитательной мерой. Задиру отправили в санчасть для антисептической обработки лица.
Вести о произошедшем быстро распространились не только среди солдат конвойной роты, но и других подразделений войсковой части. Независимый статус Николая еще более укрепился.
Было еще несколько стычек, но до испытаний схваткой дело не дошло. Обыкновенно конфликт затухал в самом начале. Ну, например, стоит Николай на КПП, едет мотоциклист, кричит, подъезжая.
- Открывай ворота! Быстро!
- Сейчас позвоню дежурному по части, даст разрешение, открою – отвечает Николай.
- Открывай, говорю тебе, ...твою мать. На хрен нужен твой дежурный по части.
Николай быстро направляется к мотоциклисту и ни слова не говоря, валит его кулаком с мотоцикла.
- Ты что не знаешь устав караульной службы. На гауптвахту захотел, скотина.
Мотоциклист растерянно поднимает упавшую фуражку, смотрит на Николая и, осознав угрозу нового удара, извиняется.
- Еще раз такое, услышу, - говорит Николай, - десять суток схлопочешь, и одним ударом не отделаешься.
- Нет, нет, - бормочет мотоциклист, извини друг, понял, не буду больше.
Николай звонит дежурному по части, получает разрешение и мотоциклист выезжает за ворота.
Но было и такое, когда Николай, не выносивший оскорбления, вынужден был их проглотить. Случилось это так. В составе судебного конвоя Николай ехал в пассажирском поезде на выездную сессию Верховного суда. Оружие с боеприпасами было сложено в багажное отделение под полкой.
Николай решил выйти в тамбур, освежиться, подышать свежим воздухом. В тамбуре находилось три солдата Советской Армии.
- Тут у нас краснопогонник объявился, - заявил один из солдат. Чего тебе здесь надо сука, валяй отсюда...твою мать, пока не накостыляли.
- Валяй отсюда ... твою мать, - поддержали своего товарища двое других солдат.
Николай молчал, думал. Сцепиться с ними в тамбуре, опасно, могут вышвырнуть из поезда. Это ЧП. Нельзя подводить судебный конвой. Но и оставлять оскорбления без последствий тоже нельзя.
Оскорбления продолжали сыпаться. Николай видимо побледнел.
- Смотри, - сказал один из солдат, - совсем побелел краснопогонник. Ну ничего, скоро он у нас покраснеет.
Николай, резко повернувшись, вернулся в свое купе. Решение вот оно, на поверхности. Взять автомат, расстрелять сволочей к чертовой матери. Охватившая его ярость была настолько сильной, что он едва сдерживал себя. Будь у него автомат, не задумываясь, пустил бы его в ход. Теперь же чтобы взять оружие нужно поднять сидящих на полке товарищей. Как, под каким благовидным предлогом это сделать?
- Ты чего такой, вроде не в себе, - спросил один из сослуживцев.
- Все нормально. Вы ребята пошли бы, просвежились, а я тут вместо Вас один посижу.
- Одному, нельзя оставаться, в купе должно быть минимум двое, - ответил начальник конвоя. Оружие должно всегда находиться под хорошим присмотром.
- Сказал так, как будто что-то почувствовал, - подумал Николай. Время шло, а предлог для поднятия солдат с полки не находился.
- Может сказать, что там, в багажном отделении нужно взять какие-то свои вещи, - думал Николай, - а самому быстро взять автомат с магазином и вперед. Но тогда не ты один, весь конвой пойдет под суд военного трибунала. Почему ты должен других подводить? В чем они виноваты. Эта мысль поставила окончательную точку в борьбе разума с обуревающими Николая эмоциями. Охватившая его ярость постепенно утихла. Но боль неотмщенной обиды осталась на долгие годы.
Что и говорить, в этом мире немало людей, которые упрашивают, чтобы их убили. Они кричат всем и каждому, - Разве вы не видите, что перед Вами законченный негодяй. Неужели среди Вас не найдется тот, кто убьет меня. Таких людей легко узнать по их вызывающему наглому поведению. Они беспричинно оскорбляют, могут грубо толкнуть, делают разного рода подлости, не извиняются, словом ведут себя так, будто все остальные являются гнилым человеческим мусором. При этом они не имеют ни малейшего представления о возможных ответных действиях. И в результате рано или поздно, находится тот, кто выполняет просьбу этих подонков. С регулярной периодичностью об этих случаях сообщают нам средства массовой информации. Так что можно сказать, повезло тогда тем трем солдатам Советской Армии. Смерть в лице Николая дышала им в лицо, они же упиваясь своим хамством, абсолютно не подозревали об этом.
Служба в армии, сверкнув яркой звездой, закончилась. Николая пригласили в штаб войсковой части, спросили, - не желает ли дальше остаться в армейских рядах. - Нет, у меня намерение продолжить учебу в аспирантуре, - ответил Николай.
- Ты подумай. Здесь у нас приличная зарплата. Направим на офицерские курсы, обеспечим квартирой, ну а дальнейшее будет зависеть от тебя самого.
- Нет, я принял решение продолжить образование.
- Ну раз так, вольному воля.
Потом не раз пожалел Николай, что не принял предложение остаться в армии. Слух о его своенравном поведении до призыва в армию разнесся по всем районам области. Николая отказывались принимать на работу, в том числе и в своем родном районе, где он проживал после армии. Целый месяц Николай мыкался по разным райкомам партии и управлениям сельского хозяйства. Начальство не отказывало в приеме на работу, но ничего и не предлагало. Везде говорили одинаково.
- Пока нет вакансий. Зайди денька через два, через три. Может что-то найдется, мы будем иметь тебя ввиду. Однако и через два, и через три дня ничего не менялось.
Николай стал рассылать в разные места письма в поиске работы. Адреса предприятий находил из газет. Кусок хлеба не лез ему в горло. Он был готов идти на любую работу, лишь бы не быть нахлебником в семье у матери. Подумывал и о службе в армии. Мешала гордость. С какими глазами он, отказавшийся от продолжения военной службы, вдруг заявит, что передумал и готов носить офицерские погоны.
Все его юношеские мечты поднимать колхозы, добиться получения высоких урожаев, использовать все новое, передовое, улучшить жизнь сельских тружеников, разбились вдребезги при встрече с серой прозой жизни.
Письма помогли. Откликнулся телеграммой заведующий одной из кафедр его родного сельскохозяйственного института. – Имеется принципиальная договоренность с ректором о приеме Вас старшим лаборантом нашей кафедры, - писал он, - Советую Вам без промедления прибыть с документами в институт.
Николай был вне себя от радости, прыгал, как ребенок, не в силах сдержать переполнявший его энтузиазм. Уложив свои скромные пожитки в вещевой мешок и видавший виды чемодан, он на другой же день, выехал в столицу навстречу новым разочарованиям.