Из редакции «Жезказганской газеты» пришло благодарственное письмо, за отличную подготовку специалистов. Вот за это Яне и внесли благодарность в трудовую книгу. А тут и защита дипломов. Выучила Яна своего Илью и стала подумывать, что надо работу менять. Зарплата у мастера маленькая, в преподаватели её перевести не могли, ставки не было. Такая ситуация её больше не устраивала. Место нашлось быстро. В тот же супермаркет, куда устроилась Нелька, Яну пригласили менеджером по рекламе. Инна Петюнчикова её порекомендовала. Спасибо ей. Приняли с окладом пятнадцать тысяч. А это в два раза больше, чем Яна имела в училище.
Жизнь пошла интересная, вновь Яна стала общаться с работниками телеканалов, с редакторами газет. Да и компьютер был под рукой. Яна могла писать стихи. Всегда для любимого дела можно минутку урвать. Если клиентов нет - Яна сразу за стихи. Совесть её не мучила, просто осторожничала, ведь новый шеф, ой, как не любил волынщиков. Только Яна старалась себя оправдать – «Вот мой шеф и есть мой первый спонсор. Благодаря его оргтехнике и появится моя первая книга», - мысли успокаивали, но попадаться всё же не стоило. Яна никогда не оставляла свои стихи в рабочем компьютере. Отпечатает и сразу удалит из памяти. И из корзины тоже.
Письма из России от отца приходили редко. В последнем письме он слёзно просил повлиять на Митю. Ждал от него отец весточки, хоть словечка, а тот не писал. Яна передала брату письмо отца и просьбу его, а не подействовало. Не простил брат отца за отступничество. Потом письма идти перестали, Яна занервничала и написала отцу длинное ласковое письмо. Звала его к себе жить. Как чувствовала, что ему плохо. А ему и, правда, было лихо. Получила Яна письмо от их соседки. Та писала, что уже два месяца лежит Вольдемар в районной больнице с инфарктом. Писала она и о том, что Леокадию вся деревня ненавидит за то, что она отца не проведывает. А в наше время в больницах, какой уход, и какая кормёжка? И свой телефон соседка оставила. Яна чуть с ума не сошла, сразу и позвонила.
Обижала Леокадия отца. Пилила его с утра до вечера и за то и за это. Даже за то пилила, что ему его дети не пишут. Вот ей Леокадии и пишут и приезжают, а ему не пишут. Плохие у него, мол, дети. Не нужен он никому. «Интересно, сама всех детей отвадила, сама же и попрекает. Вот убоище!» Так в свои семьдесят три года и терпел Вальдемар унижения. Всю жизнь работал, как ломовая лошадь, а на старости лет такие проблемы…
В июле пришла телеграмма, умер Ликоцкий Вальдемар Матвеевич. И умер как-то странно. Накануне свою машину продал, деньги на сберкнижку положить собирался на следующий день. Только сердце отказало. Не смог он встать. Леокадия на огороде копалась пол дня, а к нему подошла, когда у него вся правая сторона посинела. Подробности Яна, конечно, от соседки узнала, по телефону.
Выехать на похороны Яна не смогла. Россия – другое государство. Паспорта у неё для поездок за кордон не было, только удостоверение, и денег она бы не собрала столько. Сделала дома поминки. Поплакала. И мать свою вспомнила. И как они с отцом жили. Написала стихи, и в них искала утешения, не нашла:
На берегу деревья-аксакалы,
раскинув, кроны мощные застыли.
В тени их прятались уставшие аулы -
когда-то здесь переселенцы жили.
Под этим вот карагачём корявым,
стоял барак, облитый рыжим цветом.
Родник, поросший порослью кудрявой
дарил людей прохладой жарким летом.
Ну, а сегодня холмики из глины,
поросшие шаиром и полынью,
нам выгоревшие выставляют спины -
напоминают, это было былью.
Как немка белокурая стояла,
с детьми голодными, на станции степной.
И голосом надорванным кричала:
- Как жить без хлеба тут в глуши, одной?
И как, за этот монолог крамольный,
её в Степлаг надолго поместили.
И десять лет ей снился ветер вольный,
А сыновья на хлеб пятак просили.
А Сталин на портретах улыбался,
Вождем, считаясь, и отцом и братом,
Врагом народа муж её считался,
И был расстрелян он в тридцать девятом.
Прошли года, теперь он невиновен.
Как выяснилось, просто клеветали,
А дух надорван, смят и обескровлен,
Но это мелочи, как говорят, детали.
А мне отец не рассказал ни слова,
Из этой жизни, чтобы боль не выдать.
Когда деревья я увижу снова,
Остановлю автобус я и выйду.
Пройдусь в тени деревьев-одиночек,
На рыжий холмик глиняный присяду,
И помолчу, я пятая из дочек,
С моим отцом, я мысленно побуду.
И вспомню бабушку, её уют и ласку,
Огромный фикус дочиста отмытый,
О том, как у неё просила сказку,
Чтоб о красивой жизни и о сытой.
Не стало их, они прожили жизни,
Воспоминанья унесли с собою,
Я точно знаю, что они ходили
Сюда за родниковою водою.
Яна занималась домом, дачей, и на работе между тем завоевала у шефа авторитет. Это помогло ей своего Илью устроить в свой отдел. Посадила его к компьютеру, учила его дизайну. Илья учился быстро. Через два месяца его уже перевели из учеников в дизайнеры. Он, на пару с Яной, набирался мастерства. Технология изготовления световых вывесок, материаловедение, компьютерные программы, освоение плоттера. (Плоттер это такая электронная машина, на ней можно нарезать любое изображение из самоклеющейся плёнки). В наше время компьютерной технологии, кисть и краска ушли на задворки. Это в восьмидесятые годы Яна писала лозунги, да рисовала вывески кистью, а сейчас такое исполнение уже спроса не имело. Те два оформленных кабинета в ПТУ были её последние, где она работала по старинке. Кисть, масляная краска, перо, карандаш, да руки – вот и всё, что требовалось для той работы. А сейчас бы она оформила эти кабинеты иначе.
Познакомилась она с одной женщиной парапсихологом. Та в недавнем прошлом была учителем литературы. Мария Званцева, она тоже писала стихи, была интересной особой. Старше Яны лет на пятнадцать, она выглядела моложе её. Особенно в облике Марии Яне нравилась какая-то девическая хрупкость. Общение с новой знакомой открыло для Яны другие горизонты. Всё своё свободное время Яна сейчас тратила на чтение эзотерической литературы.
Она стала ходить в эзотерическую школу «Медиум». Чтение специальной литературы, новые знакомые помогли ей обрести то равновесие, которое она потеряла из-за последних событий в личной жизни. Даже на своё творчество Яна взглянула иначе. Она переосмыслила многие свои стихи. А некоторые из них были, наконец, поняты ею до конца. Ведь это не секрет, что автор зачастую пишет по наитию, до конца не осознавая разумом, что несёт в себе тот или иной текст. За внешней простотой строк и смысла, часто скрывается другой глубинный смысл, который ясен автору на подсознании, и недоступен для разума.
Однажды она рассказала учителю школы «Медиум» свой детский сон про преследование верблюдом, про дракона, и услышала ответ:
- Если тебе, Яна, снился Зелёный дракон и катал тебя на себе, то ты, точно наша. Тебе снился Кецалькоагль - змей с изумрудным гребнем. Значит тебе дано. А верблюд, по сути своей, это тоже степной дракон. И повторы сна говорят о том, что для тебя это очень важно.
Яна поверила, училась, читала, слушала, смотрела, медитировала, общалась, а потом, вдруг, в один момент, поняла: «Всё, хватит! Если я буду продолжать в этом направлении, то заброшу стихи. Хочу ли я заниматься экстрасенсорикой, хочу ли я лечить людей? Нет! Это не для меня! Я хочу писать - литература моё призвание. А полученные знания пригодятся». Яна перестала посещать школу. Жизнь продолжалась. События надвигались, и Яна была готова встретить их во всеоружии.
Апрель 2007