Это была обычная весна. Самая обычная середина апреля. Всё было обычно одинаково серо для старика уже около двадцати лет. Хотя он был не такой уж старый. Шестьдесят лет если подумать – это не такая уж старость, но Пётр Серафимович сам убедил себя в своей старости и чужому мнению не внимал. Привычка не внимать чужому мнению зародилась у него ещё в детстве, когда он не внимал мнению родителей и не надевал куртку в ветреную погоду. Так и закрепилось – никого не слушать. Но кроме привычки не прислушиваться ни к чьему мнению, что неизбежно ведёт к депрессии, а Петра Серафимовича привела к безразличию и в какой-то степени сварливости, у него зародилась привычка каждый день выходить на улицу в одно и то же время и садиться на одну и ту же лавочку рядом с домом. Просто так. Зачем обсуждать сплетни с другими – они же потревожат его «Я».
Вот так он и жил. Смотрел, как старушки сплетничают, старики играют в домино, взрослые куда-то спешат, а дети играют во дворе. Но в один прекрасный день его всё таки сумели удивить. Какая-то незнакомая девчонка подбежала к нему, накинула ему на голову венок из одуванчиков и ничего не сказав убежала оставив Петра Серафимовича в крайне удивлённом состоянии и создав в его голове парочку вопросов. А вопросы были весьма просты: «Кто эта девчонка?» и «Зачем она надела мне этот дурацкий венок из одуванчиков?».
Тем временем Маришка весело бежала в сторону своего дома, хотя ей жутко хотелось обернуться и посмотреть снял старик её венок или нет. Решив, что всё-таки ничего плохого в этом не будет, она обернулась. Он всё ещё сидел в венке в абсолютно отрешённом состоянии. Ну вот. Не выбросил. Ура!
Маришке было девять лет и она была эдаким живчиком. Такое ощущение, что она была всегда и везде. При этом эти всегда и везде она веселила и радовала. В общем, это был счастливый ребёнок излучавший вокруг себя счастье. Но и этот счастливый ребёнок иногда любил пошалить. Но это особенность практически всех детей.
Уже два месяца выходя из дома погулять Маришка постоянно видела какого-то странного старика сидящего отдельно ото всех остальных стариков. Поначалу девочка не обращала на это внимание и продолжала играть с друзьями и подругами, а потом ей стало любопытно, что это он всё один да один. Можно же и повеселить? И вот когда ей в голову пришла эта мысль, она и нацепила на этого старика собственноручно сплетённый венок из одуванчиков.
На следующий день весело шагая в магазин Маришка улыбнулась и крикнула «Здрасте» уже сидевшему на скамейке Петру Серафимовичу. Тот ничего не ответил в ответ и остался сидеть с кислой миной на лице.
С тех пор девочка каждый день здоровалась с ним, а он всё не отвечал да не отвечал. Маришке самой уже не было понятно зачем она каждый день здоровается с человеком даже имени которого не знает, но ей просто хотелось. Так в односторонних приветствиях всё и продолжалось.
Пётр Серафимович не заметил, как привык к тому, что с ним каждый день здоровается эта незнакомая девочка и в душе при этом приветствии появлялась робкая улыбка. День за днём, и вот он уже ждёт этого приветствия.
А однажды уже Пётр Серафимович удивил Маришку. В следующий раз увидев её он первый поздоровался с ней и, получив в ответ несколько удивлённоё, но по обычному счастливое и ожидаемое «Здрасте» снова улыбнулся себе в душе, только на этот раз сильнее.
И снова дни идут за днями с ежедневными приветствиями, уже не одиночными. Настали летние каникулы и Маришка целыми днями стала пропадать на улице, а Пётр Серафимович сам того не замечая стал чаще выходить на улицу и улыбаться самому себе.
Когда Маришка в следующий раз подлетела к Петру Серафимовичу чтобы поздороваться, а потом она сказала «А меня Маришкой зовут». Он улыбнулся и назвал своё имя в ответ. Они посидели ещё немножко молча и Маришка побежала играть.
После этого случая Маришка всегда после того, как поздороваться садилась на его скамейку и они болтали о всякой чепухе, например о том, как прекрасны каникулы и ужасна математика. Да, Маришка, как и он, жутко не любила математику. А после этой болтовни Маришка снова бежала играть.
Пётр Серафимович всё больше понимал насколько он ошибался в своих суждениях по поводу «Потревожат моё я». В этой болтовне с Маришкой его прежнее Я абсолютно исчезло, вернулся тот Пётр Серафимович, которого любили и который любил. Можно сказать, что Маришка была для него почти его ребёнком. Даже странно, что она вот так просто залезла в его душу.
Прошёл дождь и солнышко зашло за тучи. Но Маришка несмотря на всё своё нехотенье выходить на улицу в такую погоду отправилась за хлебом. Поздоровавшись с ней, Пётр Серафимович подарил ей огромный воздушный шар солнечного цвета со словами «Моё личное солнышко».