-Христос Воскресе! – услышала Верка, едва войдя на кухню.
В окно светило яркое весеннее солнце. Его лучи отражали на полу причудливый узор занавесок: всевозможные цветы, резные листья и парящих навстречу друг другу голубей. На столе в тарелке, накрытой вышитым полотенцем, стоял пышный кулич, украшенный глазурью. Вокруг кулича лежали ярко красные яйца и конфеты. В самом куличе, на маковке нежным пламенем горела тонкая свеча.
Верка ещё не успела проснуться, а потому стояла, позевывая, в одной ночной сорочке. Её белый цвет делал хрупкую фигурку девушки похожей на ангела. Растрёпанные светлые волосы едва касались плеч. Солнечные лучи, освещали лицо с ямочками на щеках и заставляли щуриться и слезиться голубые глаза.
Веркина мать, уже немолодая женщина, широко улыбнулась и протянула дочери яйцо, заботливо окрашенное луковой шелухой и помазанное подсолнечным маслом «для блеску». Верка надула губы, и, сдерживая раздражение, только чтобы не обидеть мать, ответила:
-Воистину Воскрес!
-Вера, дочка, сегодня такой праздник – Пасха – а ты опять невесёлая. Негоже это. Уныние – грех!
-Грех…грех! А я не верю в Бога, - крикнула Верка и, громко хлопнув дверью, выбежала из кухни.
В своей комнате, упав на кровать, она тут же завернулась с головой в одеяло, ещё не успевшее остыть от ночного сна, и в который раз подумала: «Ну, и где этот Бог? Где? Если он такой хороший, то почему обижает слабых?» По щеке скатилась слеза, оставляя за собой тёплую, влажную дорожку.
Девушка закрыла глаза. Ей вдруг вспомнилось детство. Вот она бежит по золотому полю. Кругом высокая жёлтая рожь, тёплый ветер раздувает её косички, похожие на спелые колосья, а над головой огромное синее небо. Верке всего шесть лет. Она бежит так быстро, что мать едва поспевает за ней. Солнце уже высоко поднялось над лесом. И она бежит. Навстречу солнцу. Навстречу новому дню…
Верка невольно улыбается. ...Вот она уже возле дома, рядом на лавке нежится большой серый кот. Девочка берёт его на руки. До чего он мягкий и тёплый! Так и хочется утонуть в этом сером облаке!
Вот уютный деревянный домик на краю села. Крохотные комнатки, маленькая кухонька с круглым столом посредине, крынка молока на столе. Мать нежно целует Верку и протягивает ей кусок только что испечённого хлеба…
Когда это было? И было ли вообще? Может, всё только снилось? ...Пред глазами детский дом. Большие комнаты, большие окна. Общие игрушки, общая одежда, общие кровати. И одна на всех, общая … «мама». Но не её, не Веркина, а другая. Чужая. Вот вредная учительница, которая не любит Верку за упрямый характер. И вот сама Верка – худенькая десятилетняя девчонка, с коротко подстриженными (чтобы не было вшей) волосами, в затёртом синем платьице. Она бежит по коридору детского дома с криком: «Мама! Мамочка! Забери меня отсюда!»…
Слёзы уже не просто капают на подушку, а льются горячими ручьями, обжигая щёки и сердце. В тот день девочке и вправду показалось, что мама вернулась. Женщина, которая пришла в детский дом в поисках родной души, была очень похожа на неё. Такое же смуглое лицо, тёмные, прямые волосы, собранные на затылке в пучок, немного полноватая фигура. И глаза. У той женщины были васильковые глаза. Такие родные, такие добрые! Как у мамы. Женщина даже немного растерялась, когда Верка с криком бросилась к ней на шею. Но, словно разгадав Божий промысел, не задумываясь, ответила:
-Конечно, дочка, пойдём домой!
С тех пор прошло ещё десять лет. Всё это время Верка была окружена теплом и заботой, бесконечной любовью, которую в изобилии дарила девочке её новая мать. И всё же, очень часто Верка не спала ночами и задавала себе одни и те же вопросы: «Почему я? За что?».
Родная мама девочки умерла рано, в 30 лет. Астма задушила её в поле на уборке картофеля. Хорошо, что дочери не было рядом. Потом, на похоронах, Верка слышала, как шептались соседки, с жалостью поглядывая на сиротку. Кроме матери у девочки никого не было. Та сама была сиротой, и видно Бог приготовил Верке такую же участь. Из-за этого девушка и не верила в Бога, хоть и имя ей досталось чистое и светлое – Вера.
Верка вытерла слёзы, нехотя выползла из тёплого одеяла, оделась и села за письменный стол. Оставшийся день пролетел незаметно. Верка зубрила лекции, готовясь к зачёту. Она училась на историческом факультете педагогического института. Собственно, профессия учителя мало интересовала девушку, зато ей всегда очень нравилась история. Кто-то скажет, ну что интересного в том, чтобы изучать жизнь всяких Людовиков, давно несуществующих империй, выстраивать логические связи между указами царей и их последствиями. Время нельзя повернуть вспять, нужно думать о будущем. Но Верка, читая учебники, словно перемещалась в далекие эпохи: то она представляла себя Жанной дАрк, то королевой Викторией, то дочерью Великого князя, танцующей на балу. А потому училась Верка легко и охотно. Вечером поезд увозил её от воспоминаний и домашнего тепла в городскую казённую жизнь.
В этой жизни девушке некогда было грустить: бесконечные лекции сменялись семинарами, зачётами, коллоквиумами. Много сил и времени уходило на подготовку к занятиям. Верка часто засиживалась в читальном зале до закрытия: писала рефераты, курсовые работы. И всё- таки была у девушки одна отрада – парень, которого звали Колька. Он учился в параллельной группе. Первые три года они словно не замечали друг друга. Каждый жил своими интересами. Верка училась, а Колька делал вид, что учился. Он был душой компании, играл на гитаре, участвовал во всевозможных КВНах, творческих вечерах, и отбоя не знал от девчонок.
Всё изменила полевая практика. Сдав летнюю сессию после третьего курса, их группы уехали в соседнюю область на раскопки. Верка с замиранием сердца ждала этой поездки. Так ей хотелось прикоснуться к прошлому, разгадать загадки и тайны ушедших столетий. Для Кольки практика была очередным развлечением, возможностью покрасоваться перед однокурсницами и хорошо отдохнуть. Он и гитару прихватил, несмотря на огромный рюкзак и палатку.
Первые дни Верка с Колькой не общались, если не считать совместных посиделок у костра, когда все студенты слушали Колькины песни. А пел он действительно хорошо. Что-то было в его голосе пронзительное, трогающее, заставляющее сердце сжиматься. Только теперь Верка обратила внимание на этот голос, на длинные чёрные волосы, по моде собранные в хвост, на тёмные глаза Кольки, и сердце трепетно забилось: «Николай…». С этого момента Верка стала всё чаще оставаться на дежурстве по полевой кухне, и всё реже ходить на раскопки. Она старалась для Кольки приготовить что-нибудь самое вкусное. И пусть продукты были - не ахти какие: картошка, тушенка да макароны, но Верка готовить умела. Покончив со стряпней, она ждала, когда вернётся её «рыцарь», запылённый, загорелый, с лопатой наперевес. Верка всегда старалась положить ему порцию побольше. Однокурсники подмечали это и посмеивались. Сам Колька страшно гордился своей неотразимостью: мол, даже Верка-отличница не смогла устоять! И закралась к нему в голову мысль: почему бы не воспользоваться ситуацией?! Колька пригласил Верку на свидание. Благо далеко ходить было не надо. Кругом леса, поля, речка, горьковатый запах цветущих трав. Простор, лето – романтика!
Заливаясь краской, радостная Верка бежала на босу ногу по полевой дорожке к одинокому дереву, растущему посреди поля. Бежала, как тогда, в детстве, навстречу счастью. Рыцарь с гитарой уже ждал её. Солнце медленно садилось за горизонт, ночь звёздной шалью укрывала небосвод, и Колька пел тем самым нежным, самым дорогим голосом: «Милая моя, солнышко лесное…». Верка, счастливая, робко улыбалась ему.
Две недели пролетели как один день. Уезжая домой, девушка перебирала в голове воспоминания, долгие счастливые вечера и ночи, поведённые с Колькой. А «рыцарь», заметив наивную Веркину влюблённость, охладел к ней очень быстро, но виду не показывал. Всё же ещё два года учиться, надо уже у кого-то контрольные и рефераты списывать, а тут такая удача.
Последний летний месяц пролетел довольно быстро. Верка помогала матери с хозяйством: полола и поливала огород, ходила в лес за грибами мечтала о скорейшем наступлении осени, чтобы снова увидеть Колю.
Ещё один учебный год, не успев начаться, близился к завершению. Стоял апрель. Забыв про утренние слёзы, так толком и встретив светлый праздник Пасхи, наскоро простившись с матерью, Верка уезжала в поезде к нему, к Николаю. Правда, в последнее время она видела Колю довольно редко. Тот ссылался на вечную занятость, на работу, на которую якобы ходит по вечерам, на подготовку к очередному концерту… Верка верила ему и ждала лета, чтобы вновь поехать на практику.
И опять стояли жаркие июльские ночи, и были песни у костра, и звёзды. Только Колька как-то иначе относился к Верке, с прохладой. А она ждала. Ждала, когда он снова позовёт её к той одинокой иве, растущей на поле. Николай позвал Верку, в последний день практики. Он был нежен, и то, что случилось в эту ночь, изменило всю дальнейшую Веркину жизнь.
Уезжая домой, девушка всю дорогу думала о Коле. Остаток лета она провела в воспоминаниях о полевой практике. Наступил сентябрь. Верка спешила в институт, чтобы увидеть любимого. Но Колька равнодушно прошёл мимо, держа за руку другую девчонку, всем своим видом давая понять, что Верку он не знает.
Первые несколько мгновений девушка не могла даже пошевелиться. Ей хотелось крикнуть: «Коля! Коля! А как же я?», но не смогла вымолвить и слова. Её мечта, её алые паруса, вдруг превратились в брошенную на асфальт тряпку, о которую только что вытер ноги Колька. Очнувшись, Верка побежала по улице к общежитию, не видя ни подруг, ни преподавателей. Слёзы горячим потоком хлынули по лицу, и затмили свет. Не заметив яму, девушка споткнулась, упала, больно ушибла коленку, и разревелась. Прямо посреди тротуара. Несколько студентов первого курса, стоявшие неподалеку и наблюдавшие эту картину, громко рассмеялись, окончательно растоптав Веркину душу.
Вернувшись в свою комнату, Верка, обессилевшая, упала на кровать. Больше плакать она не могла. Неподвижный взгляд был направлен в стену, а в голове снова проносились мысли: «Ну, где он Бог? Где? За что мне всё это? Сначала мать? Теперь растоптанная любовь?». Губы беззвучно шептали: «За что? За что?». Измученная и уставшая девушка заснула.
Шли дни. Учёба помогала Верке забыться. Только по ночам во сне она видела Кольку. В тех снах всё было ярко и красиво, совсем не так, как наяву. Спустя ещё месяц Верка поняла, что беременна. Пришлось всё рассказать матери. Та ругать дочь не стала, лишь сказала: «Во всём, дочка, Божий промысел». Верка ухмыльнулась:
-Какой там промысел, как ребёнку расти без отца?
-Не гневи Бога, Вера!, - ответила мать, нежно целуя дочь, - Справимся! Не война, чай.
В марте, к концу пятого курса, Вера родила мальчика. У него были светлые пушистые волосики и большие голубые глаза, такие же ясные и чистые, как весеннее небо. Она назвала мальчика Николаем в память о своей первой любви.
Несмотря на то, что малыш рос беспокойным и слабеньким, Верке удалось закончить институт. Мать, что есть сил, помогала ей. И вот однажды, в августе, у мальчика, которому ещё не было и полгода, поднялась высокая температура. Верка всю ночь просидела, держа ребёнка на руках, то и дело прикладывая мокрый полотенец к головке Коленьки. Мать Веры молилась в соседней комнате. К утру температура немного спала, но малыш был вялый, отказывался от еды. Пришедший врач, сказал, что дела плохи и надо бы в больницу. Вера расплакалась: « Ну как же так! Неужели опять этот Бог заберёт у меня самое дорогое!»
Делать было нечего, она быстро собрала вещи, и скорая повезла молодую мать в больницу, в неизвестность, неприятно пахнущую лекарствами и наполненную атмосферой страха, одиночества и робкой надежды. Ночью Коленьке стало совсем плохо. Врачи бегали, суетились вокруг него, но ничего не помогало. Ребёнок умирал. Его маленькое, тёплое тельце было таким беззащитным пред огромным страшным миром, ручки прижимались к груди матери, как к последней инстанции, способной защитить и спасти. Малыш иногда вздрагивал. Глаза его были закрыты. Крохотных сил уже не хватало даже на то, чтобы посмотреть на мать. Верка плакала, прижимая ребёнка к себе. Зашёл главврач, взял ребёнка и сказал, что забирает Коленьку в реанимацию. Ноги у Верки подкосились, она упала на пол…
Прибежавшая в больницу мать кое-как уговорила Верку сходить в церковь. Придя в храм, Верка молиться не стала. Да и что она могла сказать Богу, который забирал у неё самое дорогое – сына! Девушка стояла и затуманенным от слёз взглядом смотрела на равнодушные лики икон, на золотое убранство, казавшееся ей неоправданной роскошью, на догорающие свечи. От запаха ладана кружилась голова. Веркина мать, тем временем, стояла на коленях у иконы Матрёны, и отчаянно шептала молитву. После взяла флакончик с маслом, освещённым от неугасимой лампады блаженной Матрёны Московской, и сказала дочери:
-Иди в больницу, вымоли у врача разрешение зайти в реанимацию да нарисуй маслом Коленьке на голове крестик. Как выйдешь оттуда, прочти молитву и мать сунула Верке молитву, купленную в церкви.
Врача в больнице не было, и Верка уговорила дежурившую старенькую медсестру всего лишь на минуту пустить её к сыну. Видя страдания матери, медсестра сжалилась. Верка зашла в реанимацию и ахнула:
-Коленька…
Ребёнок лежал такой маленький, такой беззащитный, вокруг него, словно змеи, вились разные трубки. Малыш тяжело дышал. Собрав все силы, чтобы не упасть без чувств, Вера наклонилась и поцеловала Коленьку. Лоб был горячий. Мать достала масло, аккуратно смочила в нем палец и нарисовала Коленьке крестик. Поблагодарив медсестру, Вера вышла.
В палате, оставшись одна, она достала молитву и, чуть шевеля губами, стала читать:
-О, Блаженная мати Матроно, душею на небеси…
Слова были непривычные, трудновыговариваемые, но Вера читала. С каждым словом слёзы всё сильнее и сильнее лились из Веркиных глаз –
-…Утеши ны, отчаянныя, исцели недуги наши лютыя,… - шепот срывался на плач….
-…Прославим в Троице Единаго Бога, Отца, и Сына, и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь. - в первый раз Вера осенила себя крестным знамением. После встала с пола и легла на кровать. Слезы, уже без всхлипов, без всякого напряжения, просто текли по щекам.
В комнату зашла, та старенькая медсестра, что пустила Веру в реанимацию.
-Поплачь, дочка, поплачь. Всё легче будет. А что молишься, это правильно. Господь услышит, - сказала бабушка, увидев молитву, лежащую рядом на столе.
-Да где уж услышит, - ответила Вера, - коли до сих пор был глух.
Девушка села. Сама не зная почему, она вдруг начала рассказывать этой милой старой женщине всю свою жизнь: и про детство, и про поле, и про рано умершую мать. Вспоминала она и о детском доме, и о женщине с васильковыми глазами, которая стала для неё второй матерью, и об учёбе и о первой любви. Вера всё говорила, говорила, а слёзы лились и лились из глаз. Медсестра прижала её к груди, и как мать, гладила тёплой рукой по голове. Незаметно Вера уснула.
Наступило утро. В палату вошёл врач. Скрипнувшая дверь разбудила девушку.
-Я не знаю, как это объяснить, - начал врач, - но ваш малыш пошёл на поправку. Мы и не надеялись уже, но сейчас все показатели в норме, думаю, что скоро вы поедите домой, мамаша!
Вера не верила своим ушам! Свершилось чудо! Врач ушел, а старушка-медсестра обняла Веру и сказала:
-Видишь, Вера, твой малыш будет жить. Господь услышал тебя! И ты прислушайся к нему. Это ведь он подарил тебе вторую маму. Не каждому в жизни выпадает такое счастье! Он дал возможность выучиться тебе. Он подарил тебе любовь, прекрасное светлое чувство! Господь дал тебе твоего малыша! А что до неудач, так говорят: «Господь даёт по силам испытания», - медсестра обняла Веру и вышла из палаты.
Уже через неделю Коленька был дома и радовал всех своей улыбкой и забавным лепетом. Был солнечный летний день. Лёгкий ветер нежно гладил занавески. Жёлтые пижмы отдавали тёплому лету салюты. Задумчивый цикорий смотрел голубыми глазами в небо. В саду налились яблоки, и всем своим видом словно говорили прохожим: «Съешь меня». Счастливая Вера подошла к матери, нежно обняв, поцеловала и сказала:
-Мам, ты прости меня. За всё. Прости. Я люблю тебя. Люблю с того самого момента, как увидела в детском доме. Люблю, и всегда буду любить.
Мать Веры прижала дочь к себе и украдкой смахнула с глаз слёзы.
-Посиди с Коленькой, мам. Мне нужно ненадолго уйти, - сказала Вера, аккуратно вытирая ладонями лицо матери.
-Ты куда, дочка?
-В храм, мама. В храм.