Всё белёсое.
Шабрится, шабрится, шабрится – бах! – упало.
А меж тем, спускаясь с холмов, подходит поезд. Будто составленный из упаковок из-под пастеризованного молока и оттого похожий на неумелую детскую поделку, маленький локомотив жестяно дребезжит и обдаёт бездымным жаром. Сажусь. Дают длинный гудок – трогаемся.
По обе стороны нескончаемой чередой идут холмы-курганы, округло перетекают один в другой, и в мягкой тени их отрогов суетятся чайки. Наплывает запах моря. Нежарко.
Наконец, перед глазами распахивается шелестящее галькой побережье. Бирюзовая зыбь до горизонта – море. Невдалеке топорщится причудливого вида скала, напоминающая окаменевшего дельфина. Под самым носом покоится невесть каким ветром занесённый сюда остов древнего пассажирского двухмоторного самолёта. Зачарованный его обтекаемыми обводами, захожу внутрь. Пусто, даже мусора нет. Кресла сняты, и давно; стёкла в иллюминаторах, видимо, выбило при падении, буде таковое имелось; входные люки намертво приржавели к бортам. Бреду, разглядывая изнанку железного феникса, истратившего последнюю жизнь; под ногами хрустит песок, ракушки и ссохшиеся плети водорослей.
Гнусное улюлюканье слизывает мою задумчивость как корова языком. Подскакиваю к окошечку и хочу выглянуть наружу, но тут же шарахаюсь обратно – в иллюминатор с визгом влетает маленький камушек. В считанные мгновения обстрел моего нечаянного и благословенного убежища достигает бешеного темпа; конечно, ни о каком бегстве я не помышляю; съёживаюсь на условном полу и стараюсь не высовываться. Покатые самолётные бока, как асфальт дождевыми каплями, стремительно покрываются злыми крошечными вмятинами. Что за напасть.
Неожиданно канонада стихает, а после и вовсе прекращается. Выждав для верности ещё немного, осторожно приникаю к окошечку, но опаздываю – мои наигравшиеся мучители, видимо, желая сохранить инкогнито, оставляют поле боя так же проворно, как и появились.
Выхожу, озираясь. Никого. По-прежнему нежарко.
Закрываю глаза, сосредотачиваюсь – и оказываюсь на большой, заросшей невысокой травой поляне. Слева чахлая смешанная рощица, справа – пологий склон, в самом конце которого виднеется внушительная груда всякого строительного мусора и одинокий жёлтый бульдозер. Повсюду запустение, но давит какое-то тревожное ощущение взгляда в затылок. Оборачиваюсь – и украдкой, и резко – никого. Постепенно тревога проходит.
Пиликает коммуникатор. Вздрагиваю, но, увидев позывной, расслабляюсь – позывной мне знаком. Улыбаясь, гляжу на приближающуюся фигурку, и мы обмениваемся крепким рукопожатием. Даня Тайн всё так же всем комбезам и экзоскелетам предпочитает старую добрую «Вегу».
Это мой сын. Сталкер. Как и я.
Сегодня идём воевать кровососов, говорит Даня, это возле брошенной деревни, ну, там ещё водонапорка стоит. Пожимаю плечами, киваю – как скажешь. Здесь ни одно направление не лучше другого. Здесь – Зона.
Идём, Тайн впереди, я прикрываю. Тактика уничтожения кровососов, этих мерзких опасных выродков, такова. Один сталкер выманивает уродов из гнезда и бежит мимо сидящего в засаде напарника; второй же, дождавшись удобного момента, выпрыгивает, как чёртик из табакерки, и разряжает в спину уродам кумулятивный боекомплект. Понятное дело, что первому лучше быть налегке, в то время как другому, напротив, лучше затариться чем-нибудь крупнокалиберным – гаусской, барабанным гранотомётом или, на худой конец, прокаченной «Грозой».
Подкрадываемся к деревушке, Тайн поднимает кровососов – шесть штук, не хухры-мухры! – и мчится в сторону болот; я выцеливаю костлявую коричневую хребтину замыкающего и мягко жму спусковой крючок. Из витого ствола гаусски выполыхивает ослепительная рваная молния. Вздрагивает земля. Окуляры шлема не справляются с жёстким излучением, и на миг картинка теряет цвет, становится белёсой, но тут же начинает пульсировать, выдираясь обратно – «шабрится», как говорим мы, сталкеры – и действительно похоже – словно кто-то стачивает гигантским резцом толстый слой серого воска; оглушительно ревёт агонизирующий, разорванный почти надвое урод; я вслепую выпаливаю второй заряд – и снова попадаю, но на этот раз мишень отделывается ранением, хотя и тяжёлым.
Опережая рассвирепевших кровососов, присоединяюсь к Тайну, и мы бежим вместе. Из гаусски на бегу не особо постреляешь, и Даня предлагает сделать «гоп-стоп». Киваю – должно прокатить. Мы резко тормозим, разворачиваемся – и Даня красиво снимает своим «Абаканом» взвившегося в воздух урода. Я отправляю в преисподнюю следующего. Во все стороны летит хитин и густая вонючая жижа. Даня что-то вопит, я, наверное, тоже.
Оставшаяся в живых парочка кровососов начинает осторожничать – они отступают и накидывают на себя невидимость. Конечно, разглядеть их всё равно можно – расплывчатые, будто из жидкого стекла, силуэты с горящими янтарными глазами – но кровосос быстр, и на фоне пёстрой осенней листвы практически неразличим. Мы с Тайном становимся спиной к спине и по-быстрому перезаряжаем стволы.
Двое на двое. Оружие против клыков. Реакция и сверхзвуковые разрывные пули против рефлексов и биологических вывертов. Человек против зверя.
У кровососов сдают нервы – или что у них там. Раздаётся уже знакомый рёв, и уроды набрасываются на нас с двух сторон, распластываясь в своём знаменитом, вошедшем во все сталкерские поговорки джампе.
Синхронно огрызается наше оружие, и кровососы в полёте складываются пополам; одному даже отрывает голову, которая, разбрызгивая липкие ошмётки, улетает в кусты.
Бой окончен. Даня вытирает необъятным голубым лопухом раскалённый кожух своего автомата, я ставлю гаусску на предохранитель. Повсюду валяются растерзанные останки монстров. Деревушка свободна. Ещё одна относительно безопасная сталкерская точка.
Закидываю винтовку на плечо, вытаскиваю резак и начинаю собирать трофеи. Их можно выгодно толкнуть яйцеголовым – но ни один сталкер не пойдёт на это, если только уж совсем не прижмёт. Зона коварна, и подобного рода экспонаты, развешанные по стенам наших берлог, не столько повод посидеть с редким гостем за бутылочкой-другой, сколько лишнее напоминание самому себе – ты пока жив, и жив взаймы. Однажды Зона может…
Слабый возглас Дани заставляет меня вскинуть голову. «Абакан» Тайна лежит в траве, а сам он с растерянным видом разглядывает небольшую прореху на животе. Резак выскальзывает у меня из руки, я подскакиваю к Дане – и как раз успеваю подхватить на руки обмякшее тело. Он в сознании, но паралич уже отнял ноги и сейчас, знаю, подбирается к позвоночнику. Сейчас, сейчас, шепчу я, разрывая завязки медпакета и нашаривая шприц; видя иглу, глаза Дани распахиваются от ужаса – он с детства панически боится уколов – я скрежещу зубами – бояться сейчас ни в коем случае нельзя, иначе токсин кровососа подействует мгновенно – это не больно, говорю я и всаживаю иглу себе в сгиб руки – видишь, это не больно, повторяю я как заклинание, доставая второй шприц; Тайн немного успокаивается и, закусив губу, следит, как игла входит через открытый клапан ему в плечо. Дело сделано. Остаётся ждать. В девяноста случаях из ста антидот с ядом справляется.
На обнажённом плече Дани вспухает водянистый волдырь, растёт, вытягивается бледно-жёлтым соском, словно гигантская бородавка, и так же быстро опадает, всасывается обратно. На коже остаётся багровый синяк. Паралич отступает. Будь ты проклята, Зона, будь ты проклята, проносится в голове, но упаси тебя, сталкер, такое сказать вслух; ну вот, говорю я, всё в порядке, ты крутой мэн, все трофеи теперь твои. Даня слабо улыбается и кивает, без ложной скромности принимая мою долю. Осторожно хлопаю его по здоровому плечу…
… и отключаюсь от игрового сервера «Сталкера». Складываю горячий ноутбук и щурюсь на солнце. Вечереет. Поскрипывает остов самолёта, отдавая дневное тепло. Лениво перебирает чётки волн равнодушное море.
Подбегает Яшка, крутит хвостиком, тычется мокрым носом в ладонь – выпрашивает угощенье. Делаю вид, что не замечаю маленьких собачьих хитростей. Болонк начинает давить на жалость – выискивает заполненную водой ямку и обиженно туда усаживается. Я – ноль эмоций. Яшка морщит нос – и ложится в ямку весь целиком. Вот, мол, гляди, какая ты скотина, тут собаки в лужах мокнут, а тебе кусочка чего-нибудь жалко.
Скотина – то есть я – продолжает любоваться пейзажем.
Болонк всхлипывает и идёт ва-банк – кладёт мордочку на лапки; вода доходит ему до глаз, и, понятное дело, долго ему так не выдержать. Достаю пачку собачьих галет и даю страдальцу сразу три штуки. Яшка довольно уминает заработанное и с радостным «ййах!» несётся по мелководью. Воду он обожает.
Звонит жена и бросает загадочное – может, тебе препараты какие попить? и все твои проблемы решатся? Ага, соглашаюсь я, виагру… или транквилизаторы. Жена дуется и отключает связь.
Свежий вечерний бриз доносит протяжный гудок. Спускаясь с холмов, подходит поезд. Сажусь. Дают длинный гудок – трогаемся.
Я еду к Одаркам.