Пожалуй, единственным, за что в те дни мадам Иоланда могла испытывать благодарность к графу Арманьякскому было то, что на правах главы партии, оппозиционной бургиньонам, он вызвал в Анжер мессира дю Шастель. Рыцарь должен был вскоре приступить к исполнению новых обязанностей в Пуатье, и граф, даже не ведая - что творит, решил дать ему инструкции, едва ли не слово в слово повторяющие желание герцогини Анжуйской относительно подбора нового двора. Правда, граф имел в виду создание крепкой оппозиционной группировки, но по мнению герцогини это уже значения не имело, раз не шло в разрез с её планами.
Ничем не выдав, как её порадовал приезд мессира Танги, герцогиня неожиданно пригласила его осмотреть оружейни Анжера, потом библиотеку и даже удостоила беседы, попросив сопровождать себя на прогулке.
- Душенька, откуда такой интерес к простому дворянину? – поинтересовался герцог Анжуйский.
Он едва смог припомнить давний случай с подаренным на турнире шлемом, да и то лишь после того, как господин дю Шастель, представляясь, рассыпался перед ним в благодарностях за явленное тогда благородство.
- Мне давно советовали обратить на него внимание, - сказала герцогиня. - Мессир умен, судя по отзывам графа д’Арманьяк - отличный воин, к тому же не лишен романтизма: он ярый приверженец истинного рыцарства.
- Ну и что? – удивился герцог. – И у нас таких вассалов - хоть пруд пруди.
- У нас – да. Но мне нужен человек со стороны. И, кажется, господин дю Шастель именно тот кто надо.
Мадам Иоланда не стала обременять мужа подробностями еще одного своего плана. Хватит с него возни с Арманьяком и его партией. Но мессиром дю Шастель она занялась всерьез и привлекла к этому делу посвящённого во всё отца Мигеля.
План герцогини заключался в том, чтобы приставить к забытому всеми маленькому принцу Шарлю надежного человека, которому следовало не только воспитывать мальчика в нужном направлении, но и - втайне ото всех - внушать нелюбимому никем ребенку представление о себе, как о будущем правителе.
Такая деликатная миссия требовала крайне осмотрительного исполнителя, но даже сам поиск его нужно было осуществлять с большой осторожностью. Не скажешь же в самом деле абы кому: «Извольте воспитывать третьего сына королевского семейства как будущего Короля»! Если человек глуп и привык выполнять приказы не задумываясь, он, конечно, мало что поймет, но от такого воспитателя и толку мало. А если он умен, то подозрения в государственной измене неизбежны.
Кроме того, мадам Иоланда нисколько не кривила душой, когда говорила герцогу Анжуйскому, что не хочет привлекать к своим планам вассалов Анжу. В идеале она бы пока вообще отмежевалась от мальчика как можно дальше, чтобы никому даже просто так, от нечего делать, не пришло в голову задаться вопросом: а что у нее там за интерес? И если бы отцу Мигелю удалось хорошо подготовить мессира дю Шастель, а потом и ей самой поговорить с ним достаточно откровенно, не возбуждая подозрений в попытке совершить государственный переворот, то мессир Танги явился бы идеальным кандидатом на роль воспитателя будущего короля.
«Он без конца твердит мне о своей преданности, - размышляла герцогиня, - и я легко могла бы взять с него клятву выполнить любое поручение даже прежде, чем он узнает, в чем это поручение будет заключаться. Но беда в том, что мне не подходит слепой исполнитель или человек, связанный по рукам и ногам честным словом, который вынужден будет исполнять то, к чему душа не лежит. С такими людьми, как господин дю Шастель, можно и нужно действовать только напрямую и "с открытым забралом", как любят говорить все эти рыцари, свято соблюдающие свой кодекс... "
Мигелю нужно было подготовить мессира Танги к откровенному разговору, и единственное, чего в данном случае мадам Иоланда опасалась, было то, что процесс подготовки может слишком затянуться, а времени оставалось не так много. Однако отцу Мигелю долго возиться не пришлось. Господин дю Шастель оказался крайне сообразителен.
- Если у её светлости есть для меня поручение, - заявил рыцарь прямо на второй встрече, - я готов выполнить его, и буду просить только о том, чтобы дело это оказалось сложным и опасным!
- А почему вы решили, что ее светлость вообще хочет вам что-то поручить? – спросил осторожный Мигель. - Кажется, я ни на что подобное не намекал.
Тогда дю Шастель указал на толстую книгу, которую в прошлый раз монах старательно перед ним перелистывал, якобы любуясь гравюрами, и из которой оживленно зачитывал целые абзацы, тоже якобы случайно попавшиеся на глаза и показавшиеся чем-то интересными.
- На днях герцогиня показывала мне библиотеку и спрашивала, не знаю ли я о предсказаниях Беды Достопочтенного. Я попросил у неё дозволения взять пару книг к себе в комнату и прочел. Предсказания интересные. Особенно одно, которое заставило серьезно задуматься. А вчера из этой книги вы цитировали мне пророчества Мерлина, и все они были на ту же тему.
- Вот как, - отец Мигель быстро захлопнул книгу. – И вы сразу решили, что её светлость строит какие-то планы относительно вас? Странная логика.
- Я не знаю наверняка, но мне так показалось. Оба пророчества о спасении государства, погубленного женщиной. Королевой... Вот и подумалось – чем не Франция? А я ради спасения Франции готов на любые действия. Даже на такие, которые кто-то может посчитать государственной изменой!
Отец Мигель вроде бы испуганно наклонил голову и перекрестился.
- Какие опасные вещи вы говорите, мессир, - пробормотал он, пряча радостное удовлетворение. - Но вижу, что помыслы ваши благородны, поэтому, если хотите, сегодня же узнаю у её светлости, нет ли какого поручения для вас...
Разумеется, поручение нашлось. И очень скоро мадам Иоланда с великим удовольствием убедилась, что выбор сделала правильный, и что Господь послал ей союзника, преданностью и единомыслием превосходящего всех прочих, кроме, разве что, отца Мигеля.
Планы герцогини ошеломили мессира дю Шастель настолько, что, промолчав несколько минут, он не нашел ничего лучше, чем рухнуть перед герцогиней на колени и принести рыцарскую присягу на верность по всей положенной форме.
- Встаньте, - велела растроганная мадам Иоланда. – Я и без этой присяги верю вам, мессир Танги.
И то, что назвали его просто по имени, как равного или как друга, превысило по ценности и дорогой шлем герцога Анжуйского, и любую другую награду, кто бы и в каком размере ее ни посулил.
Уже через неделю после разговора с мадам Иоландой, пока граф Арманьякский все еще убеждал герцога Анжуйского в необходимости немедленного возмездия подлому Бургундскому убийце, мессир дю Шастель срочно отбыл в Пуатье, где принялся вербовать своих бывших сослуживцев для службы принцу Шарлю.
- Не беспокойтесь, ваша светлость, - заверял Танги герцогиню перед отъездом, - я сумею их убедить. Большинство и без меня давно считают, что у его величества нет другого сына, о котором можно было бы уверенно сказать, что он законный. А другие просто еще не задумывались...
Герцогиня с легкой душой проводила своего рыцаря долгим взглядом из окна замка. Потом сама стала готовиться к отъезду. В Париж засобирался, наконец, возмущенный граф Бернар, которому удалось втолковать, что процесс против герцога Бургундского уже выдохся без поддержки церкви и именитого дворянства, а открытое выступление против него захлебнется из-за вялости сторонников Орлеанского дома и разброда между ними. Зато, если в момент королевского прощения он – граф д'Арманьяк – будет стоять рядом с троном, это значительно повысит авторитет его партии, да и Бургундцу покажет, что не так уж и просто для него все тут сложится.
Мадам Иоланде пришлось угробить уйму времени и проявить чудеса изобретательности, чтобы граф думал будто дошел до всего своим умом. Но во избежание непредвиденных случайностей было решено, что вместе с ним в Париж отправится и герцогская чета.
- Мы не имеем права оставаться в стороне, - торжественно заявил Луи Анжуйский. – Бургундец делает ставку на англичан, а те - рано или поздно - обязательно предъявят свои права на Аквитанию и на Анжу, что означает неизбежную войну…
- И это, несомненно, сильно нас беспокоит, - с улыбкой подхватила мадам Иоланда. – Поэтому не сомневайтесь, граф, все наши интересы и убеждения целиком совпадают с вашими. И как бы ни складывалась ситуация сейчас - да и потом тоже - всегда верьте, что даже в самом безнадежном проигрыше заложена крупица грядущей победы.
* * *
«И все-таки - что за интерес у Мигеля в Домреми?».
В который уже раз герцогиня Анжуйская задавалась этим вопросом, но ответа так и не находила. Даже самого невероятного.
Может, он влюбился в эту мадам Вутон?
Нет, это смешно…. Мигель – францисканец. Для него любовь – недопустимая роскошь. К тому же он - ученик отца Телло. А Любовь, которой учил слепой пророк, с телесными утехами ничего общего не имеет, так что свидания Мигелю не требовались. И ничего похожего на влюбленность мадам Иоланда в поведении своего духовника никогда не замечала!
Хотя…
Карету тряхнуло, словно кто-то невидимый захотел встряхнуть и перепутанные мысли герцогини. И на поверхность тут же всплыло одно странное воспоминание последних дней…
Это случилось, когда от епископа Лангрского пришло письмо с тревожным сообщением о том, что Томас Ланкастерский, герцог Кларенс намерен в ближайшем будущем высадиться где-то в районе Контантене и идти на Блуа. Графство Пуатье находилось в опасной близости, поэтому, естественно, мадам Иоланда обеспокоилась. Велев снаряжать в дорогу гонца, она вызвала секретаря и продиктовала два письма: одно мессиру дю Шастель с требованием немедленно перевезти маленького Шарля в Париж, а другое – королю, с просьбой о приватной аудиенции.
Вечером того же дня, исповедуясь духовнику, герцогиня сказала, что в тайнах больше нет смысла и следует, как можно скорее, добиться у его величества согласия на брак Шарля с её дочерью Мари. А потом она заберет принца с собой, чтобы самостоятельно воспитывать его за надежными стенами Анжера.
Обычно Мигель никогда не возражал ее светлости, особенно в том, что касалось дел света и жизни королевского двора. Но в тот раз он как-то смутился, замялся и, после удивленного вопроса мадам Иоланды: «В чем дело, Мигель?», забормотал что-то о том, что пути Господни неисповедимы, и, возможно, они где-то отклонились от его замысла. И вообще, может, не стоит пока торопиться?
Изумлению герцогини не было предела.
Она потребовала объяснений, и отец Мигель, явно перебарывая себя и запинаясь чуть не на каждом слове, сказал, что за последние два года знаки Господней немилости видятся ему повсюду.
- Сами посудите, ваша светлость, не успели на Пизанском соборе избрать папой его сиятельство монсеньора Филаргоса, которого вы поддерживали, как через десять месяцев он умирает от непонятной болезни! Еще через год его величество отдает полный контроль над Парижем герцогу Бургундскому, и граф Арманьякский, которого вы тоже поддерживали, вынужден со своими сторонниками осаждать Париж, словно вражескую крепость, чем полностью развязывает Бургундцу руки. Тот делает вид, что ничего другого ему не остается и обращается за помощью к англичанам. Совместными усилиями англо-бургундцы берут штурмом оплот арманьяков крепость Сен-Клу и чувствуют себя полноправными хозяевами!
- Граф сам сглупил! – перебила мадам Иоланда. – Не следовало так явно - на глазах всего двора - презирать королеву, особенно в то время, когда его величество снова проникся к ней добрыми чувствами! Нужно было не нос воротить, а тонко и умело, как это делал герцог Жан, подыграть ей в её якобы величии и контроль над Парижем был бы сейчас в других руках… Впрочем, все поправимо. И как только устроится брак Мари и Шарля, я обязательно этим займусь. Что же касается его святейшества монсеньора Филаргоса, или, точнее, папы Александра Пятого, то за время своего короткого правления он успел сделать почти все из того, ради чего его поддерживали. В том числе и вернуть Франции ее авторитет перед Церковью, едва не подорванный этим дурацким указом о нейтралитете….
- Но я слышал, что его отравили, - заметил отец Мигель. – Говорят, будто Бальдассар Косса нарочно заманил его святейшество в Болонью, где все было заранее подготовлено для злодейства. Будь Господь на нашей стороне, он бы никогда не допустил такого.
- А ты уверен, что правильно понимаешь деяния Господа? - Мадам Иоланда посмотрела своему духовнику в глаза. – Бальдассар Косса ныне именуется папой Иоанном Двадцать Третьим и вполне последовательно продолжает дела своего предшественника.
Глаза отца Мигеля округлились.
- Так это...
- Нет! – Герцогиня предостерегающе подняла руку. – Я к этому непричастна. Но пока дела антипап не вредят нашему делу, какая в принципе разница, кто занимает святейший престол - Александр или Иоанн? Главное что почва уже подготовлена, и в нужный момент церковь признает Лотарингскую Деву, как чудо Господнее. А больше нам и не требуется. Но с тобой я соглашусь в одном, – продолжила она более мягким тоном, так как заметила, что собеседник совсем пал духом. - Англичане снова недопустимо нагло защелкали зубами, предвкушая те жирные куски, которые обязательно подбросит им Жан Бургундский. Поэтому сегодня как никогда надо быть решительными и сплоченными. А ты… ты, на которого я всегда могла положиться, именно теперь заявляешь, что не уверен в нашей правоте и во всем видишь только знаки того, что Господь от нас отвернулся! Или ты устал, или что-то не договариваешь, Мигель.
В исповедальне повисло молчание.
В какой-то момент монах поднял глаза, и мадам Иоланде показалось, что сейчас он скажет ей что-то особенно важное – последний аргумент в защиту своих сомнений. Но отец Мигель только покачал головой.
- Не мне отступаться от вас, мадам. Слуги более преданного у вас не было и не будет. Я только хотел напомнить, что шепот Бога слышится иногда сквозь мирские бури, но его легко спутать с голосом искушения…
- Путают слабые и корыстные. А мои устремления ты знаешь.
- Потому я с вами до конца.
Больше, кажется, говорить было не о чем. Исповедь закончилась. Но, уходя, мадам Иоланда все же не удержалась:
- А ведь ты хотел мне еще что-то сказать, не так ли?
Отец Мигель медленно покачал из стороны в сторону низко опущенной головой, и снова показалось, что монах борется сам с собой или с искушением – сказать или не сказать?
- Нет, - выговорил он, наконец.
И повторил, тверже и громче:
- Нет, ничего.
«А ведь хотел! Определенно, хотел!», - стукнула рукой об руку мадам Иоланда, вспомнив про этот разговор. – И как я сразу не догадалась! Мигель знает еще что-то, и это «что-то» связано с Домреми! Видимо, там произошло какое-то событие, и он снова воспринял его, как знак Божьей немилости. Но силы небесные, что могло случиться в захудалой деревушке?! И почему он мне сразу об этом не сказал?».
Герцогиня очередной раз выглянула в окно, и лицо ее озарилось радостной улыбкой. Наконец-то - Анжер!
«Ну держись, Мигель! – решительно прошептала она. - Сейчас ты расскажешь мне все!
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/10/01/1367