Я этот небесный
квадрат не покину -
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг
защищает мне спину,
А значит - и шансы равны.
Владимир Высоцкий
- Когда я погибну, - сказал как-то Вадимка. - Я попаду в рай для
пилота. Там будет синее небо, и там будет пахнуть бензином.
Вадим не был фаталистом. Просто немец не смог нахрапом пройти по нашей
родной земле кованым сапогом, и война приняла затяжной характер. И мы
все понимали, что шансов дойти до Берлина, именно у нас практически
нет. Но надежда, на то и надежда, чтобы надеяться. И у войны тоже
бывает рутина, и хотя редкий день проходил без вылетов, но настоящие
бои случались редко, где-то раз-два в неделю. Но зато метко. Когда
ревела сирена, когда враг на подлете и когда мы взлетали, знали -
скорее всего, кто-то из нас не сможет посадить свой самолет. Никогда.
Вдумайтесь в это слово «никогда». Никогда - это значит, дети будут
расти без отца. Никогда - это значит, что жены не дождутся своих
мужей. Никогда - это значит, кто-то - например, Вадим, - не узнает,
каким сладким, горячим и влажным бывает девичий поцелуй.
Мы возвращались победителями, один был сбит, а второй дал такого
стрекача, что только его и видели. Я любил быть в паре с Вадимом -
вихрастый, улыбающийся, юморной на земле, в воздухе он был собранным
и, не по-юношески, серьезным. И я, да что там я, все считали, что если
Вадим - ведомый, значит, можно забыть про тыл; значит, что Вадим не
подведет.
Мы уже подлетали к аэродрому, и я заметил, обернувшись, что ястребок
Вадима подозрительно клевал носом и, то и дело, кашлял. Я связался с
Вадимом, и тот сообщил, что машина еле слушается, и что он слегка
ранен. Я заложил вираж перед аэродромом и пошел на второй круг,
пропустив Вадима, чтоб тот смог посадить самолет первым. Вадимка с
трудом сел, заглушил машину и умер.
Шел декабрь 1943 года, и прошел уже почти месяц после смерти друга, а
я все равно, каждый день приходил на его могилу. Было ветрено, и я
курил в кулак. Земля, израненная и нагая, молила о снеге, но снега еще
не было. Я стоял перед могилой и плакал без слез. Я навсегда выплакал
все слезы в самом начале войны, и поэтому так и не смог оплакать
своего друга по-человечески. Я стоял и думал...
А назавтра пошел снег, и случился бой.
Враг был как на ладони, снизу было белым бело, и виднелась только
одинокая черная точка. Это и был противник. Я шел сверху чуть носом,
чтобы видеть врага, и искал удобный момент для сближения. И этот
момент настал; я перешел в пике, набирая скорость. Немец заметил меня
и попытался заложить правый вираж, но я разгадал маневр и, идя
накоротке, нажал гашетку. Моя пушка вспорола левое крыло врага,
вспыхнул двигатель, и черный самолет, словно задумавшись, клюнул и
перешел в неторопливый штопор. Запахло гарью, и я повернул и посмотрел
вниз, словно прощаясь с поверженным противником. Я уже не слышал
взрыва, но ярко и отчетливо почувствовал, что закончилась еще одна
чья-то жизнь. Что ж - либо он, либо я. Сегодня - я.
И тут я совершил непростительную ошибку. Я шел на высоте около тысячи
метров над морем и любовался первым снегом, позабыв о том, что я тоже
могу быть для кого-то хорошей мишенью. Мессершмит, словно коршун,
спикировал, плюясь огненной слюной, и прилип ко мне. Я ушел влево по
большой дуге, но он не отставал. Я вниз, он - вниз, я вправо, и он -
вправо. Я просто спиной чувствовал, что он уже давит гашетку, остаются
какие-то миллиметры, и пули, словно горох, начнут стучать по фюзеляжу,
не оставляя для меня никаких шансов.
И тут заговорила рация.
- Леха, вправо! Держись, он у меня на хвосте, - сказал Вадим, и я даже
не успел удивиться.
- Я пытаюсь, но он прилип как банный лист, - ответил я.
- Ничего, держись, я мигом, - сказал Вадим, и я понял, что он начал
огонь. - Врешь, зараза, не уйдешь!
Я обернулся. Мессершмит натужно заскрипел и потом, словно оборвалась
невидимая струна, отклонился и ушел в такое пике, из которого уже не
возвращаются. Я огляделся вокруг, но Вадима не было.
- Леха! Там пахнет бензином! - и рация смолкла.
Я приземлился, заглушил самолет, и механик, обняв меня, сказал:
- Ну, ты и везунчик! Что случилось? Почему он вдруг упал?!
Я посмотрел на синее небо и не ответил.
Ницше Наоборот