Радзинскому Эдварду (Михаил Анохин) / Проза.ру

Когда-то я, очарованный Вашими монологами по "ТВ" решился написать письмо и начал его так: "Демиургу истории..." Потом вспомнил о Пикуле и, зачеркнув только что написанное, начертал:
«Драматургу истории». Но и это меня не устроило, и я написал так:
"Драматургу минувшей истории". Хотя и это глупо, потому что история это и есть то, что минуло, ушло. От неё сохранились тексты, черепки и черепа и мы их интерпретаторы.

Впрочем, ни чего я тогда не написал, а если и что написал, то все выкинул, поскольку все "начала" определяют наши "концы". Я устыдился пафоса "начал" и, следовательно, пошлятины неизбежного окончания.

После того, как прочитал Вашего "Потаенного Бамарше", именно после, я хочу, сударь подчеркнуть именно это, хотя Вы и намекали на то, что нынешняя история сочинена Вами, так вот после я ощутил тот зуд крови... ( не точно!) зуд мысли, зуд чувства, если только чувства могут зудеть как подживающая рана, настоятельную потребность написать Вам письмо.
Я еще не знаю, отправлю его Вам или нет, ведь я не знаю Вашего подлинного адреса, а послать наугад, так слишком много любопытных глаз. Но самое главное, если бы я писал письмо, то, наверное, много чего не сказал бы.
Например, то, что Вы - лжец. Согласитесь для первой реплики - это сильное заявление и его нужно как-то обосновать. Так вот в обоснование этой реплики я скажу, что только то и убедительно то и достоверно, что ложно! По себе сужу, ведь я поверил во все, что Вы написали о Бомарше.

С этого, то есть с прочитанного мной Вашего, наверное, романа, (сценария), иного Бомарше для меня не существует! А написано слишком достоверно, чтобы быть правдой. Вы обокрали меня! Обузили историю Бомарше до одной версии!
В жизни всегда есть место для потаенных уголков, о которых не догадываются самые, что ни на есть проницательные умы, даже такие как Ваш. Я восхищен и похищен Вами, как ловко, как изячно, как очаровательно Вы сплели ткань интриги, сколько собственных, надо полагать выстраданных, слов вложили в уста героев этой исторической пьесы.
Тут нужно выкрикнуть
- Браво!
И вот после всего этого, как мне не обратиться к Вам с обращением - Драматургу - и добавить – прошедшей истории? Но я был бы слишком глуп, а кто хочет быть глупым хотя бы отчасти?

Так вот я понял, что Вы смертельно, именно смертельно завидуете Бомарше! Пусть придуманного Вами, но ведь и тут, Вы со мной согласитесь, обманывать можно только публику, самому же, только обманываться.

Вы - гений, да, да! Но ведь это еще ничего не значит. Не значит в том смысле, что гений чаще всего не действенен в жизни, а значит, предназначен для самообмана. Тут бы я мог привести массу цитат, но Вы их знаете и потому, я опускаю эти подпорки, эти театральные ухищрения в которых Вы, не превзойденный дока. Мне они не нужны и к тому же, смею надеяться, мы понимаем друг друга с полуслова.

Вы любите себя, да и как не любить, когда приходят сами собой такие фразы, от которых замирает сердце – неужто, это я написал? Хотел привести цитату, но подумал, что Ваша память услужлива, как Фигаро Бомарше, к месту и ко времени подскажет, так что незачем обременять текст тем, что Вам известно.

Неверно сказано - то, что Вам лестно! Вы срываете овации, Вами бредят и как тут остаться на позиции нормального человека, любящего лесть? Нет! Все это у Вас огромно, демонически мощно и что Вам слава людская, когда и денег достаточно?

Я слишком нетерпелив, чтобы писать обдуманно, но Вы открыли мне глаза и теперь, когда у меня глаза открыты, не зачем вилять, как бы сказал все тот же Фигаро, которым Вы меня заразили, задом. Впрочем, в некоторых местах это поощряется. Судя по всему, Вы не чураетесь этих мест, как истинный либерал.

Я не люблю либералов, должен сказать это сразу во избежание последующих недоразумений, еще больше не люблю власть, и чем она сильнее и прочнее, тем больше моя нелюбовь к ней.
Вот скажите, пожалуйста, почему у либералов такая неистребимая тяга к тухлятине? Впрочем, я не настаиваю.
Кто я такой? Если бы я точно знал ответ! Все дело в том, что мне неизвестно, кто я. Когда-то я думал, и на это были основания, что я - человек улицы и площадей, но вскоре понял, что меня оглушают площади и я ушел с них. Мне тошно стало от улиц с их беспросветной нищетой, с их заискиванием перед сильными мира сего, с их подлостью и готовностью к предательству.

Я хотел представиться Вам, как "человек подполья", но во мне нет той всесокрушающей смелости, которая так характерна для таких людей. Я хотел бы "разрушить и опрокинуть", но не все и не до конца. Выходит, я робок и оглядчив не только в действии, но и в мыслях. Наверное, это от того, что я "выкидыш" сталинской эпохи, отравленный страхом и не поборовший в себе этот страх, чудом выживший. От этого у меня "другое зрение" и "другая мера вещей". Я сознаю, что это юродство видеть не то, что должно видеть, но ни чего с собой не могу поделать.

Согласитесь, что такое зрение не исправишь очками, с ним рождаются и умирают. Я нетерпелив, еще не дочитал до конца, а уже смею рассуждать, но я это смел делать еще до того, как стал читать! Еще тогда, когда Вы в первый раз своим театрально поставленным голосом... нет, не так! Своим голосом прорицателя, оракула стали мне вещать с экрана такое, о чем я даже не догадывался. И тогда, сразу я стал Вам возражать, потому что…

Вы очень правдиво рассказывали, а у меня недоверие к искренней правдивости. Но это сильно сказано – возражать! Возражают, всегда приводя какие-то факты. По крайней мере, так принято, а я возражал Вам из глубин своей души и не потому что "не верю", а именно потому, что поверил!

Вот тогда пришло мне в голову назвать Вас Демиургом истории. Ненадолго, ведь я тогда еще не писал писем гениям, не выхватывал мысли из потока сознания и не облекал в слова. Они приходили и уходили, как приходят люди в гостиницу, оставляя после себя потертые ковры и грязное белье. Они старили меня. И вот я решился удержать посетителей и начал описывать их. Как я уже сказал - я назвал Вас демиургом и забыл вскоре об этом. Где-то обмолвился, меня поправили: "Вы хотели сказать, что Радзинский драматург?" Но и поправившего меня, поправили: "Ну что Вы, он историк и притом очень оригинальный. Эта историческая традиция идет от Костомарова".

Они были умные, поправившие меня, один преподаватель истории, другая - преподаватель литературы, мне пришлось достать и прочитать Костомарова. Я долго, плевался на свою историю, ведь я тогда думал, что нет ни чего истиннее, чем история. Сейчас у меня противоположное мнение - нет ни чего вымышленнее, чем история.
И тогда я назвал Вас драматургом прошлого. Назвал и успокоился. Это очень важно назвать! И вот Ваш Бомарше... И я подумал, что Вы хотите переплюнуть его и долго, очень долго, из-за гроба, смеяться над одураченными Вами людьми. И знаете, у Вас это получится. Уже получилось!
2005 год. Прокопьевск