Супружеская верность в пельменном эквиваленте.
-Такой анекдот сегодня услышала, так долго смеялась, Дашка, слушай:
«Приходят в дом гости, а мужик их встречает в одних трусах. Жена укоряет мужа. Чего, мол, сдурел совсем, в таком виде гостей встречать удумал. А муж похлопал себя по бокам и отвечает:
-Пущай, значит, гости посмотрят на мои мослы, пусть все увидят, как ты меня кормишь.
-Ну тогда ты и трусы сымай, пусть люди глядят, за что тебя кормить».
-Хех, жизненный анекдот, аж слезу прошибает.
-Да ты что, Дашка, помрачнела никак? Это ж анекдот…
-Анекдот-то –анекдот, да такие анекдоты ведь каждый день у меня по комнате в трусах ходят.
-Ой, Дашка, не ври, твой-то поесть горазд, и брюшко воно какое над поясом водружается… Справнее вряд ли сыщешь во всей деревне.
-Да в том-то и дело, что аппетитом господь не обидел, но вот… как бы тебе сказать… на ласки он скуп больно…, а душа – она ж просит…, и тело стонет…
-Не любит тебя что ль?
-Любить вроде любит, да вот страсти в ём нету, огонька что ли… Иногда хочется, чтобы ухватил ручищами, да так по-мужски прижал к груди…. Чтобы дух захватило и сердечко затрепеталось, как птаха в клети.
-У-у-у ты про что… Да где ж сейчас такого мужика сыщешь? Они ж всё больше поесть и на диван кверху брюхом. Твой ещё хорошо, к бутыли не пристрастен, почитай за счастье. Я трёх мужей сменила – и все до водки охочи были. Да, Дашка, понимаю я тебя, ты ж ещё баба молода, четвёртый десяток всего разменяла, а уж без любви-то…. Худо… Жизнь тускнеет, знаю. А может, найдёшь себе кого? Так только, чтобы прижимал иногда…
-Что ты! Что ты, Матрёна! Окстись! Я сгоряча как-то заикнулась мужу об этом. Он сказал, что это чистой воды предательство и прощению не надлежит. Пыталась я намекнуть, что мало мне его любви, значит, два раза за месяц, и что уловить её, горемычную-мимолётную, не успеваю совсем, не то чтобы прочувствовать. Как ветер пролетит, окаянная, то ли была- то ли не было её вовсе. А муж сказал, что мы семья и значит упрятать надо подальше вожделения свои, терпеть надо, коли не хватает. Ему, мол, всё хватает и всё устраивает. А я, значит, неправильная какая-то. А в те редкие минуты всегда спрашивает, хорошо ли мне с ним? Что отвечать? Конечно, хорошо, без вранья. А он не понимает, что тогда мне ещё надобно… Как ему втолковать – не знаю.
-Ээээ, Дашка, не так с ими говорить надо. Они ж язык брюха только понимают. С ими ж кулинарией надо справляться.
-Да вроде вкусно готовлю, знаю, что поесть любит. Я ему и первое, значит, и второе, третье, и компот, как говорится…
-Нет, Дашка, не так надо, дам я тебе рецептик один, запоминай.
-Ага, Матрёнушка, я вся внимание.
-Скажи мне Дашка, что твой мужик больше всего поесть любит?
-Знамо дело, пельмешки домашние со сметанкою, холодец ещё уважает, гренки…
-Стоп-стоп, давай на этом и остановимся, а то в животе заурчало. Значит так: сделай ему завтра ровно один пельмешек, вкусный, как умеешь, и намажь его сметанкой погуще. И подай мужу на обед. А сама спроси: «Вкусно ли?»
-Знамо дело, ответит, что вкусно, очень он их уважает.
-Вот и хорошо, вот и ладненько.
-Что ладненько? А потом чашку нести? Холодец? Гренки?
-Эх, Дашка, не поняла урока. Нет, в том-то и дело, что всё. За ложкой холодца, скажи, пусть приходит через две недели. А за половинкой гренки – в следующем месяце.
-Да ты что, Матрён, он же голодный останется, будет ещё просить…
-А ты скажи, что сама сытая и больше есть не хочешь, зачем тебе готовить ещё?
-Да он… да он… ругаться станет, еду требовать…
-Хм… неправильный он какой. А ты спокойненько так скажи, что, мол, вкусно же было, чего ещё надо?
-Ой, Матрён, ты моего не знаешь. Он же в столовую побежит или в ту новую забегаловку, что у рынка построили, он без еды не может.
-А ты, Дашка, не зевай. Не премини высказать, что вы семья и негоже предательством заниматься, из семьи по забегаловкам шастать. Пусть упрячет вожделения свои и терпит до следующей недели…
Через две недели слегка осунувшегося и постройневшего Петра Ильича заметили в странном расположении духа и с букетом полевых ромашек. Он, мурлыкая под нос какую-то песенку, шагал по направлению к дому. Румяная и похорошевшая Даша, засучив рукава, месила пышное тесто.