Последний вальс
Мысль все еще была в состоянии прикармливать собственного Мозга. Быстрая, подвижная, свежая она просыпалась первой, всматривалась в наступающий день и стремительно вбегала в него как продолжение вчерашнего или как некое новое начало. Мысль всегда была оригинальной и точной. Мозг принимал ее жадно, передвигал информацию дальше, связывал память с новыми ассоциациями, идеи связывал с деятельностью.
Мысль, всегда веселая и непринужденная, бегала и создавала приподнятое оптимистическое настроение. Каждый кто прикасался к ней прилипал плотно и начинал трепетать в синхроне, потому что было приятно идти рядом с одной такой благонамереннной, располагающей к себе, привлекательной, симпатичной Мыслью.
Жили они хорошо. И происходили одни только великие дела. Детишки их разбегались быстро по всему миру. Неповторимые и такие значимые! Сразу узнавали их и каждому хотелось прикоснуться, обнять их, порадоваться вместе с ними. Некоторые люди усыновляли их, но это были почтенные люди и почти всегда указывали кто их родители, ставили в кавычки, даже украшали цитаты красивой рамочкой. Получалось что-то подобное гобелену, как красивая картина или как уникальный дизайн какой-то машинной части, как чудо, сотворенное природой.
Каждое утро Дама приятно удивляла Господина, преподносила ему сюрпризы и он проглатывал ее жадно. Выпивал ее до конца. Он был в состояние нести и тяжелые думы, которые приходили в мрачных и тягостных днях, и рациональные, которые требовали быстрого реагирования, и фривольно шутливые, которые чуть-чуть касались его поверхности. Господин Мозг гордился, что у него есть такая Мысль.
Однажды однако у него появилась ревность и он начал прикидывать свою Мысль. Оставлял ее тонуть в его складках, оставлял ее скитаться в его извилинах, не находя правильного решения. Иногда даже открывал ей широкие коридоры, как бы оказать услугу, пусть бежит, нетерпеливая и быстрая, к навстречному берегу. А потом, когда она не успевала подпрыгнуть и падала в бездну, Мозг сжимал ее как губку, придавливал ее дыхание, прекращал каждый помысел о жизни. Провислая безнадёжно на грани пропасти, она медленно и мучительно умирала. Погасла надежда, что кто-то увидеть ее в этой темноте, подаст ей руку и вытащит на белый свет. Ужасная ревность мучила Господина. В вспышке гнева, он прерывал Мысль, не давал ей развиваться, уменьшал ее до неузнаваемости.
А была Мысль все еще красивой, прелестной. У нее были крылья полета. Мозг ограничил и эту возможность. Возгордился, что ли, стал закостеневшим, рутинным. Но это не сразу почувствовалось. Лишь когда начали вторгаться чужие мысли, сначала боязливо, а впоследствии грубо, нагло и дерзко, все поняли случившееся. Барышни вели себя вульгарно, гуляли и ругались по мужски. У них даже не было идеи, нечем обмениваться, приходили в тряпочках. Забивали острые каблуки своего самочувствия на неподходяще - болезненных местах. Танцевали по нервам Господина и Мозг совсем не успевал овладеть этим тяжелым, затруднительным положением. Ничего доброго не принесло это незаконное сожительство.
Некоторые из барышень оставались ночевать и тогда в тишине было слышно, как они хихикают, и все вместе насилуют Мозг.
Другие как дикие ведьмы бесновались и оставались следы буйства, разрушения, большого количества энергийного и словесного мусора.
Появились и воры, которые шарили везде, грубо рылись и выносили все ценное.
Мозг начал чахнуть. Все эти опошляющие нашествия отнимали жизненность. Господин похож был уже на изветшалого, истрёпанного, запальчивого старика. И только иногда, когда Мысль просыпалась и выползала с последними усилиями на поверхность, все так же по прежнему красивой и оригинальной, уставшей однако в борьбе за свое существование, только тогда Мозг оживлялся. В него вливались потоком вспоминания от прежней славы, но не было о чем упираться. Трость был нужен, палка какая-та, что бы подхватить Мысль как прежде, и хотя не с прежним темпом, но все таки вместе, войти в ритме, потанцевать, был бы это и последний вальс в их общей совместной жизни.
автор: Магдалена Манчева